«И сочтоша во всех полках 150 тысяч»: Сколько воинов не было в армии Ивана Грозного под Казанью в 1552 году? - Никита Васильевич Белов

ее в (50.000, а «Казанская история» без малого в 160.000 бойцов, часть которых составили гарнизон крепости, часть — находившуюся вне города полевую армию[54]. Из-за отсутствия других источников (к примеру, утраченных казанских летописей и бумаг ханского архива) эти, безусловно, фантастические числа, не требующие, кажется, специального комментария, все же проникли в серьёзные научные труды, простой перечень которых занял бы слишком много места[55]. Реальность была гораздо скромнее. Мы вправе так утверждать, обратившись к новейшим научным разысканиям и отрывочным сведениям заслуживающих доверие источников.

Начать следует с того, что современные историки оценивают общее число вооружённых сил ханской Казани в 20.000–30.000 при боевом «ядре» в 5.000–10.000 воинов[56]. Цифры, конечно, если и не завышены, то доведены до предела — показателя идеального, а потому едва ли достижимого на практике.

Рис. 7. Осада Казани армией Ивана IV. «История о Казанском царстве», лицевой список середины XVII в. (БАН. П. I. А 17. Л. 153 об.)

Отдельные боевые акции казанцев также не отличались большим размахом. В набегах на восточные окраины России в 1530–40-х гг. принимали участие сотни, в лучшем случае считанные тысячи татар[57]. Другой показательный пример: в апреле 1545 г. разгром небольшого, до тысячи человек, отряда воинов ханского «двора» буквально парализовал всю татарскую оборону, позволив довольно-таки скромной, как тогда говаривали — «легкой», армии князя С. И. Микулинского не только пройти без боев в самое сердце Казанского ханства, но и разорить окрестности самой Казани[58].

Не будем гадать, сколько воинов мог собрать противник Ивана Грозного, хан Ядгар-Мухаммед, для обороны своей столицы. Ясно лишь, что он оперировал тысячами, но уж точно не десятками тысяч. Нарративные источники русского (да и, вообще-то, любого другого) происхождения склонны систематически завышать число разнородных степных противников. Согласно их логике, закованным в «твердые пансыри и в доспехи» витязям под христианскими хоругвями приходилось сражаться а ордами «безбожных» «варваров-агарян». Так вот, эта логика не работает в тех сочинениях, что повествуют о «Казанском взятии». И Андрей Курбский, и анонимный создатель «Казанской истории» подчеркивают, что в 1552 г. татары оказались в меньшинстве. Их было в два, по Курбскому, или же почти в четыре, согласно автору «Истории», раза меньше, чем ратников царя Ивана IV Переводя эти числа из литературной плоскости в плоскость реальную, выходит, что в двух источниках говорится о, примерно, 10.000–20.000 казанцев[59]. Расчёт в высшей степени умозрительный. Однако же сравним его с другими случаями из военной истории Восточной Европы. Например, с числом защитников русского города Пскова от войск польско-литовского короля Стефана Батория в 1581–1582 гг.: 6.000 «комбатантов» и 6.000–9.000 взрослого мужского населения, всего — до 12.000–15.000 способных держать оружие[60]. И это в 20-тысячном Пскове (площадью 160–230 га) с многочисленными пригородами и довольно-таки густо заселённой сельской округи[61]. В Казани же к середине XVI в. на 70 га земли проживало порядка 12.000–15.000 человек[62]. В таких условиях даже при тотальной мобилизации всех мужчин из числа горожан и окрестных поселян псковский показатель если и был достигнут, то с большим скипом…

Что же в итоге? Максимальные, «потолочные» значения, выводимые для армии Ивана IV на основе документов более позднего периода, не превышают 45.000–50.000 ратников. Размер татарского войска не поддаётся даже таким подсчетам, однако же не может быть более 20.000 бойцов.

Данные показатели ни в коем случае не должны считаться малыми, незначительными. Они нисколько не умаляют масштаб «Казанского взятия». Ведь в XVI столетии подлинно великие сражения совершались силами, по нашим меркам, весьма скромными. В осознании и принятии этого факта как раз таки и лежит принцип историзма, должный быть надежной основой любого исторического исследования.

Вместо заключения.

Две твердыни, два государя, одна победа

В конце нашего очерка стоит поведать об одном занимательном сюжете из области компаративной, или сравнительной, истории.

Сюжет это, был обойден вниманием знатоков Казанской войны, так как не относился к ней напрямую. Тем не менее, его польза для изучения одной из крупнейших военных акций времени Ивана IV представляется очевидной. Он позволит не только подвести более твердую почву под наши вычисления, но и поместить их в широкий контекст европейских «глобальных» войн XVI в.

Мы прервали свое повествование на том моменте, когда царь Иван под звон колоколов выступил из Москвы. Его путь лежал на восток. Русским войскам под началом многоопытных воевод и ведомым в бой самим государем предстояло нанести решающий удар по ханской Казани. То были первые числа июля. Ровно через три месяца, в октября 1552 г., опаленная пламенем, избитая пушквми и завитая кровью Казань пала к ногам Ивана IV.

В середине октября Иван Васильевич покинул «очищенный» от мусульман, а потому сильно запустевший город, и с победой возвращался в Москву.

Тем временем, в трёх тысячах километров к западу, на другом конце Европы, в землях Лотарингии, другой монарх, 52-летний император Карл V Габсбург, правитель величайшей державы своего времени, стоя во главе немецкой армии, продвигался к крепости Мец. Не так давно этот город, долгие века входивший в состав германской империи, оказался в руках французского короля Генриха II из династии Валуа. Святым долгом Карла V было отбить Мец[63].

В поход к Мецу император снарядил громадное войско. Историки сходятся во мнении: армии, подобной той, что оказалась у Карла V, не было в Европе со времён падения Древнего Рима. Такую военную силу, как видно, более не смог собрать на отдельно взятом участке «фронта» ни один европейский государь XVI в.[64]

Сколько солдат имел под рукой Карл V? По счастью, Мецская кампания прекрасно документирована. Но даже при таком благоприятном раскладе исследователи расходятся в оценках численности имперских войск. Немецкий автор Й. Гриссдорф полагал армию Карла V чуть более чем в 50.000, вместе с союзными силами маркграфа Альбрехта — около 75.000 человек[65]. Учёный опирался прежде всего на нарративные источники, а потому его данные стоит признать завышенными. Другой историк, бельгиец А. Хенн, со ссылкой на письмо Франциско де Эразо (секретаря императора, протеже всесильного временщика Руя Гомеса и друга командующего Мецским походом герцога Альбы)[66], посланное из-под Меца 16 ноября сыну и наследнику Карла V, принцу Филиппу[67], писал о 50.000–60.000 объединённой имперской армии[68]. Наконец, французский архивист Г. Зеллер (коллега Л. Февра и его преемник на профессорской кафедре в Страсбурге), с опорой на максимально широкий круг письменных свидетельств, пришёл к выводу