Рич & Бьюти. История мира в 9 найт-клабах - Илья Стогоff

Собственно в США дело обстояло точно так же. Единственное отличие: в перерывах между канализационными потоками новостей тут иногда передавали еще и музыку. И вопрос, в который лбом упирался каждый радиовещатель, состоял тогда в том, где, черт возьми, эту музыку брать? Сами музыкальные произведения законом в те годы не охранялись, но вот за соблюдением прав исполнителей очень жестко следили музыкальные профсоюзы, часто связанные с мафией. Поставил в эфир не ту композицию, и не удивляйся, если к утру у тебя вдруг оказались секатором отрезаны все пальцы на ногах.

Какое-то время радиовещатели и музыканты сошлись на том, что станции станут приглашать оркестры, и те станут шпарить свои пьесы в эфир прямо живьем. Но, как вы понимаете, затея была дико дорогая и технически сложная. По карману она была только гигантским радиосетям, типа NBC. Нужно было заплатить музыкантам за выступление, привезти их всех на студию, обеспечить инструментами, а те потом еще и станут фальшивить или закашляются перед микрофоном. Так что мелкие станции сразу приспособились ставить в эфир пластинки. При этом, делая вид, будто у них играет самый что ни на есть оркестр. Назывались такие шоу что-нибудь вроде «Представьте, будто вы на танцах». А выглядело, как сумасшедший дом. Ведущий сидел в студии в полном одиночестве и общался с проигрывателем:

— Ну что, парни, не устали? Сыграете нам еще пару композиций? Что? Не слышу? А-а! Вы согласны? Тогда за дело! Итак, следующий номер нашего шоу. . .

При взгляде на эту убогую картинку вряд ли кто-нибудь догадался бы, что именно так и куется прекрасное будущее шоу-бизнеса. Какими бы крутыми ни были пионеры джаза, послушать их прежде могли лишь те, кто купил билет в принадлежащий мафии клуб и смог хоть что-то расслышать сквозь стоящий там гвалт. Но теперь составить мнение о самых свежих музыкальных веяниях могли не отдельные ценители, а многомиллионная аудитория радиостанций.

Музыкальные продюсеры старались держать руку на пульсе. Прежде музыканты получали основные бабки за игру на концертах и наотрез отказывались записываться. А теперь Дюк Эллингтон позволил вести прямую трансляцию своих концертов прямо из Cotton Club и моментально стал общенациональной легендой. Именно в те годы наиболее толковые продюсеры сообразили: побеждает не тот, кто лучше играет, а тот, кто имеет доступ к медиа. Сперва к радио, а через несколько лет и к телевизору. Если тебя слушают миллионы, то ты победил, даже если играешь полную лажу. И наоборот: если ты отрезан от медиа, то как бы круто ты ни наяривал на своем инструменте, место тебе все равно в андеграунде.

Сегодня золотые денечки радио давно в прошлом. Тягаться с ТВ ему оказалось не по плечу. Однако свою роль создателя небольших музыкальных поветрий радиостанции выполняют и до сих пор. Именно на «Радио Шансон» бандитская романтика получила официальное признание. Именно «Наше Радио» реанимировало давно почивший в бозе русский рок. Именно «Радио Record» создало в русской глубинке повальную моду на техно. А уж такие стили, как хип-хоп или бардовская песня, и существуют-то в наше время только потому, что помереть им не дают профильные радиостанции.

Впрочем, все это будет позже. А пока, в середине 1930-х, газеты писали, что по популярности радио-диджеи почти сравнялись с президентом Соединенных Штатов.

Современный вид музыкальному радио придал легендарный диск-жокей Мартин Блок. На самом деле он не делал ничего особенного: всего лишь менял пластинки с записями танцевальных оркестров, а в паузах между песнями рассказывал анекдоты. Сегодня на такое способен даже студент-практикант, которому поручат создать радио в сибирской глубинке. Но по тем временам эта манера ведения казалась чем-то невиданным. Шоу Блока ежедневно слушало больше четырех миллионов человек. Он хвастался, что может заставить слушателей делать что угодно. Как-то в метель шутки ради Блок бросил клич: «Скупаем холодильники!», и к вечеру их было продано больше трехсот штук.

Ему было достаточно поставить какую-то пластинку несколько раз, и на следующее утро исполнитель просыпался суперзвездой. Многие музыканты оценили потенциал радио уже тогда. Именно с помощью Блока суперзвездой стал молодой белый джазмен Глен Миллер, о котором даже Адольф Гитлер както сказал, что только Миллера, пожалуй, и можно поставить на одну доску с великим композитором Вагнером.

Иногда Миллер играл у Блока. Разумеется, бесплатно. Зато когда потом он играл на танцах, то мог загибать любую цену: звезде его уровня платились любые деньги. Многие звукозаписывающие компании так же бесплатно предоставляли Блоку свои пластинки: он ставил их в эфир и на следующий день весь тираж просто сметали с прилавков. Однако такой сообразительностью отличались не все. Большинство музыкантов объявили радио реальную войну.

К началу Депрессии весь этот цирк с якобы играющими в студии оркестрами сам собой сошел на нет. Стало ясно, что транслировать живую музыку не может позволить себе ни одна станция. И вообще содержать живого исполнителя — очень накладная история. Прежде в кинотеатрах сидел тапер. Теперь фильмы стали звуковыми. Прежде на танцах играли оркестры. Теперь — музыкальные автоматы. Менялась вся структура музыкального бизнеса. Отныне и навсегда основные деньги будут делаться не на выступлениях, а на пластинках. В наступавшем новом мире живой человек был совсем ни к чему.

Музыканты осознали опасность и приготовились дать отпор. Сдаваться без боя они не собирались. За трансляцию музыки станции должны были выплачивать им до $5000 ежемесячно, причем раз в год профсоюз требовал увеличить сумму на треть или даже на половину. Станции пытались объяснять: на дворе Великая Депрессия. Взять такие бабки им просто неоткуда. Профсоюз держал оборону до последнего патрона, но без выплат никаких записей радиостанциям не предоставлял.

В решающую стадию война перешла к самому концу 1930-х. Тогда крупнейший профсоюз музыкантов ASCAP объявил забастовку длиною не хухры-мухры, а ровно в год. На этот срок всем радиостанциям США было запрещено транслировать музыку, права на которую принадлежали профсоюзу. А это была почти вся тогдашняя музыка. И что оставалось делать радиостанциям? Те, кто не хотел закрываться, были вынуждены переходить на джаз.

Нюанс состоял в том, что к неграм все эти профсоюзные штучки никакого отношения не имели. Белые исполнители чувствовали себя вполне в силах качать права и чего-то требовать. А вот негры часто играли свою музыку просто за миску супа. Собственного профсоюза они, разумеется, не имели и чтобы не помереть с голода, хватались за все. Нужно за двадцать баксов продать запись на радио? Не вопрос! Двадцать баксов тоже бабки!

В общем, на весь период забастовки радио стало транслировать исключительно джаз. Белые музыканты остались играть в залах. Там они получали свои пусть небольшие, но твердые гонорары. А джазмены не получали ничего, зато на протяжении года по радио звучали только они. И это принесло им победу.

До этого джаз был в общем-то клубной музыкой. Широкая аудитория очень слабо представляла, что это такое. Зато теперь долгих двенадцать месяцев подряд слушатели могли привыкать к джазу и стараться его полюбить. Потому что иного выхода у них все равно не было. Именно так джаз покорил мир. За это время станции наладили контакты с цветными исполнителями, а журналисты даже выучили, как некоторых из них зовут. С 1942 года в журнале Billboard (главном печатном органе музыкальной индустрии) появился так называемый «хит-парад Гарлема», в который попадали только шлягеры цветных исполнителей. В общем, когда забастовка ASCAP кончилась, иметь дело с профсоюзом станции уже не желали.

Прежде продюсеры видели свою задачу в том, чтобы угадывать, что именно хочет публика, и первыми предложить ей желанное блюдо. И только тут до всех дошло: на самом деле публика не хочет ничего. Ее желания нужно не угадывать, а создавать. Звезды не вспыхивают сами, они ждут, пока их ктонибудь зажжет.

Именно в эпоху джаза и радио продюсеры впервые обкатали модель, которой дальше будут следовать неукоснительно. Именно в тот раз они впервые сами, без посторонней помощи, создали и втерли миллионам покупателей музыкальное направление, на котором дальше можно было стричь бабки в неограниченном количестве.

Глава II: Клуб Small Paradise /Гарлем, Нью-Йорк/

Последнее время его часто видели в этом заведении. Голова опущена на сложенные руки, взгляд давно погас. Редко кто узнавал в этом опустившемся типе вчерашнюю легенду. Между тем этот парень действительно был легендой. Самой что ни на есть настоящей.

О карьере радиодиджея Алан Фрид мечтал еще с довоенных времен. Ему хотелось ставить в эфир модные пластинки и получать за это большие бабки. Он получил хорошее музыкальное образование и считал, что знает в музыке толк. Однако время шло, а хоть как-то проявить себя у Фрида так и не получалось. Чем дальше, тем отчетливее Алан понимал: если кого-то из американских радиодиджеев и можно назвать конченым лузером, так это его. Отработав на радио больше пятнадцати лет, к началу 1950-х он по-прежнему всего лишь гонял унылую классику на богом забытой станции. В неделю ему платили сорок три доллара, — вовсе не бешеные деньги. Два раза Алан просил у начальства прибавки к жалованию, и оба раза ему было отказано.