Рич & Бьюти. История мира в 9 найт-клабах - Илья Стогоff

Гонорар хорошего трубача или пианиста в ту прекрасную эпоху мог составлять девяносто долларов в неделю. При том, что рабочие, которые, стоя у конвейера, собирали автомобили «Форд», никогда не получали больше пятнадцати долларов. Легендарный Луи Армстронг зарабатывал сто двадцать пять, плюс чаевые. Именно в принадлежавших мафии клубах джазовые певицы додумались не стоять на сцене, как чучело, а бродить по залу между столиков. Подвыпившие мафиози совали им в бюстгальтеры мятые купюры. За вечер выходило столько, сколько их бабушки не зарабатывали на плантациях и в течение года.

Сохранить такой уровень заработка можно было только одним способом: никогда, ни с кем, ни при каких обстоятельствах не делиться секретами своего мастерства. Именно поэтому обо всех первых звездах джаза нам сегодня почти ничего не известно. Критики, брызгая слюнями, восторгались Джо Оливером, оркестром Тейта и легендарным Биксом Байдербеком. Но оценить, насколько оправданы все эти восторги, нам сегодня не светит: записей ни от одного из них просто не дошло.

Какое-то время джазмены в общем и не записывались. Однако в 1929-м произошло то, что время от времени с капитализмом происходит: он рухнул. И для музыкантов начались совсем другие времена.

После Первой мировой старый мир рухнул, зато на его месте появилось два совсем новых. Прежняя модель (аристократы, живущие за счет крепостных крестьян) устарела и вызывала лишь брезгливые ухмылки. Прогрессивными считались либо советский коммунизм, либо та штука, которую построили в США.

Жить за счет граждан собственной страны теперь всем казалось полной дикостью. Рабство, которое существовало столько же, сколько существует человечество, было объявлено вне закона. Чернокожие американцы и русские крепостные получили, наконец, свободу, однако самый главный вопрос от этого никуда не делся. Этот вопрос звучал так: кто же все-таки будет работать, пока все мы будем танцевать?

Русские коммунисты предлагали в качестве ответа полную фантастику: работать (считали они) будут машины. Ленин и компания собирались электрифицировать нищую Россию и наизобретать столько умных механизмов, что один инженер играючи справится с работой, которую прежде выполняли сто из кожи вон лезущих бурлаков. Американцы предлагали подход попроще: работать станут в третьем мире. Ну да, это, конечно, не очень справедливо. А если говорить откровенно, то и совсем несправедливо. Но в конце концов, другого-то выхода все равно нет. Кому-то отжигать, комуто вкалывать. Не мы этот мир придумали, не нам его и менять.

На практике американская модель больше всего напоминала финансовую пирамиду. Те, у кого появлялся хотя бы какой-то лишний центик, отправлялись на биржу. Там они покупали акции, и доход с этих акций позволял им больше не работать. Из низшего слоя любой американец мог запросто выскочить в высший. США на глазах превращались в нацию рантье: миллионы людей жили исключительно на доходы с акций. Миллиардер Джон Рокфеллер жаловался, что как-то подошел почистить ботинки к мальчишке со щеткой в чумазых от гуталина руках, и тот поинтересовался, во что уважаемый мистер посоветует ему вкладываться?

Рокфеллеру не нравилась идея, будто он и мальчишка принадлежат к одному и тому же высшему слою. Но именно это и стало называться «Великой Американской Мечтой».

Рост курса акций продолжался почти десятилетие. Это было роскошное время: джаз, красотки, гангстеры в широкополых шляпах. Бедными в Америке остались только самые бестолковые. Но каждая финансовая пирамида рано или поздно рушится. Выплаты по акциям могут продолжаться только до тех пор, пока кто-то покупает все новые и новые бумаги. А как только буратины перестают закапывать на этом поле свои золотые, все тут же рушится.

В октябре 1929-го пузырь лопнул. Акции «Крайслер» упали в цене в двадцать семь раз. Акции «Дженерал Моторс» — в восемьдесят раз. О банкротстве объявил каждый пятый американский банк. Люди, которые еще вчера без тени сомнений смотрели в завтрашний день, теперь выстраивались в очереди за тарелкой бесплатного супа.

Накануне начала кризиса всем казалось, будто джаз вот-вот станет чем-то большим. На самом деле рок-н-ролл мог появиться лет на тридцать раньше, чем появился. Почему нет? Уже тогда имелись безбашенные, пропитанные виски и кокаином музыкальные гении, девушки, готовые метать трусы на сцену, журналы, готовые ставить звезд на обложки, и клубы, готовые предоставлять помещение под самые экстравагантные проекты. Но как-то не получилось. От превращения в ритм-н-блюз довоенную музыку отделял всего один шаг, но этот шаг так и не был сделан.

Джазовый гитарист Дэнни Баркер вспоминал:

— Депрессия стала для джаза катастрофой. На тот момент я работал в Lennox Club. Мой бэнд состоял из десяти музыкантов. Плюс хор из восьми девушек. Плюс четыре официанта, два бармена, два швейцара, вышибала и парень, который бегал для посетителей за бутылкой в соседнюю лавку (мы называли его «виски-бой»). А в зале сидела одна компания за вечер. От силы две. Каждый вечер мы вываливали всю выручку на стол и поровну делили между собой. Иногда выходило по семьдесят центов на человека.

Музыкальный бизнес — развлечение для богатых обществ. А американское общество вдруг стало очень-очень бедным. Вчерашние звезды танцклубов вынуждены были теперь играть на детских утренниках или аккомпанировать в школах танцев, получая по восемь центов за работу с десяти утра до трех пополудни. В ночных клубах им теперь иногда не удавалось заработать вообще ничего за целую ночь работы. И если раньше самой прибыльной работой для музыканта считались клубные концерты, то теперь неожиданно для всех инициативу перехватили радиостанции.

На самом деле радио было изобретено в несусветной древности — почти полтора века тому назад. Причем первое время эта диковинка мало кого интересовала. Ну передача звуков на расстояние: нам-то что? Использовалось изобретение в основном военными. Первые передатчики умели транслировать лишь писк разной длины, поэтому информацию выдавали в эфир в виде сигналов азбуки Морзе: точка-тире, тире-точка. Радиоприемники для частных лиц в магазинах не продавались, потому что не производились, потому что никому и не были нужны.

Полноценная передача в эфир голоса и музыки стала возможна только после Первой мировой. Воодушевившись, отдельные чудики тут же попытались создать частные радиостанции, однако вылетали в трубу сразу же после того, как выходили в эфир. Заработать на радио хоть каких-то денег не получалось очень и очень долго.

Ситуация менялась медленно. Сперва военные стали за бесценок продавать отработавшее свое радиооборудование. И количество радиолюбителей сразу же подскочило: прежде их были сотни, а теперь. . . ну может быть, тысячи. Зато начало было положено: радио перестало быть делом правительства и армии.

Потом в этот бизнес стали вкладывать деньги богатые корпорации. Первой попробовала «Американская телефонная и телеграфная компания». Она создала первую в Штатах национальную радиовещательную корпорацию NBC. Еще через два года появились CBS и АВС. Вслед за гигантами на это поле пришли и юркие «независимые» вещатели. Самая первая коммерческая радиостанция вышла в эфир только в 1920-м, а уже в марте 1922-го в США было шестьдесят таких радиостанций. А в ноябре того же года — почти шестьсот. И неожиданно выяснилось, что радио — это не развлечение для чудаков, а вполне себе доходный бизнес.

Радио произвело в шоу-бизнесе революцию. Прежде люди понимали: послушать музыку — это такое же редкое удовольствие, как, скажем, съездить на море или сходить в музей. Ну в самом деле: где мог прикоснуться к прекрасному какой-нибудь житель глубинки? Если он любил музыку, то для того чтобы ее послушать, он должен был собраться, надеть лучший костюм, доехать до большого города, где есть музыкальный театр, купить билет и вот только тогда. . .

Радио изменило эту ситуацию раз и навсегда. Теперь не слушатель ехал к музыке, а она сама приходила к нему в дом. Причем в исполнении лучших виртуозов планеты. А если виртуозы достали, то можно было позвонить диджею и он поставит тебе что-нибудь попроще. Ты сидишь дома в одних трусах, а НьюЙоркский симфонический под управлением черт знает кого радует тебя самой модной музыкой нынешнего сезона. К середине 1920-х слушать радио стали десять с лишним миллионов человек. А еще десять лет спустя приемник имелся уже почти в каждой американской семье. Слова «музыка» и «живое исполнение музыки» навсегда перестали быть синонимами.

Первое время радио спонсировали в основном политики. Они быстрее остальных сообразили: если в руках у тебя рупор, к голосу из которого прислушиваются миллионы, то глупо этим рупором не воспользоваться. Повсюду в мире предназначение радио виделось лишь в пропаганде: в гитлеровской Германии «Национальное радио» транслировало речи вождей, в СССР «Маяк» доносил до населения решения партии, а в Великобритании правительственная ВВС внушала гражданам Соединенного Королевства гордость за их великую родину.