Люди тут у нас - Каваками Хироми

Кто будет дежурить по Хатиро, определяли с помощью лотереи. Поэтому были семьи, не дежурившие ни разу, а менее удачливым приходилось дежурить по нескольку раз. Больше всего, определенно, не повезло семейству Кавамата, которые жили через три дома от Канаэ-тян, — говорят, на их долю выпало одиннадцать дежурств.

Одно дежурство по Хатиро длилось три месяца. Все это время он жил в дежурной семье — его надо было кормить-поить и следить, чтобы он ходил в школу. Хатиро можно было привлекать к обычной детской помощи по дому, но заставлять работать вместо школы или эксплуатировать до позднего вечера запрещалось. Кроме того, нужно было давать ему карманные деньги.

Хатиро был очень прожорливым, и когда он поселялся в семье, расходы на питание взлетали до небес. Он плохо себя вел, поэтому дежурных родителей часто вызывали в школу и заставляли писать объяснительные записки.

А еще Хатиро за словом в карман не лез. У него на все был готов ответ, он мог любого заболтать, запутать и подначить на что угодно. Почтенный отец семейства, владелец раменной «Пятый сын» через чертово дежурство даже заработал психоневроз. Хатиро каждый день твердил ему, что его гёдза абсолютно безвкусны.

Хатиро был пятнадцатым ребенком в семье Сикисима, где до него успели родиться семь девочек и семь мальчиков. Такое количество ртов семья никак не могла прокормить, поэтому было решено, что домохозяйства в нашем микрорайоне будут поочередно брать над ним шефство.

Я рассказала только о недостатках Хатиро, но были у него и достоинства.

С его легкой руки прекрасно разрастались садовые травы, а еще он мастерски вырезал по дереву.

Когда Хатиро поселялся в доме, первым делом он сажал травы, поэтому на участках тех семей, в которых он жил, бурно произрастали просвирник, чабер, иссоп и огуречная трава. Никто не знал, как эти травы применять, и постепенно они превращались в густой бурьян.

Из дерева Хатиро мог, к примеру, вырезать сердце с очень точными анатомическими подробностями. Похоже, в семье Сикисима эта способность была наследственной. Но так как артефакт выглядел довольно неприятно, никто не хотел оставлять такое у себя дома.

Когда мы дежурили по Хатиро второй раз, он учился в старших классах девятилетки. Особых проблем от него не было, разве что он всегда подсматривал, когда я мылась в ванной, и если не понимал домашнего задания, то приходил и просил меня, третьеклашку, ему помочь. Вот, пожалуй, и все. Зато, если мы сталкивались на улице, он иногда угощал меня мороженым.

Дежурство по Хатиро продолжалось в нашем микрорайоне до тех пор, пока он не окончил девятый класс. После этого он начал работать в строительной фирме, совмещая работу с учебой в вечерней школе. Потом он поступил в университет, стал дипломированным архитектором, открыл собственное бюро и предложил сделать по льготному тарифу ремонт или реновацию тех домов, в которых жил во времена дежурства по Хатиро.

Можно сразу угадать, какие семьи приняли его предложение. Потому что на одной из стен и где-нибудь на ограде обязательно отыщется тщательно сделанное, очень реалистичное резное изображение анатомического сердца. Но многие семьи не готовы ни за какие скидки и льготы иметь такое у себя дома и отказываются от услуг Хатиро. Это дико его злит, и он тайком подсаживает каждой такой семье на задний двор большое количество далматской ромашки или, как ее еще называют, блохоморки. Блохоморка, которую используют в качестве репеллента, ужасно вонючая.

Заклинание

Кавамата вернулись всей семьей из Америки.

Дядя Кавамата и тетя Кавамата уехали в Америку сразу после свадьбы, у них был свой бизнес в Калифорнии, где они прожили десять лет. Накопив достаточное количество иностранной валюты, они закрыли бизнес и вернулись в Японию.

— Они там, между прочим, со знаменитостями из Голливуда были знакомы, — рассказывала мне соседка.

Ну и так как Кавамата вернулись из Америки, дети у них, естественно, были американцами. Их старшую девочку звали Дори, а младшую Роми. Дори было пять лет, Роми — два года. Они всегда ходили в одинаковых баретках.

Канаэ-тян живо интересовалась их семейством.

— Пошли пугать Дори. Пусть знает, какие японцы страшные! — сказала она.

И мы отправились вдвоем на площадку, где играла Дори.

Дори играла в песочнице. Она соорудила из песка большую горку и рыла в ней туннель.

— Ого, Дори! — делано восхитилась Канаэ-тян, подходя поближе.

Та, не обращая на нас ровным счетом никакого внимания, продолжала рыть туннель.

Вблизи горка выглядела так, что даже не верилось, что ее сделал маленький ребенок. Верхушка была плотной, хорошо утрамбованной, а крутые склоны — ровными и гладкими. Туннель тоже был не просто дыркой, а имел форму идеальной подковы.

Мы с Канаэ-тян забыли о том, что собирались пугать Дори, и изумленно воззрились на горку.

Дори сосредоточенно продолжала свое дело. Она достала лопаткой немного песка, откинула его подальше и утрамбовала стенки изнутри. После этого снова достала песок и кинула его в сторону. В какой-то момент стенки туннеля немного осыпались, и Дори подала голос:

— У-упс-с!

Мы с Канаэ-тян были в шоке.

— Что она сказала?!

— Может, заклинание?

Дори неторопливо и основательно исправила возникшие изъяны и снова принялась сосредоточенно рыть туннель. Но стенки снова осыпались. И она снова сказала:

— У-упс-с!

Мы с Канаэ-тян аж подпрыгнули. В итоге в тот день Дори сказала «У-упс-с» примерно двадцать раз.

На следующий день мы опять пошли на площадку. Дори тоже была там — рыла туннель. Она сказала свой «У-упс-с» семнадцать раз. Через день — девять раз. А еще через день было воскресенье, и мы не пошли на площадку.

С тех пор мы с Канаэ-тян всегда говорили «У-уп-с», когда закапывали в землю драгоценные секретики или когда возникала необходимость в действенном заклинании.

Кавамата довольно быстро освоились в нашем микрорайоне. И в какой-то момент тетя Кавамата стала назвать Дори и Роми — Мидори и Хироми. Все уже забыли, что когда-то они вернулись из Америки, но мы с Канаэ-тян продолжали частенько использовать заклинание «У-упс-с».

В последний раз оно понадобилось нам, когда мы были в третьем классе. Мы загадали, чтобы у нас поскорее выросла грудь, и каждая по двадцать раз с чувством сказала: «У-упс-с». Нам с Канаэ-тян очень нужна была большая грудь, чтобы сражаться с инопланетянами и зловещими сектантами.

Старик с тенями

Старик с тенями, как его называли, жил в особняке на отшибе. Особняк был большим, но вконец обветшавшим. В саду росли два банановых дерева и множество саговых пальм. Дядюшка-фермер, потомок крестьянской династии, рассказывал, что когда-то давно вокруг особняка были сплошь ухоженные травяные газоны.

Старик с тенями был обладателем двух теней.

Одна тень была послушная, вторая — непокорная.

Непокорная то налезала на послушную, то падала в другом направлении, то норовила принять форму, нисколько не соответствующую позе старика. Падая в другом направлении, она иногда приклеивалась к кому-нибудь другому и по три дня не отлипала. Однажды это случилось с Акаи, и он тогда ужасно намучился. Тень-то была стариковская и моментально уставала. Только Акаи начнет бегать, а тень уже задыхается и давай ему претензии предъявлять.

— Прикинь, она мне еще угрожает: ты, мол, смерти моей хочешь, прямиком в ад у меня пойдешь, — негодовал Акаи.

— Старик с тенями вообще-то барон, — рассказал как-то Хатиро. А еще он сказал, что в давние времена в особняке еженощно проводились балы. Аристократичные мужчины и женщины в вечерних платьях приезжали туда в конных экипажах.

— Конный-то экипаж видеть приходилось? — спросил он дядюшку-фермера, потомка крестьянской династии.

Дядюшка не ответил, только рыгнул разок.

Ходят слухи, что старик с тенями на самом деле уже давно мертвый. Ну а как — у живых по две тени не бывает, только у мертвецов. Следовательно, если к кому-нибудь его тень приклеится, то этот человек в течение десяти дней умрет.