Без измены нет интриги - Надин Бисмют

Жан достаточно жестко наскакивал на Нормана: «А тебе что дзен, что не дзен, все по барабану? Ты-то сам ни во что не веришь, считаешь себя выше всего этого, да? Life's a bitch and then you die? Who cares?[2] Ничего нет ни до, ни после, стало быть, сейчас можно все?» Норман выловил из бульона кочешок цветной капусты и тут же положил его на тарелку. Лицо его закаменело; разговор ему явно не нравился. «Неправда, Жан, все не так. Когда я рыбачу, когда я один в лодке, и солнце садится над озером, и кружат птицы, а вокруг темнеют огромные ели, вот тогда я думаю: это в природе кроется что-то такое, потому что она слишком прекрасна. Слишком совершенна. Бога надо искать в природе». Норман отпил большой глоток вина. Жан, похоже, не принял сказанное всерьез и посмотрел на Нормана с недоверием: «Вот как, рыбачишь, значит, по выходным? Весной или осенью? А! И зимой, наверно, как же, подледный лов для уважающего себя рыбака… В следующий раз, когда поедешь на рыбалку, скажи мне, я бы составил тебе компанию, хочется тоже поглядеть на эту самую божественную природу. Ну и как, Норман, крупные рыбы тебе попадаются?» Мюриэль вдруг пожаловалась: «Уф… Что-то жарко стало». Она сняла жакет и повесила на спинку стула. Лиза встала, убавила температуру. Когда она вернулась на свое место, Жан поинтересовался, какой улов привозит ей обычно Норман — лососей, окуней, форелей или треску? Лиза понятия не имела. Видно, Норман не был удачливым рыбаком, поскольку рыбы он ей с рыбалки никогда не привозил — может быть, всю ее съедал на месте, по-походному. Лизу это мало волновало: она отоваривалась в лучшем рыбном магазине города.

Она посмотрела поочередно на Нормана, Жана и Мюриэль. Ох… Как бы ей хотелось убедить их, что главное — это быть здесь и сейчас, в кругу друзей, за этим фондю по-китайски, что остального все равно не постичь, что каждый все узнает в свой час и не раньше. Он придет, этот час, конечно, придет, но не стоит о нем слишком задумываться, это же так грустно! И кому охота терзаться ради неведомо чего? Лиза пригубила вино и высказалась: «Бог, Бог… Помню, в детстве старушки-монашки в монастыре… Не выучишь молитвы наизусть — линейкой по пальцам. Бог… Нет, это несерьезно. А сколько сект развелось — того и гляди… И вообще, может, в сущности, там ничего и нет. Хотя что-то, конечно, есть, судьба, ангел-хранитель, аура там, бессмертная душа и всякое такое, вы понимаете, о чем я? Ну так и что? Стоит ли ради этого подавлять свои желания? Верить в какого-то Бога? Нет, все эти боги устарели». На этих словах Лизу внезапно разобрал неудержимый смех. Она представила себе старика с длинной белой бородой, такой огромной, что она стелется по небу облаками; потом представила, как маленький Будда стирал бы и гладил белье ее молитвами… «Устарели, безнадежно устарели!» — хохоча, взвизгивала она. Мюриэль нерешительно рассмеялась, вторя ей, а Норман успокаивающе погладил жену по затылку. Лиза с трудом отдышалась и проговорила: «Бог, Будда… Сказки все это». Придя наконец в себя, она извлекла свою вилку из бульона. Кусочка мяса на ней не было. Жан, который до сих пор только молча качал головой, весь подобрался и изрек утробно-пророческим голосом: «Это знак». Лиза ошарашенно уставилась на него. «Ох, нет! С ума сошел, замолчи! Не смей говорить такого!» — закричала она, не на шутку перепугавшись. Лиза, надо сказать, была суеверна.

Соус карри кончился. Лиза заметила пустой соусник, встала и, взяв его, ушла в кухню. В холодильнике, кажется, был еще.

С улицы в стеклянную дверь кухни скребся Сони. Может, пить захотел? Лиза открыла, вытерла ему лапы старым полотенцем, специально для этих целей припрятанным у двери, и пес ворвался в кухню вместе с порывом сквозняка. Он кинулся к ней ласкаться, и его хвост бешено метался из стороны в сторону. Лиза погладила его кончиками пальцев. Сони не желал отходить от нее ни на шаг, путался под ногами и ужасно мешал. Лиза вздохнула: «Ох, собака… Житья от тебя нет». В тарелке на кухонной стойке остались тарталетки с копченой лососиной и каперсами. Лиза взяла одну и бросила псу прямо в пасть. Потом помыла руки. Достала из холодильника баночку с соусом карри, поставила ее на стойку и вдруг почувствовала, как что-то сдавило ей горло и тянет назад. Ее душили! «О-о… Не надо!» — еле выговорила она. Неужели это сбывалось пророчество Жана? Обеими руками Лиза схватилась за шею. Ощутив под пальцами туго натянутую ткань желтого шарфа, повернула голову: один конец защемило дверцей холодильника. Она отступила назад и высвободила шарф. Глубоко вздохнула, и зашедшееся было сердце вновь забилось спокойно.

Лиза достала ложку и наполнила соусник. Сони опять крутился под ногами, облизываясь. «Может, хватит, обжора?» — прикрикнула на него Лиза. Сони протянул ей мохнатую лапу — вот еще не хватало, разве она просила? Ей вдруг стало не по себе от взгляда собаки. Ласковые, невинные, бездонные глаза Сони смотрели на нее с мольбой. В них, в этих глазах, было что-то до того человеческое, что делалось жутко. А вдруг Сони — реинкарнация голодающего ребенка из Калькутты? Как знать. Лиза взяла с тарелки оставшиеся тарталетки, пересекла кухню и, открыв дверь, бросила их на снег. Сони пулей вылетел за угощением. Реинкарнация ли, нет ли, оставлять пса в доме она не собиралась: еще сунется в столовую попрошайничать, а этого Лиза не любила. Она заперла стеклянную дверь и, не удержавшись, взглянула на себя в зеркало. «Надо же, прическа великолепно держится. Просто золото эта новая парикмахерша», — думала она, возвращаясь в столовую с улыбкой на губах и соусником в руке.

Мюриэль дожевала кусочек мяса. «Очень вкусно, Лиза, милая, но я, право, наелась, больше не могу». Она положила вилку — три остальные уже лежали в тарелках — и повернулась к мужу: «Жан, что-то ты сегодня все молчишь, уже, наверно, полчаса ни словечка не вымолвил». Жан пожал плечами. «Хочешь кофе, старина?» — предложил Норман. «Нет, он не хочет, — ответила за Жана Мюриэль. — Вот уже несколько месяцев он пьет только чай». «Тоже дзенские штучки! — хохотнул Норман и вдруг хлопнул себя по лбу. — Черт! — выругался он, повернувшись к Лизе. — Кофе-то я купить забыл. Вот черт!» Лиза отчитала мужа: она ведь дала ему список, что сегодня купить, и кофе там был. «Черт, — тупо повторял Норман, — дорогая, прости, совсем из головы вылетело». Лиза вздохнула и доверительно поделилась с Мюриэль: «Все они одинаковы, ничего попросить нельзя». Мюриэль улыбнулась ей: «Ну что ты, милая, одну-то вещь можно, только одну, но она стоит всего остального!» Женщины понимающе переглянулись и рассмеялись. Лизе подумалось, что она была не права: похоже, Жан и Мюриэль все-таки как-то ухитряются примирять свои духовные практики с земными желаниями. Или же в словах Мюриэль вовсе не было никакого тонкого намека Жану? Да уж, Лизе очень бы хотелось это знать.

Тут вдруг Норман встал и заявил, что намерен поехать за кофе в круглосуточный супермаркет. «Да это же на другом конце города! — заахала Лиза. — И ты столько выпил, куда тебе за руль? Не дури!» Но Норман уже надевал плащ, который успел снять с вешалки в прихожей: «А я говорю — поеду, в конце концов, это моя вина. Может, еще что-нибудь нужно?» — спросил он. Мюриэль встрепенулась: «Ой, да, спасибо, напомнил. Я забыла дома сигареты». «Буддистка, называется, — улыбаясь, покачал головой Норман. — Что же ты не обуздаешь свое желание глотнуть никотина?» Мюриэль призналась, что не может: «Особенно после ужина, это для меня критический момент» — и предложила составить ему компанию, они ведь оба пострадали от собственной рассеянности. Она встала: «Нет-нет, Лиза, не беспокойся!» — пошла за своим пальто, вернулась с ним в гостиную. Жан смотрел на нее тяжелым вопрошающим взглядом. «Ты уверена, что никак не сможешь обойтись без сигарет?» — спросил он с нажимом. Мюриэль, застегивая пальто, улыбнулась ему: «Извини, Жан, но при всем моем уважении… Мне сейчас так хочется закурить, что я и у Будды стрельнула бы сигаретку!» Лиза, не удержавшись, хихикнула. «Да уж, вот тебе и все божественные помыслы!» — торжественно объявила она. Норман и Мюриэль были уже в сапогах. «Смотрите, осторожней, дырявые головы!» — напутствовала их Лиза. Они вышли, и Лиза повернулась к Жану: «У меня есть чай „Эрл Грей“ и травяной. Какой ты предпочитаешь? Пойду поставлю чайник». Жан сидел, поставив локти на стол и упершись подбородком в ладони. Он не сводил глаз с опустевшего перед ним стула Нормана. Он вздохнул: «Я бы выпил коньяку, двойную порцию». Лиза встала, взяла с буфета металлическую крышку и прикрыла горелку под фондю. Уходя в кухню, она прихватила посудину с бульоном. «Хорошо, коньяк, двойную порцию. Я сейчас».

Лиза слила бульон на дуршлаг. Остались гриб, два кочешка брокколи, один цветной капусты. И ни единого кусочка мяса. «Я схожу с ума», — сказала она себе. В самом деле, надо же заниматься такой ерундой — искать кусочек мяса, исчезнувший с ее вилки. «Я спятила. Не мог же этот кусочек испариться. Кто-то его съел». Она налила Жану двойную порцию коньяка, себе — мятного ликеру со льдом. Ладони у нее почему-то взмокли. «Какая же я глупая, совсем из ума выжила», — повторяла она про себя. Но это было сильнее ее: ей бы действительно полегчало, отыщись пропавший кусочек мяса. Она вернулась в столовую, держа в каждой руке по бокалу.