Спички и омела - Ребекка Ф. Кенни

которые указал Ведьмак. Две — нет, три-четыре, пять-шесть фигур начинали двигаться, менялись, оживали. Тисл зажала рот обеими руками, когда фигуры выросли, высокие и яркие, больше не принадлежащие лесу, но дышащие, мигающие и светящиеся в оранжевом свете костра. На каждой была накидка из листьев падуба.

— Моя мать Игрейна, — сказал Ведьмка, вставая. — Мой отец, Мананнан. Мой брат и его жена, и моя сестра и ее жена. Моя семья.

— Элата, — крикнула высокая женщина Ведьмаку. У нее были каштановые волосы, как у него, и глаза цвета летнего неба.

— Мама.

Ведьмак шагнул вперед, заключая ее в крепкие объятия.

Он также обнял остальных членов своей семьи, и они тихо шептали друг другу радостные слова.

— Но, сын мой, на этот раз ты не один, — сказала Игрейна. Она окинула взглядом Тисл, от поношенных сапог до непослушных черных кудрей. — Кто эта женщина?

Ведьмак повернулся лицом к девушке. На его щеках вспыхнул румянец, и на мгновение ей подумалось, что он — самое красивое существо, которое она когда-либо видела.

— Никто, — сказал он. — Нежеланная из деревни, в которую я наношу визиты. Она будет мне помогать, пока я не найду того, кто заберет ее у меня.

— Будь добрее к бедной девочке, брат, — упрекнула стройная женщина с волосами цвета воронова крыла. — Мы знаем, что такое быть невидимыми и отвергнутыми. Иди сюда, хорошая, — она сжала руку Тисл своими тонкими пальцами. — Сегодня вечером ты часть нашей семьи.

Ведьмак — Элата — устроил еще один пир, еще более грандиозный и роскошный, чем тот, что был устроен им для жителей Эмбри-Холлоу. На этот раз у всех, даже у самой Тисл, был деревянный стул с резьбой. Они ели, пили, и рассказывали удивительные истории, подобных которым Тисл никогда не слышала. Она поглощала эти сказки, держала их внутри себя и молилась о том, чтобы никогда не забыть их.

Некоторое время спустя брат Элаты начал играть на свирелях, и фейри стали танцевать.

Тисл любила танцевать. Движение под музыку освобождало ее душу так, как ничто другое не могло. Кроме, пожалуй, хорошей книги. Она бросилась в водоворот сверкающих улыбок, острых ушей и изящных конечностей, пока холод, темнота и деревья не исчезли, а потом смутно осознала, что лежит на снегу, и на нее накинут не только ее собственный плащ, но и плащ Элаты.

Моргнув, она выпрямилась. Бледный рассветный свет начал просачиваться сквозь верхушки деревьев. Элата стоял на краю поляны, прерывисто шепча кому-то в чаще — фигура удалялась и застывала. И снова все фейри вернулись на свои места и превратились в неподвижные фигуры. В часть леса.

Элата развернулся на каблуках и быстро прошел мимо Тисл, на ходу сорвав с нее плащ. Она бросилась за ним.

В тот день они почти не разговаривали.

В течение следующих двенадцати месяцев Тисл превратила хаотичную мастерскую в упорядоченное пространство с полками, ящиками и коробками, на каждой из которых аккуратно написано содержимое. Она готовила простые блюда из запасов в кладовой, так как Элата не любил использовать свою магию, чтобы ежедневно наколдовывать еду.

— Созданная магией пища восхитительна на вкус и достаточно сытна, — сказал он ей. — Но это не то же самое, что настоящая еда. Слишком долго питаться колдовскими блюдами вредно для здоровья, даже для фейри. Нужно есть реальную еду.

Каждую неделю она с Элатой вместе убирались и вытирали пыль в доме. Это были ее любимые дни, хотя она не позволяла себе признаться в причине.

Однажды, когда они мыли пол в зале, она бросила в него мыльной пеной. Он выглядел таким комично удивленным, что она расхохоталась. Он не улыбался с той ночи, когда разбудил свою семью, но если это случалось — улыбка была широкой и радостной. Ведьмак преследовал ее по скользкому полу, и когда она упала, упал сверху и нарисовал ей брови и нос пеной.

Он задержался на мгновение, его улыбка и ее улыбка превратились в напряженное, теплое осознание, учащенное сердцебиение и горячее дыхание.

Потом он снова поднялся и исчез в своей мастерской.

За исключением дней уборки, Элата всегда работал.

— Акт восстановления питает мою магию, — сказал он ей однажды вечером за ужином. — Я восстанавливаю и повторно использую то, что было выброшено расточительными людьми. Природа одобряет это, и поэтому она дарит мне магию, необходимую для полного преобразования объекта. Процесс медленный, но эффективный. А к середине зимы у меня есть все, что мне нужно для очередного визита в деревню.

После этого объяснения он стал чаще разговаривать с ней — долгие беседы о магии и истории фейри, а также о мире за пределами деревни и леса. Они говорили о кораблях, он показал ей книгу с картами, которую получил. Ведьмак сказал, что она пострадала во время пожара и выброшена как мусор, но он восстановил ее. Они вместе изучали страницы — и иногда, когда Тисл смотрела на него, то подозревала, что он тоже только что смотрел на нее.

Элата иногда выходил из дома, чтобы прогуляться вдоль границы Эмбри-Холлоу. Он называл это «слушанием» и утверждал, что может различать желания жителей находящейся поблизости деревни.

— Так ты слышишь мои мысли? — спросила Тисл, заранее боясь ответа.

— Нет, я не могу слышать твои мысли, — сказал он. — Я получаю впечатления или образы того, чего жаждет человек. И, как я уже сказал, с тобой я вижу только твои поверхностные желания, а не самые глубокие. Прямо сейчас тебе нужна соль.

Он протянул ей маленький горшочек.

— Какой полезный навык, — сказала она, взяв щепотку соли и посыпав ею овощи.

Облегчение успокоило ее нервы. Она боялась, что он может заметить некоторые из самых озорных мыслей, которые закрадывались в ее голову в последнее время. Книга, которую он ей подарил, оказалась сборником любовных историй. Она никогда не читала ничего подобного. Все книги её деда содержали только информацию о чем-либо.

В этой же книге было более трехсот сказок, и Тисл позволяла себе прочитать по одной каждую ночь. Во многих из них говорилось о любви, такой трепетной и трагичной, что слезы капали на страницы. Другие изображали всепоглощающую страсть в таких ярких деталях, что в других местах цвела влага.

В ночь перед следующим зимним визитом Элаты Тисл прочитала историю об обычной девушке, влюбившейся в бога. В сказке были яркие, похотливо детализированные картинки, и у нее был такой печальный конец, что, когда она закончила, ее щеки были мокрыми и алыми, а нижнее белье промокло.

Она захлопнула книгу, встала с кровати и направилась в мастерскую Элаты, пока у нее не сдали нервы.

Он все еще работал, нанося последние штрихи на чертика из коробки. Когда она ворвалась в комнату, он вздрогнул, и пружина на игрушке со звоном разжалась.

Тисл уронил книгу на