Генетик - Анатолий Маев

Макрицын закрыл глаза, руки свесил так, что, казалось, они болтаются, как канаты, ноги расставил, голову опустил. И просидел в таком положении около пятнадцати минут. Затем попросил глоток воды и рассказал о том, что ясно увидел:

— Вождя нет. Те, что есть, — не вожди. Но я видел вождя. Зачат он будет не раньше трех недель и не позже восемнадцати месяцев от сегодняшней даты. С евреями сложнее. Ничего конкретного не видел. Может быть, потому, что болит голова. Через пару дней попытаюсь снова. Товарищи, прошу разрешить мне уйти из-за плохого самочувствия.

Товарищи разрешили, пожелав напоследок крепкого здоровья.

Макрицын, попрощавшись, медленно дошел до лифта. На сей раз он не захотел идти по ступенькам, чтобы не растрясти голову. По пути заглянул в аптеку, купил анальгин, проглотил две таблетки без воды.

Еврухерий шел и думал, думал, думал… О своем детстве и предстоящем завтра выступлении перед членами профсоюза работников хлебопекарен, о такой непонятной дружбе с Ганьским и о бывшей своей жене, Ангелине Павловне. А еще об оцелотах.

На Лесной улице его думы прервал душераздирающий сигнал автомобиля и истошный визг тормозов, после чего голова, высунувшаяся из кабины, обозвала ясновидящего очень нехорошими словами, угрожая дать то, чего ни в прямом, ни в иносказательном смысле Еврухерию совершенно не хотелось на данный момент. Потом он зачем-то зашел на Савеловский вокзал, но, не вспомнив зачем, перешел Дмитровское шоссе. Наконец Макрицын добрался до метро «Динамо», в районе которого и жил в своей небольшой двухкомнатной квартире, доставшейся ему от своевременно скончавшейся двадцать лет тому назад бабушки. Через пятнадцать минут, изрядно потрепанный неудачным днем, ясновидящий с отстраненным выражением лица неподвижно лежал на диване. Надо было продумать сценарий завтрашнего выступления, но Еврухерий устал и был не в духе из-за болевшей, звеневшей, шумевшей головы, а посему решил выступать без оного. Вспомнив про купленный анальгин, вознамерился проглотить еще пару таблеток, но, не почувствовав результата от ранее принятых, передумал. Есть ему не хотелось, купался он по выходным, и следовательно, делать Макрицыну было нечего, кроме как предаться сну. Благо постель не убирал, а потому оставалось только раздеться и лечь.

Еврухерий с трудом поднялся с дивана и дошел до кровати. Уснул быстро, но среди ночи был разбужен музыкой надрывно звучавшей гитары. Самое же удивительное заключалось в том, что звук фатально расстроенного инструмента доносился не с улицы и не через стену из квартиры соседей, а… из-под кровати. Не в силах встать, Макрицын включил настольную лампу без плафона и, свесив голову, осмотрел пространство под кроватью. К тому времени музыка звучать перестала, но в трехлитровой банке вместо малинового варенья Еврухерий увидел человека с шестиструнной гитарой в руках. Когда их взгляды встретились, незнакомец протянул хозяину квартиры руку из горлышка посудины и представился:

— Семен Моисеевич. Профессор кафедры расстроенных струнных инструментов Парижской консерватории. Чрезвычайно рад знакомству!

Ошарашенный увиденным и услышанным, руки Макрицын не подал, на что музыкант не обиделся, но заявил при этом, что знакомства с ним Еврухерию Николаевичу не избежать, хотя и придется передвинуть сроки. Едва странный гость произнес последнее слово, по полу под кроватью из угла в угол по диагонали пробежала огромная свинья, неправдоподобным образом похожая на ежа: все ее тело, кроме ушей и хвоста, покрывали длинные иголки, морду она имела вытянутую и цвета была серого. Но самым необъяснимым из всего увиденного было явное несоответствие размеров животного и пространства под кроватью: не то чтобы пробежать, но даже просто уместиться там вообще-то свинья никак не могла.

Состояние Еврухерия приблизилось к паническому. Он нашел в себе силы вскочить с кровати и включить большой свет, после чего присел на корточки и вновь устремил взгляд на театр только что развернувшихся действий. Но ничего, кроме банки с вареньем, не увидел. «Приснилось», — заключил Макрицын и, обессиленный, снова лег в постель. Больше он ничего не видел и не слышал.

Утром головная боль полностью не ушла, но стала менее интенсивной, а на коротко постриженной голове отчетливо выдавалась приличных размеров шишка на затылке, болезненная при надавливании. Давить нужды не было, и ясновидящий не давил, а значит, шишка его не беспокоила. Оставалось время отдохнуть и подумать — выступление было назначено на семь часов вечера.

Глава третья

— О, как это здорово — весна! Весна в Москве — нечто особенное, радостное, нечто необыкновенное и неповторимое! Когда солнце начинает припекать и тревожить снег, гонит ручьи и сушит асфальт, прогревает землю, весна одевает деревья в листья, заполняет парки пением птиц, снимает с женщин куриные пуховики, одевает в короткие куртки и тугие джинсы, обостряя тем самым взгляды и возбуждая чувства мужчин. Эти несчастные существа порой готовы на все, чтобы расположить к себе даму… — начал свой экспромт Еврухерий перед затаившими дыхание зрителями, но был прерван недвусмысленным выкриком из зала:

— Как расположить?

Вопрос остался без ответа: с годами выступлений Макрицын научился контролировать ситуацию и не поддавался на провокации. Надо отметить, что на публике ясновидящий необъяснимым образом преображался: речь становилась другой, как будто говорил он под диктовку некоего таинственного и умного невидимки.

Окинув присутствующих быстрым взглядом, Еврухерий попросил подняться на сцену четверых детей. Вышли три девочки и мальчик. Мальчик был самый маленький, две девочки одинакового роста, третья улыбалась. Каждому из них ясновидящий подарил по небольшой шоколадке, но одна из девочек от угощения отказалась, сказав, что бабушка разрешает ей есть только «Бабаевский». Макрицын вынул из бокового кармана пиджака шариковую ручку и заменил подарок. Познакомившись с каждым из детей, ясновидящий подвел их к барабану с девятьсот девяносто восемью шарами, каждый из которых имел номер (шаров было ровно столько, сколько мест в зале), и обратился к публике:

— Я хочу провести несколько показательных опытов, уважаемые зрители. Каждый из детей вынет по одному шару, и тех из вас, кто занимает места, номера которых вы увидите на шарах, я попрошу подойти ко мне. Если кто-то не желает участвовать в розыгрыше, поднимите, пожалуйста, руки. Мое условие таково: тот, на кого укажет шар, не имеет права отказаться. Кроме поднявших руки. Вы согласны?

— Согласны, согласны, — донеслось из зала.

Не поднялась ни одна рука.

Ясновидящий подвел к барабану пятилетнюю ассистентку и сказал:

— Крути.

Восьмигранный барабан с черными перламутровыми стеклами сделал несколько оборотов и остановился. Девочка вынула шар под номером тридцать семь дробь семь и передала Макрицыну. Тот повернулся спиной к залу, предупредив зрителей:

— На определение характеристик зрителя прошу предоставить мне одну минуту.

В зале воцарилась тишина. Не было слышно ни шепота, ни шороха.

— Это женщина, — заговорил наконец Еврухерий. — Белые, искусственно завитые волосы средней длины; рост сто шестьдесят пять сантиметров, возраст и вес объявлять не буду, по профе…

— А ты объяви — интересно! — вновь раздался выкрик из зала, но Еврухерий и на этот раз не отреагировал.

— По профессии — инженер, возможно, по текстильному оборудованию. От четырех мужей имеет троих детей. Старшему — четырнадцать, средней — одиннадцать, младшему — семь. На данный момент в разводе. Разводит кактусы, прекрасно готовит. Увлекается вязанием на спицах…

— Слышь, фокусник, что, трудно сказать, сколько лет? — в третий раз прервал Макрицына тот же самый противный мужской голос.

И опять Еврухерий не среагировал.

— Модели берет из журналов. Предпочтение отдает ровнице и ангорской шерсти. Туфли синие, каблук семь сантиметров, производство — Китай.

Ясновидящий повернулся к залу и добрым, мягким голосом негромко произнес, показав залу выбранный ребенком шар:

— Я прошу выйти на сцену женщину, которая занимает тридцать седьмое место в седьмом ряду.

Поднялась кудрявая белокурая женщина среднего роста и «приятной полноты». Еврухерий встретил ее улыбкой, попросил представиться.

— Куртизанченко Леся Ивановна, — с еле заметным украинским акцентом легко и непосредственно назвалась та.

— Все ли правильно я сказал? — поинтересовался Макрицын.

— Маленькая поправка — я инженер-технолог по набивке, — ответила дама.

— Кому уже набить успела? — вновь решил испытать терпение Еврухерия все тот же придурковатый владелец баса.

Возникла пауза. От входных дверей в направлении настырного гражданина направились два охранника, но Еврухерий остановил их: