Данэя. Жертвы прогресса II - Борис Мир

– Да. Мне удалось узнать нечто важное: говорить?

– Лучше приезжай ко мне в лабораторию. Жду.

Когда Милан вошел, профессор глядел на включенный экран и не сразу оторвался от него.

– Ну, что ты хотел мне сообщить? – наконец спросил он Милана. И Милан рассказал то, что узнал ночью от Риты.

– Так! – профессор сжал кулак, стукнул им по пюпитру пульта. – Так! Значит, действительно – Лал. Мы так сразу и подумали.

– Что же будет?

– Боюсь, что ничего хорошего.

– Что же тогда намерен предпринять Совет воспроизводства?

– Смешно думать, что мы сможем сразу сейчас как-то исправить создавшееся положение. Именно теперь Дан в состоянии раздавить нас: на этот счет у нас не может быть никаких иллюзий.

– Значит, оставить всё, как есть? Ведь он нарушил установленный закон, обеспечивающий столько времени оптимальное воспроизводство людей. Закон обязателен для всех!

– А если он тогда поставит под вопрос правомерность этого закона?

– Что же: остается только молчать?

– Посмотрим. У меня ведь тоже новость. Кое-что в нашу пользу. Вот, смотри! – На настенном экране появилось схематическое изображение цепочки ДНК, длинной, сложной, со многими тысячами знаков. – Самый свежий результат. Вчерашний. Сейчас увидишь.

– Чья ДНК?

– Младшего сына Дана. Врачи, которым поручили выяснить причину его смерти, попросили меня выяснить, не связана ли она с какими-нибудь генетическими нарушениями. Повозился я немало.

– Неужели причина генетического характера?

– Ну да. И совершенно, казалось бы, ничтожное нарушение: я еле нащупал его. Вот здесь. С первого взгляда, ничего похожего на нарушение. Но у меня был отдаленно похожий на этот случай, а то… И так: израсходовал целиком свой месячный ресурс машинного времени суперкомпьютера.

Дальнейший разговор, довольно длинный, вряд ли был бы понятен специалисту не их профиля.

… – Это и явилось причиной его гибели?

– Да. С помощью диагноста они, конечно, не могли ничего обнаружить: случай слишком уж редкий. Само это отклонение без сочетания с рядом других факторов не могло неизбежно привести к смерти, – оно лишь давало предрасположение к нарушениям функций организма.

– Эти факторы появились как результат его пребывания в анабиозе?

– Да: в данном случае я могу утверждать это совершенно уверенно, хотя с анабиозом до сих пор слишком много неясного. Но достаточно такого вот мелкого отклонения в генах, чтобы человек не вышел из него.

– Значит, не используй они анабиоз, ребенок остался бы живым?

– В их случае – конечно, нет. Они остались без энергии – при медленном разгоне погибли бы все от удушья и голода, а форсированный разгон в обычном состоянии он бы не перенес.

– Но если бы полет проходил нормально – с ним ничего бы не произошло? Замеченное тобой отклонение не грозило ему больше ничем?

– Грозило, да ещё как! У него были все шансы начать отставать в умственном развитии. Семьдесят процентов вероятности. Но только до пяти лет, только: после пяти, если бы всё обошлось, оно уже ни на чем не могло бы отразиться.

– Всё же: имеет оно наследственный характер?

– Да! Это не мутация.

– Передано – Даном?

– Пока – да. Я сравнивал их гены, когда ты вошел. Вот, смотри оба. Видишь? Хотя у Дана отклонение несколько слабей.

– А Эя?

– Не успел: не знаю.

– Важно, что со стороны Дана. А что у старших детей?

– Тоже – ещё не смотрел. Но это неважно: у них давно прошел критический возраст. В любом случае это факт против тех, кто захочет воспользоваться примером друга Лала. Но положение тревожное – мы должны быть готовы ко всему.

– Что будем делать?

– Выжидать – только. Как начнут разворачиваться события. Ни в коем случае их не подталкивать. Единственное, что нужно делать – создавать максимальное количество сторонников отрицательного отношения к рождению детей полноценными женщинами. Кстати, ты этим уже и начал заниматься.

– Ты о Рите, учитель? Её мне убеждать не пришлось: это самая горячая сторонница закона воспроизводства. Не уступит нам.

– То, что она подтвердила: что рождение детей Эей и Даном – результат воздействия на них Лала – очень ценно. Но мы можем предположить, что Дан воспринял и другие идеи Лала.

– Ты хотел бы узнать об этом?

– Молодец, мой Милан: ты понял раньше, чем я сказал. Говорила Лейли ещё что-то, существенное для нас?

– Рита сказала, что нет.

– Не упустила ли она что-нибудь? Сейчас всё может оказаться важным.

– Давай свяжемся с ней, – Милан взялся за свой радиобраслет.

Рита попросила подождать до конца репетиции. Всего полчаса.

… – С тобой хочет говорить профессор Йорг, – сказал Милан, когда Рита появилась перед ними на настенном экране. Рита сложила руки перед грудью:

– Я слушаю тебя, сеньор.

– Хочу поблагодарить за то, что сообщил мне наш друг. Скажи, не говорила ли Лейли ещё о чем-то, что могло бы представлять для нас интерес, но что ты не передала, сочтя мало важным?

– Что именно?

– Например, о Лале.

– Только, что рождение детей – его заслуга. Упомянула, что ей рассказали, как родились и росли дети.

– М-да!

– Я поняла тебя: постараюсь узнать больше.

– И чем скорей, тем лучше.

– Ну, ясно! Попытаюсь поговорить с Лейли сегодня же.

– Желаю удачи! Я не сомневаюсь в твоих способностях.

44

Лейли предстояло трудное утро.

Придя на студию, она первым делом прошла в директорат и, поскольку там никого не застала, продиктовала в блок памяти свое заявление об отказе от руководства постановкой «Поиска». Потом, несмотря на предельно сильное нежелание, отправилась на репетицию его.

Через час в её репетиционный зал примчался один из директоров, Цой. Он молча уселся в заднем ряду и с полчаса наблюдал за ходом репетиции. Потом подошел к Лейли:

– Надо поговорить.

Она кивнула.

– Веди пока дальше сам, – сказала она своему ассистенту – и ушла с Цоем подальше от сцены.

– Дорогая моя, ну какая муха тебя укусила? Я же специально прибежал посмотреть.

– Мог бы просто включить свой экран.

– Не то: всё до тонкости чувствую только в зале.

– Ну, значит: ты прибежал…

– Да: и увидел, что у тебя всё здорово получается.

– Е-рун-да! Хорошо отработанные приемы. Только. Пьеса мне совсем не нравится. Отдайте её моему ассистенту, пусть он кончает постановку. Если надо будет, я ему помогу.

– Она ведь нравилась тебе!

– Да нет. Просто не казалась хуже других. Потом – когда мне её предложили, настроение было совсем дурацкое.

– Бывает. А сейчас у тебя прекрасное настроение?

– Если бы! Ещё более дурацкое. Но теперь мне не всё равно.

– Это что: внезапное прозрение?

– Не пытайся поддеть меня. Я говорю серьезно: мне теперь не всё равно.

– Причина?

– Былое вспомнила. Лала.

– Лал?

– Кроме того, узнала о нем кое-что новое: позавчера встретилась с Даном и Эей, они…

– Ну да? Расскажешь?

– Самым подробным образом. Но, подозреваю, не сейчас: у тебя, конечно, как всегда, нет времени.

– Ох! В несколько словах сейчас можешь?

– Они много говорили о Лале. Ты помнишь, я ведь столько сыграла в его фильмах.

– Ну, ещё бы!

– Какие вещи писал и ставил он: какой глубины и остроты!

– А как они многих бесили! Так они дали тебе что-нибудь из не поставленных его вещей?

– Нет.

– Будешь искать?

– Уже есть. То, что мне подходит: то, что собирается ставить Поль – «Бранд» Ибсена.

– Вдвоем с ним? Я думаю, он не откажется ставить её с тобой вдвоем: у вас когда-то это получилось. И играть в ней будешь?

– Обязательно.

– Значит, то?

– То: точно.

– Ну, тогда благословляю. А ассистент-то твой, действительно, справляется.

– Смотри, и актеры с ним чувствуют себя куда уверенней. Я их вчера просто задергала, – сама не знала, что мне надо.

– Ладно! Можешь дальше меня не уговаривать. Я же уже сказал: благословляю. Удачи! – он поцеловал ей руку и вышел.

Итак, эта гора спала с её плеч. Она ждала худшего: что его придется долго уговаривать.

Она ещё немного посидела, наблюдая за репетицией. Потом сказала:

– Продолжайте без меня! – и вышла в коридор.

Быстро шла, погруженная в свои мысли, и не заметила, как налетела на Риту.

– Ой! – вскрикнула та, хватаясь за нее руками, чтобы не упасть.

– Прости, я тебя чуть не сшибла!

Рита засмеялась:

– Ты неслась так стремительно!

– Я задумалась.

– Ты ещё всё под впечатлением своего посещения самой необычной пары людей на Земле?

– Почему ты так думаешь?

– Сужу по себе. Вчера в меня бес, что ли, вселился, как говорили в старину: стала с тобой спорить, помешала рассказать о них побольше. Так злюсь на себя: я же актриса – мне надо лучше, глубже знать людей вообще, а таких необыкновенных, как Дан и Эя, тем более. Ты сердишься на меня, сеньора?