Пожиратели огня - Луи Жаколио

— Ни с места! — крикнул тот и направил на графа дуло пистолета.

— Я забыл, — сказал граф, — что мошенники играют только с верными картами. Что же вам нужно от меня? Неужели вы не оставите меня в покое и в Париже?

— Сейчас же после того, как вы дадите формальное отречение от руки вашей невесты.

— Я сказал уже однажды, что вы его не получите!

— Вы его дадите, граф; благоразумие прикажет вам это! Поймите, что с этого момента вы являетесь для нас препятствием, которое должно быть устранено — как и когда, об этом мне ничего не известно. Удовольствуется ли Совет тем, что доведет вас до полного бессилия, или же решит покончить с вами раз навсегда — это будет зависеть главным образом от вас самих, от того, что вы намерены делать и как будете себя держать в будущем! Я же лично могу вас уверить, что не питаю к вам никаких враждебных чувств и вплоть до вчерашнего дня не только не знал вас, но даже не подозревал о вашем существовании!

Слова эти были произнесены незнакомцем мягким, почти растроганным голосом. Это внушило молодому графу мысль постараться разузнать что-нибудь о его друзьях от этого человека.

— Как вижу, вы, милостивый государь, принадлежите к кругу тех людей, у которых порядочность и воспитанность являются наследственными, — заметил он. — Так скажите же мне, почему вы принимаете на себя роль исполнителя чужой воли по отношению к человеку, который никогда не сделал ничего, чтобы заслужить ваше недоброжелательство!

— Этого вы никогда не поймете… И я ничего не могу сказать! Прощайте, мое поручение исполнено. Мне остается теперь добавить еще только одно: если мы встретимся с вами где-нибудь в обществе, в театре или на гулянье, и вы узнаете меня, то я прошу вас в ваших же интересах не подавать вида, что вы меня узнали!

— На это я должен вам сказать, что если мне представится случай встретиться с вами, то я не буду слушать иного голоса, кроме голоса моей личной безопасности, и поступлю так, как мне подскажет мое чувство самосохранения.

— Как вам будет угодно, это было простое предостережение! — сказал незнакомец.

— В таком случае я также считаю нужным предостеречь вас, что по отношению к таким врагам, которые действуют тайно и под личиной, я считаю все средства борьбы законными. Вы вызвали меня на борьбу, борьбу дикарей, и я готов поддерживать ее и бороться с вами тем же оружием; для начала, так как мне во всяком случае необходимо знать, с кем я имею дело, я предупреждаю, что не отстану от вас ни на шаг до тех пор, пока не сумею открыть вашего имени: скакун у меня добрый, и вам едва ли удастся уйти от меня!

Звонкий пренебрежительный смех был ответом на эти слова графа.

— О граф, вы делаете мне слишком много чести! — насмешливо сказал незнакомец, потрепав по шее своего коня.

Оба всадника пустили лошадей рысью. Они пересекли главную аллею и углубились в маленькую, узенькую и, кроме того, запрещенную для лошадей. Незнакомец как будто нарочно туда направился, потому что в конце аллеи был барьер. Достигнув его, он даже не пришпорил коня, который прекрасно взял барьер. Баярд взял его гораздо тяжелее и начал немного отставать. Граф пришпорил его и снова выравнялся. Тогда началась борьба, продолжавшаяся минут двадцать. Баярд, не знавший соперников на быстром бегу, отдал несколько корпусов коню незнакомца.

Скачка эта привела всадников к озеру. Незнакомец дал легко шпоры своему коню, и тот, с размаху бросившись в воду, поплыл с легкостью утки. Напрасно граф пришпоривал и даже хлестал своего Баярда: конь пугливо фыркал, бил задом, к великому смеху собравшегося народа, а в воду все-таки не пошел.

Граф был побежден, сконфужен, уничтожен. Он повернул лошадь домой, и в это время до его слуха донесся отдаленный крик с того берега:

— До скорого свидания, граф!

Приехав вне себя от злобы, Лорагюэ тотчас пошел в кабинет отца, чтобы рассказать ему свое приключение и спросить совета. Старика графа не было дома, и, зная, что его легче всего застать в клубе, молодой человек отправился туда. Действительно, старый аристократ восседал в игорной комнате клуба. Граф подошел к нему и только что начал рассказывать ему свое поражение, как онемел от изумления: за одним из столов сидел его утренний незнакомец и преспокойно играл в карты с генералом Буало. Поборов свое волнение, граф обстоятельно рассказал отцу свое приключение.

— Так это, значит, продолжение твоей истории в России? — спросил отец.

— Да, и, что всего интереснее, виновник моего утреннего поражения находится здесь, в клубе.

— В клубе? Ты с ума сошел.

— Это так же верно, как я вас люблю и уважаю, отец.

— Где же он? Не мучь меня, покажи.

— Партнер генерала Буало.

— На этот раз я окончательно пугаюсь, что ты болен, — сказал старик. — Да знаешь ли ты, кто это такой?

— Нет, не знаю.

— Это князь Урусов, один из самых веселых и милейших иностранцев, которых я видел когда-нибудь в Париже. Чтобы рассеять все твои сомнения, пойдем, я тебя познакомлю с ним.

Старик потащил сына и представил его князю.

— Очень рад познакомиться, — сказал князь и вслед за этой банальной фразой сумел завязать чрезвычайно интересный разговор, продолжавшийся очень долго.

Он говорил, как умный, сведущий и бывалый человек, владея в совершенстве французским языком.

«Он, он», — думал граф, слушая князя, но минуту спустя ему уже казалось, что он ошибся.

Незаметно прошел вечер. Молодые люди поужинали вместе, и так как старик уехал, то князь предложил графу подвезти его.

— Мы почти соседи, — говорил он, — вам грешно будет отказать мне!

Граф сел, и пара чистокровных английских лошадей помчала карету.

Выходя, граф поблагодарил князя за приятно проведенный вечер и затем собственноручно захлопнул дверь кареты. Вдруг стекло двери опустилось, и князь тихо сказал:

— Помните, граф: завтра вечером будет уже поздно, откажитесь лучше теперь.

— А, так значит, это…

Граф бросился было, но карета уже умчалась.

Когда граф рассказал отцу конец своего знакомства с князем, старик призадумался. Ему казалось, что сын его окончательно сошел с ума. Он посоветовался с доктором и через несколько дней выдумал поездку в Италию. Под предлогом, что ему скучно одному, он увез с собой и сына.

Прошло два месяца. Графы Лорагюэ вернулись домой. Отель был разграблен, и касса взломана. На дне ее было письмо.

«Мы вынуждены путем разорения лишить Вас возможности действовать. Ваше состояние будет возвращено Вам в тот день, когда Вы окончательно откажетесь навсегда от руки Вашей невесты, княжны Васильчиковой.