Маленькая ручка - Женевьева Дорманн

Нет больше тревоги, лестницы, поднимающейся воды, толпы, мамаши Вейль и исчезнувшего деда. Сильвэн Шевире снова в своей комнате на улице Бак лежит на правом боку, повернувшись лицом к раскрытому окну. Его глаза снова закрылись, потому что он еще не до конца проснулся, и он намеренно продлевает сон, цепляется за его последние наплывы, а маленькая ручка, легкая, но бесстыжая, нежная, но уверенная, пробегает по его плечам, спине, соскальзывает до поясницы, касается ягодиц, поднимается, спускается, едва прикасаясь к нему, разжигая под его кожей огонь, и ему хочется мурлыкать. В полусознательном состоянии он ощущает ласку, постепенно пробуждающую его тело. От каждого прикосновения маленькой ручки по телу пробегают восхитительные мурашки, обостряется чувствительность нервных окончаний и кровь приливает к месту сочленения бедер. Каролина? Он пробуждается от собственной эрекции. Улыбается, оборачивается, внезапно окутанный, окруженный, осажденный, опоясанный, опутанный, оседланный, обманутый нежностью, обладающей скрытой силой спрута и его смертоносным упорством; ощущением чудесной, но неожиданной свежести, сродни той, что доставляет пересохшему рту утоляющая плоть персика, спрятанная под шершавым пушком бархатистой оболочки.

Еще в полусне, Сильвэн восхищается этому противоречивому наслаждению, что пробуждает его тело прежде сознания и вызывает в нем восторг от чистого соприкосновения — прикосновения новорожденного, прижавшегося, после тысячи мук окончательного разрыва, к обнаженной коже своей матери, — далекое воспоминание о потерянном счастье. Однако в глубине растущего наслаждения есть болезненное раздвоение, с которым он всеми силами хочет покончить. Напрягшись до предела, он слепо пытается соединиться с этой другой частью его самого, что ищет его, зовет, находит, приникает к нему всем телом, от плеч до колен. Сейчас ему это удается, уже почти удалось. Он раскрывает глаза в русом лесу, шелковистой кипе, рассыпавшейся по его лицу, щекочущей так, что хочется чихать, душащей. И Сильвэн Шевире мгновенно пробуждается и резким движением пытается оторваться от этого чего-то свежего и теплого, что смеется и шепчет ему на ухо:

— Не двигайтесь… так хорошо!

Хорошо, неужели? Он уже не понимает, спит он или бодрствует, снится ли ему эротический сон или очередной кошмар. Он хочет вырваться, но Диана — малютка Диана! Девчонка! Подружка его детей! — Диана крепко держит его, цепляется за плечи, трется об его живот. Он ощущает ее дыхание на своих губах. Сильвэн парализован от желания и ужаса.

Изогнув поясницу, ему все же удается вырваться из объятий девочки-подростка; он грубо хватает ее за руки, приковывая к матрасу, чтобы не дать ей двигаться. На этот раз она не выказывает никакого сопротивления. Она отдается ему во власть — неподвижная, улыбающаяся, словно это игра. Сильвэн удручен.

— Ты что, с ума сошла?

Она смотрит ему прямо в глаза, снова с этой раздражающей улыбкой.

— Да, — спокойно отвечает она, — я сошла с ума… Пустите, мне больно!

Сильвэн разжимает пальцы. Она слегка массирует себе запястья, не сводя с него взгляда, подтягивает колени и продолжает смотреть ему прямо в глаза.

— Вы тоже немного сошли с ума, правда?

И прежде чем Сильвэн успевает что-нибудь сделать, она быстро кладет руку ему на трусы. Через ткань она касается вставшего члена, хватает его, сжимает всеми пальчиками.

Стиснув зубы, Сильвэн закрыл глаза. На этот раз у него уже нет больше сил, и обеими своими руками он судорожно обхватывает руку Дианы. Он ненавидит ее и хочет. Она права: он тоже сошел с ума, и его предал этот дурацкий член, вставший без его желания. Без его желания? Все происходит снова, как в тот проклятый день, когда ему было пятнадцать лет, — день, который, как ему казалось, он забыл. Медосмотр в лицее. Дежурным врачом была докторша, и когда Сильвэн, голый, вошел в жаркий медкабинет, оказался один на один с молодой женщиной, которая измеряла его рост, взвешивала, он почувствовал, как его член встает — ах, совершенно против воли! В первый раз он был голым перед женщиной. Тщетно пытался он овладеть собой, мысленно заклиная этот чертов конец вести себя спокойно, вернуться обратно, исчезнуть — эрекция от этого только усиливалась под внешне безразличным взглядом докторши. И — вот не везет — это равнодушие молодой женщины еще больше смутило его, вызвав состояние невыносимого напряжения. И чем более робким, униженным и несчастным он себя чувствовал, тем выше поднимался его член.

Рука Дианы нежно его сжимает. Она больше не движется. Закрыла глаза. Рассвет освещает ее русые волосы, и Сильвэн поражен красотой этого боттичеллиевского лица с заостренным овалом, круглым, полуоткрытым ртом, с тонким рисунком век, маленьким прямым носом, высокими, разгоревшимися скулами. Пока он спал, она сняла футболку. Диана обнажена — белокурая, длинная и золотистая, с более светлым пятном от купальника на грудках и ягодицах.

Сильвэн смотрит на нее, и его гнев улетучивается. У Дианы круглая попка младенца, тонюсенькая талия, женские груди с широкими окружьями сосков, почти темными на светлой коже, и он не может оторвать взгляда от этих грудей, слегка вздымающихся от дыхания.

Да, правда: ему хочется переспать с этой негодницей, и в то же время он с ужасом оценивает свое положение. Диана, дочка Ларшана, девчонка, ровесница его детей. Она девчонка? С этим готовым отдаться телом и дьявольской маленькой ручкой видавшей виды проститутки, которую у него даже не хватает мужества оторвать от себя, настолько ее пожатие легко и приятно?

Сильвэну жарко. Кровь стучит у него в висках, его одолевают противоречивые желания побить ее, приласкать, сбросить с кровати, сжать в объятиях.

Диана открывает глаза, больше не улыбается. Она незаметно скользит к Сильвэну, сворачивается комочком у его плеча, а ее ручка по-прежнему сжимает его.

Сильвэн просунул левую руку под голову Дианы и правой рукой отбрасывает ее волосы с плеч, мягко отводит их назад. Он побежден. У него нет больше сил. Коснувшись губами уха Дианы, он глупо шепчет:

— Ну чего ты хочешь?

Теперь она лежит на нем. Он чувствует ее всю — такую хрупкую, такую горячую, такую подвижную. Ее рука поднялась до самого лица Сильвэна и гладит его.

— Я хочу, — говорит она, — чтобы вы научили меня заниматься любовью.

— Ты понимаешь, что ты говоришь?

— Да. Я все время об этом думаю. Я хочу, чтобы это были вы и никто другой.

— Ты знаешь, что я тебе в отцы гожусь?

— Это все равно, и вы мне не отец. Мой отец — взрослый человек. Немного старый. Вы — нет.

— Сколько тебе лет?