Искушение Тьюринга - Давид Лагеркранц

На ночном столике стоял новый радиоприемник «Филиппс Сириус». Обычно Корелл слушал новости Би-би-си в семь или восемь утра, за приготовлением чая и тостов с томатами и кровяной колбасой. Но сегодня он не стал завтракать. Оделся и сразу вышел на улицу.

На тротуарах и проезжей части сверкали лужи, намокшие деревья и кустарники казались тяжелыми. Корелл побрел вдоль реки Боллин. Поравнявшись с фермой, ответил на приветствие работника Грегори и только потом направился в сторону полицейского участка. Последний располагался в здании из красного кирпича на Грин-лейн, примыкавшей к главной улице и тем не менее находившейся в нескольких километрах от манчестерского аэропорта с его вечным самолетным гулом.

Корелл прошел мимо вахты, где за заваленным бумагами столом за старым коммутатором «Дувр» дремал телефонист, коротко поздоровался с инспектором и поднялся по лестнице в отдел криминальных расследований.

В этом небольшом помещении он работал с тремя коллегами и шефом Сэндфордом. На стенах висели портреты объявленных в розыск и плакаты с никому не нужной информацией о болезнях и паразитах. Кореллу бросился в глаза намалеванный зеленой краской жук, якобы распространявший чуму на картофельных грядках.

За столом сидел Кенни Андерсон, почти не видный за закрывавшей обзор вешалкой. В архивном отсеке в клубах табачного дыма угадывалась фигура Глэдвина.

– Наконец этот проклятый дождь кончился, – заметил Андерсон вместо приветствия.

– Ни за что не поверил бы, если б не видел собственными глазами, – подхватил Корелл, всем своим видом давая понять, что не расположен к дальнейшей беседе.

Кенни Андерсон был на пятнадцать лет старше Корелла. Несмотря на нелегкую жизнь, он был вполне дружелюбен в общении. Но за внешней приветливостью чувствовалась непробиваемая твердолобость, затруднявшая контакт между ним и Кореллом. Кроме того, по утрам Леонарду требовалось время, чтобы собраться с мыслями. Поэтому перед началом рабочего дня он любил уединиться в своем углу с «Манчестер гардиан» и «Уилмслоу экспресс».

О недавней смерти в газетах не было ни слова, что не удивило Корелла, – похоже, журналисты просто не успели проснуться. Темой дня стал дождь. Писали, помимо прочего, о наводнении в Хаммерсмите и Стэйпенхилле, о крикете в Лидсе с сорока двумя тысячами раскупленных мест. На одной из вкладок Корелл нашел статью об отмене карточной системы и вспомнил, что уже слышал о чем-то таком от доктора Бёрда. Итак, с 4 июля англичане смогут покупать мясо и сливочное масло в неограниченных количествах. Для Корелла, с его шестистами семидесятью фунтами годового жалованья, это значило не так много. Поэтому он не стал задерживаться на этом материале и сразу перешел к спортивным новостям. Австралиец по фамилии Лэнди попытался побить рекорд самого Баннистера в забеге на одну милю в Стокгольме. Корелл задумался. Откуда-то, словно из другой жизни, доносился голос Кенни Андерсона. Но Леонарду приходилось напрягаться, чтобы пропускать его слова мимо ушей.

– Эй… Андерсон вызывает Корелла.

– Что… что случилось?

Помощник инспектора повернулся. В нос ударил запах спирта, табака и перечной мяты.

– Я слышал, тот «голубец» преставился?

– Какой «голубец»?

– Разве не к нему ты вчера ходил?

– О ком ты?

– О том, с Эдлингтон-роуд.

– А… да, я был там вчера.

Голова закружилась от воспоминаний, мыслей и ассоциаций.

– Самоубийство?

– Похоже на то.

– А подробнее можно?

– Он вскипятил целую кастрюлю цианида. Пахло ужасно.

– Должно быть, не вынес позора. Да… некрасивая вышла история, что и говорить.

– Некрасивая? – механически повторил Корелл.

– Он ведь во всем признался, можешь себе представить?

– Я, честно говоря, не особо в курсе… – Корелл замялся. – А что тебе о нем известно?

Еще толком не зная, что имеет в виду Кенни, он все-таки понял, почему имя предполагаемого самоубийцы показалось ему знакомым.

Тьюринг был осужден за гомосексуализм – за последние годы в Англии было вынесено множество таких приговоров. Сразу после войны, когда Корелл начинал в Манчестерском Б-дивизионе, проблема мужеложества не особенно волновала общество. Только после случая с Бёрджессом, сбежавшим в 1951 году со своим «напарником»[5] – имени которого Корелл не помнил – в Советский Союз, гомосексуалистами занялись по-настоящему. Проблема вдруг обрела актуальность – не в последнюю очередь из соображений государственной безопасности.

– Собственно, знать тут нечего, – ответил Кенни на воспрос Корелла.

– То есть? – не понял тот.

– Обычный педераст, который, в отличие от многих, смог на это решиться… Парень не блистал умом, как я понимаю.

– Он был математик.

– Это ничего не значит.

– И как будто имел орден за боевые заслуги.

– Сейчас их имеет каждый второй.

– У тебя есть?

– Оставь, пожалуйста.

– Так ты в курсе этой истории?

– Разве в общих чертах, – отмахнулся Кенни.

Тем не менее он придвинул свой стул к Кореллу, придал лицу просветленное выражение и задвигал губами, как делал каждый раз, когда собирался рассказать что-нибудь важное. Корелл отвернулся, чтобы не дышать его перегаром.

– Помню, тогда к нему на Эдлингтон-роуд кто-то вломился, – начал Кенни. – В высшей степени подозрительная кража со взломом. Унесли кучу разного барахла, в том числе перочинный нож и бутылку с чем-то таким… даже не полную. Ничего ценного, но «голубец» решил наказать преступника и явился к нам.

– Кто принимал у него заявление?

– Браун, как я полагаю. Педерасту очень хотелось знать, кто же это сделал. Он подозревал своего любовника – жалкого недоумка, которого подобрал на Окс-форд-роуд.

– Что, криминальный тип?

– Да нет, искатель счастья, из тех, что продают себя под мостом. Но наш «голубец», как там его…

– Алан Тьюринг, – подсказал Корелл.

– Тьюринг имел глупость выложить нам все свои подозрения, – Кенни кивнул. – Конечно, всего он не сказал… и об их отношениях с этим бедолагой тоже умолчал. Вместо этого сочинил какую-то историю, сквозь которую вся правда просвечивала насквозь.

– И?..

– Коллеги, разумеется, наплевали на эту кражу и поднажали на Тьюринга, да так, что тот во всем признался. Его, конечно, удивил такой поворот дела…

– То есть?

– Ну как… Прийти к нам в надежде поймать грабителей – и в результате самому оказаться за решеткой…

– Так его еще и посадили?

– Приговорили; так, по крайней мере, я слышал… И с тех пор о Тьюринге ничего не было. До вчерашнего дня, я имею в виду. Засел, должно быть, в своей норе в Дин-Роу[6] и сгорал от стыда…

– Вчера у меня возникло чувство, что он был немного сумасшедший, – признался Корелл.

– Меня бы это не удивило, – подхватил Кенни. – Больной, что и говорить…

– Не уверен, что всех гомиков следует считать больными.

– Но ты же сам только что сказал…

Корелл покачал головой. Он понял, что противоречит сам себе. Со времен колледжа «Мальборо» любой гомик был в его глазах больным по умолчанию, и Леонард только что сам употребил слово «сумасшедший» в отношении Тьюринга. Но уверенность Кенни Андерсона выглядела настолько омерзительной, что соглашаться с ним Корелл счел ниже своего достоинства. Он полагал, что коллега все же не вправе ставить математику диагноз.

Ведь Кенни не было там, в доме на Эдлингтон-роуд. Он не видел Тьюринга лежавшим на спине на койке, и запах горького миндаля не бил ему в нос. Андерсон часто судил о людях слишком упрощенно и прямолинейно. Тьюринга можно было подозревать в чем угодно, но речь шла о крупном математике, несравнимо превосходящем Кенни Андерсона в плане умственных способностей.

– Хочешь сказать, что инспектору криминальной полиции не к лицу судить наобум? – догадался Кенни.

– Что-то в этом роде.

– Я думал, мы просто болтаем…

– Ты правильно думал, – поспешил согласиться Корелл. – Так что, этот Тьюринг имел контакты с преступным миром?

– А у какого гомика их нет? Это само собой разумеется, когда речь заходит о них.

Корелл кивнул, не желая развивать тему.

– Тем не менее…

– Что?

– Следует хоть немного вникнуть в суть дела, прежде чем…

– Конечно, конечно, – затараторил Кенни. – И поверь, никто здесь так не радуется хорошо спланированному убийству, как я. Но в данном случае все слишком очевидно… У парня было достаточно причин самому свести счеты с жизнью. К тому же до сих пор не нашлось ни одного человека из его окружения, кто смог бы объяснить, чем он там занимался… Пока всё на уровне сплетен и догадок.

– Именно, – согласился Корелл.

– Я уже говорил, что Росс желал тебя видеть?

– Нет. А что ему нужно?

– Ну, что может быть нужно этому черту…

– Придурок, – негромко выругался Корелл.

– Что-что?.. А ты, случайно, не с похмелья?