Амбиции - Лилит Сэйнткроу

Он слегка сгорбился и засунул руки в карманы брюк. Его волосы были совсем как мои, только вились сами, без завивки. Он выглядел очень уверенным в себе. Но что-то во всем этом было не так.

Нельзя сказать, что он не был привлекательным,— скорее наоборот. Однако он казался очень самоуверенным. Вы никогда не встретите парнишку-тинейджера, который выглядел бы человеком, имеющим обо всем определенное мнение. Ну а если встретите, это будет притворщик. Но этот действительно так выглядел… Что странно.

— Мне надо идти.

— Но ты ведь только что пришла.

«Откуда, черт побери, тебе это известно?» Я пожала плечами, полирнула одну «мэри-джейнс» о тыльную сторону носка на другой ноге. Лодыжки у меня ныли — я прошла немалый путь по склону холма до автобусной остановки и, наверное, натерла ноги до волдырей.

— Ну скажи «да». — Он перестал улыбаться и выглядел вполне серьезным. Весьма серьезным. Его взгляд был очень проницательным. — Мы должны объединиться, ты и я.

Что сказать? Я же совсем не знаю тебя, парень.

— Это почему же?

— Потому что в противном случае они съедят нас заживо. Пошли танцевать. — Он снова протянул мне руку, ладонью вверх.

Допускаю, что это была правда. И я заплатила свои два бакса. Он не улыбался, только смотрел на меня, будто дело было весьма серьезным и мне следовало об этом знать. А ветер продолжал дуть, издавая низкие воющие звуки.

В общем, я пошла с ним. Мы вернулись, пройдя мимо вышибалы, который внимательно на нас посмотрел, но ничего не сказал. Джонни все время держал меня за руку, пока мы шли к танцполу, где растворились в общей массе танцующих. Вместе с тем мы находились в своем маленьком пространстве, которое принадлежало только нам двоим.

Когда в субботу утром я открыла глаза, раннее солнце разукрасило лучами мою постель, а будильник, вместо того чтобы звенеть, издавал какие-то хриплые звуки. Моим первым ощущением стала чертовская боль в ногах. В следующий момент я поняла, что наш трейлер пуст. Но может, папа спит.

Несколько минут я лежала, наслаждаясь ощущением солнца. В трейлере что-то похрустывало, так, как это всегда происходило с ним по утрам, — так похрустывает в приемнике кухонного комбайна бекон, когда с него снимается шкурка. Мои лодыжки болели, но зато носки были чистые — позавчера я устроила стирку.

Я встала. Сливное отверстие в полу ванной комнаты следило за мной, пока я приводила себя в порядок. Вода была негорячей, но и на улице сегодня стояла вполне теплая погода. Так что все нормально. Покрытое пятнами зеркало над раковиной нагоняло на меня тоску, поэтому я лишь, мельком глянула в него, чтобы собрать волосы и перехватить их лентой.

Пройдя в кухню, я поняла, почему отец ушел.

«Сегодня работаю в булочной. Получил твою ведомость — сплошные „А" [8] . Славная девочка. Оплати счет за электричество!»

Буквы были нацарапаны на обратной стороне полученного из Сент-Криспина конверта из плотной светло-коричневой бумаги. С лицевой стороны конверта на гербе и готическом шрифте расплылось пятно от пролитого кофе.

Слава богу, у него есть работа. По крайней мере на какое-то время. Я открыла конверт с ведомостью, увидела на ней четкий ряд оценок «А» и с облегчением вздохнула: в прошлом семестре я едва не завалила тригонометрию, но судьба и Брат Боб оказались ко мне благосклонны.

Итак, стипендия — в сохранности. Я была уверена, что мне выставят такие оценки. Кого колышет, что себе думают эти богатенькие сучки или насколько они недоброжелательны и злобны?

Но Гвинет… Вот она сидит рядом со мной на скамейке в летнем домике ее родителей, болтает ногами и жует трубочку с мороженым. И поглядывает в окошко — не покажется ли там возвращающийся домой отец, а мы с Марисой в это время играем в шашки. Или стоит рядом со мной в хоре, и мы подталкиваем друг друга, когда начинается песня с неким забавным подтекстом, понятным только нам двоим.

Еще в конверте лежали деньги. Предполагалось, что я пойду и оплачу счет за электричество. Дешевые тюлевые занавески слегка шевелились. Отец оставил окно в кухне открытым, наверное, чтобы выветрился запах сигаретного дыма. Три банки из-под пива и сковородка со следами яичницы и разогретой фасоли на дне. Я открыла кран с разбрызгивателем и вылила в раковину немного средства для мытья посуды.

Щеки у меня были мокрые. Ветер слегка подвывал. Теперь этот звук, дополненный шуршанием поднятой ветром пыли, трущейся об острые углы, будет постоянным. Так происходит каждую осень.

Если бы мы не пошли на вечеринку, сейчас я проснулась бы в спальне Гвин, учуяла бы запах кофе и жареного бекона и услышала бы отдаленное, доносящееся из кухни мурлыканье какой-нибудь мелодии в исполнении Марисы. А поскольку сегодня суббота, родители могли быть дома и Гвин стремилась бы уйти, прежде чем ее бледная, худосочная мамаша произнесет свое обычное: «Ты завтра собираешься пойти в церковь?» Мы бы с ней прошлись по магазинам и, в то время как Гвин делала бы покупки, передразнивали бы окружающих, прыская смехом в сложенные пригоршнями ладони.

Зазвонил телефон. Я взглянула на него и пожалела, что нет определителя номера. Хотелось знать, не звонок ли Гвинет я проигнорировала, оттирая в раковине грязь с посуды, ополаскивая ее и вытирая, а потом расставляя по местам. После этого я занялась приведением в порядок школьной сумки. А телефон звонил снова и снова. Интересно, кто бы это мог быть? Может, кредитный инспектор?

Когда я вышла, заперев за собой дверь, телефон по-прежнему надрывался. На грунтовой подъездной дорожке все еще были видны отпечатки колес черной «джетты» [9] Джонни, правда уже почти затертые колесами отцовского грузовика и засыпанные пылью.

По понедельникам у меня не было занятий вместе с Митци и ее компанией вплоть до четвертого урока, что радовало. Но Гвин не было и на втором. На протяжении всей лекции по истории Америки ее пустой стул рядом с моим сильно меня беспокоил, как больной зуб. Прозвенел звонок, извещающий о перерыве на первый завтрак и следующем за ним третьем часе занятий. Вообще-то, все происходило, как и в любой другой учебный день, когда Гвин была нездорова или страдала от похмелья и вызывала Марису, чтобы та забрала ее из школы домой. На меня никто не обращал внимания.

Перерыв я провела в длинном и узком помещении библиотеки, перелистывая страницы, текст которых расплывался в глазах. Нос у меня был заложен. Если у дверей раздавались голоса, я наклоняла голову ниже.

Четвертый урок — то, к чему я серьезно себя готовила. И, как оказалось, не зря. Брат Боб устроил очередную контрольную. Место Гвин по-прежнему пустовало, и Митци со своей компанией весь урок поглядывали на меня, шептались и хихикали. Как только прозвенел звонок, я быстро пошла к выходу из класса. Но недостаточно быстро…