Амбиции - Лилит Сэйнткроу

Грудь у меня болела, в животе раздавалось урчание, говорившее о том, что я голодна. Но я не обращала на это внимания. Школьные двери проглотили меня. В нос ударил запах линолеума, масла, крошек мела, крепких моющих средств уборщиц, а также дурной запах, исходящий от этих несчастных девчушек в грубой, шершавой одежде, поглощенных зубрежкой. А снаружи ждал целый мир! Все это сомкнулось над моей головой. Я протиснулась к своему классу, и никто не окликнул меня по имени.

Они опоздали к началу четвертого урока на пару минут, но и Брат Боб по какой-то причине задержался. То, что он не появился в классе точно к началу урока, было редкостью. Я достала и открыла свой подержанный, но еще вполне приличного вида учебник.

Гвинет проскользнула на свое место и села рядом со мной. Митци, откинув назад косички, смерила меня взглядом, преисполненным сожаления. Я плюхнулась на стул.

— Сегодня будет вечеринка, — шепнула Гвин. Она где-то раздобыла жвачку, и в нос мне ударил аромат «Джуси Свит». — На Холмах. Пойдешь?

— Я думала, что мы…

— Да брось ты! — прервала она меня с улыбкой.

В этот момент Брат Боб, тяжело ступая, появился в дверях. На его круглом покрасневшем лице виднелась испарина. Воротник, как всегда, врезался в морщинистую шею. Гвин называла это зрелище «шея придушенного индюка», и я с ней соглашалась.

— Но там же не будет ни одного знакомого. — Я пробормотала это еле слышно, потому что класс уже затих.

Черные глаза Брата Боба, маленькие и влажные, внимательно оглядели наши ряды. Митци заерзала. Триша затолкала сумку под стул и стала поправлять ленту, стягивающую волосы.

— Боже мой, просто скажи «да». — Гвинет устремила взгляд вперед, к классной доске, при этом ее голубые глаза сузились.

Брат Боб глотнул воздуху и встал прямо. Свежевымытая доска блестела.

— Да, — сказала я.

— Девочки, утихомирьтесь! — строго произнес Боб.

Вдруг раздался сигнал пожарной тревоги. Слава богу, тревога оказалась учебной. Мы с Гвин посмотрели друг на друга, схватили свои сумки и вышли из школы. Судя по всему, нам было предначертано закосить четвертый урок.

Мы заскочили домой к Гвин. Ее папа был на работе, мама тоже ушла куда-то. Дома находилась домработница Мариса, которая лишь поцокала языком, когда мы, хохоча, влетели в квартиру.

— Ты видела это, да? — Гвин начала икать от смеха.

Было удивительно, что она могла водить машину. От Сент-Криспина до ее дома — двенадцать минут езды, если светофоры не тормозят движение. Сегодня сплошь загорался красный, но нам везло.

Ездить с Гвинет — все равно что играть в рулетку: рано или поздно ожидает проигрыш. Иногда она становилась рассеянной и катила, не глядя на светофоры, забывая о встречном движении. Порой она будто вовсе не видела красных огней, пока я не извещала ее о них воплем «Господи боже!», хватаясь за приборную панель.

Гвин чуть не охватила истерика, когда мы проехали мимо полицейского на красный, вместо того чтобы остановиться и ждать своей очереди на проезд. Полицейский даже не посмотрел в нашу сторону и не переключил сигнал светофора. Он просто сидел у пульта.

В истерику впала я, поскольку в нас чуть не врезалась огромная красная «эскалада»[3]. Разумеется, с моей стороны. Поскольку с мисс Лакипантс[4] никогда ничего не может случиться. Но я ехала с ней дальше и еще смеялась. Тусоваться с ней всегда было не скучно, начиная со второго класса, когда она в спортзале свалилась со шведской стенки прямо на меня. А после ночи, проведенной в доме ее родителей — шикарном особняке, привлекавшем взгляд обилием стекла и белоснежной штукатурки, — я временами закрываю глаза и отчетливо представляю себе, что это я живу там, а в гости заходит кто-то другой.

Гвин бросила сумку на табурет возле столика для завтрака и пригладила рукой волосы.

— Как дела, Мариса? — Она попыталась сделать серьезное лицо, но у нее ничего не вышло.

— Привет, Мариса. — Я помахала ей рукой, поправила висящую на плече сумку.

Она фыркнула на нас обеих, однако открыла дверцу холодильника. Меньше чем через минуту на столике появились тарелка с домашним сахарным печеньем и два больших стакана молока. Словно по волшебству. С округлыми плечами, круглыми глазами на круглом лице, она была одета в черное, напоминавшее униформу платье. На чистом, накрахмаленном белом переднике, как обычно, ни единого пятнышка.

Я взяла сахарное печенье. Она улыбнулась мне своей обычной скуповатой улыбкой, которая никогда не смягчала строгого взгляда черных глаз.

Наш смех улетучился. Гвинет плюхнулась на табуретку, а Мариса подвинула тарелку чуть ближе ко мне. Я отхлебнула молока, и в животе у меня слегка полегчало.

— Пронеслись мимо него впритык, — хихикнула Гвин, и мы снова будто вернулись на дорогу.

Прошло немало времени, прежде чем мы затихли, главным образом благодаря Марисе, которая подкладывала на тарелку печенье и подливала в стаканы молоко.

— Чего хочет Митци, кроме того, чтобы пригласить тебя на самую шумную тусовку этой недели? — Мне удалось произнести эти слова как бы между прочим.

— Ой, да фигня все это! Понимаешь, она не может существовать без восхищения окружающих. Извращение какое-то! Стоять кучкой и превозносить друг друга.

Ну да.

— А тебе действительно хочется пойти на это сборище? — Я имела в виду — вместе со мной.

Гвин искоса посмотрела на меня долгим, лучистым взглядом. Она выглядела такой жизнерадостной, и на ее щеках словно расцвели две розы. Я вытащила все шпильки из своих волос и почувствовала себя какой-то засаленной. Школьная форма не спасала.

— Если хочешь, одолжу тебе свою черную шелковую блузку.

Не могу сказать, чтобы она обхаживала меня. Но шелковая блузка была ее любимой обновкой. Возможно, она ее еще ни разу не надевала.

— Ха! Ты можешь просто забросить меня домой. Я не хочу идти туда.

— Ты опять хочешь пойти в старое скучное «Блю».

Ведь именно туда и ты хотела пойти, за пять минут до того, как Митци снизошла со своих высот и пригласила тебя!

— Нет, мне нужно делать домашние задания.

— Ну пожалуйста. Ведь ты сделаешь эти свои задания буквально за пять минут. Я сяду за руль, и ты поедешь со мной. Ты должна! Я не смогу одна сладить с оравой вопящих идиоток.

Тогда зачем туда идти? Но я сдалась. Какое-то время делала вид, что идти туда не собираюсь, но лишь до тех пор, пока Гвин не возмутилась и не запустила в меня печеньем. Мариса вздохнула и убрала со столика тарелку. Я допила молоко и подобрала упавшее печенье. Правда, есть его не стала — какая-никакая гордость у меня имеется!