Насты - Юрий Никитин

Данил отдышался, сказал недовольно:

– Ты чего? Дебаты перед выборами смотришь?.. А мне предвыборные обещания напоминают торговлю с папуасами.

– Сам ты Миклухо-Маклай!

Люська сказала обидчиво:

– У них получается, что и погоду выбирали мы сами!

– Нужна революция, – сказал я со злостью. – Чтоб освободила нас от этой проклятой власти.

Зяма сказал хмуро:

– Все революции освобождают только рыб в аквариумах.

У меня звякнул мобильник, я выловил его из кармана, там появилась аватара злобного протоса с миниганом в щупальцах, сказал всем:

– Грекор…

Данил сказал решительно:

– Зови. Он хоть и дурак, но хороший дурак.

– Зови, – поддержал его Зяма.

Люська заулыбалась:

– Он правда клевый. Хоть и смешной.

Я включил связь, ответил на «привет, чувак!» и сказал сразу:

– Мы зависаем у Данила. Если хочешь, заходи.

– Буду через десять минут, – ответил Грекор быстро.

Он явился не через десять, это сказал для солидности, а через пять, не вошел, а почти вбежал, высокий, смуглый и черноволосый, с живыми блестящими глазами и кудрявыми волосами, в плечах еще шире Данила, а бицепсами постоянно ревниво меряются, Грекор отстает аж на два сантиметра, жуть, как жить, хотя и уверяет, что это все из-за недоразвитости трицепсов. Раньше бы сказали, что смахивает на цыгана или еврея, но теперь все подозревают кавказца или среднеазиата, хотя он страстно уверяет насчет родства с южными славянами, а они там, дескать, все черные.

Имя, правда, теперь ничего не говорит, родители все выначиваются, придумывая своим что-то необычное, из-за чего нашего Данила постоянно называют Данилой или Даниилом, он давно забодался поправлять и теперь только следит, чтобы в документах и всяких справках писали правильно, а то вообще кранты: без правильной бумажки ты букашка даже в Африке.

– Всем привет! – сказал Грекор весело. – Как жисть?

Данил ногой пихнул в его сторону табуретку.

– Нормуль. Садись. Что-то у тебя морда лица, как у зерга…

– Вчера три бутылки вина выпил, – сообщил Грекор бодро. – И ни в одном глазу! И сейчас никакого похмелья.

Мы улыбались, переглядывались, даже Люська понимающе вскинула брови и посмотрела на него особым взглядом, но никто не сказал ни слова, только прямодушный Данил спросил:

– Ты брехло или скотина?

Грекор оскорбленно вскинулся:

– Ты чего?.. Ребята, он с дуба рухнул?

Зяма, сориентировавшись быстрее других, сказал оценивающе:

– Думаю, брехло.

– А не скотина? – спросил Данил с сомнением.

– Может, и скотина, – согласился Зяма, – но меня учили видеть в человеке хорошее, а, по-моему, быть брехлом лучше, не так ли?

– А скотиной легче, – возразил Данил.

Грекор сказал обиженно и с непониманием:

– Это чего так?

– Только скотина, – пояснил Зяма и выставил перед собой растопыренную пятерню, показывая, что объясняет для доступности некоторым вообще на пальцах, – даже животное, может выпить три бутылки вина за один вечер. Так ты брехло или скотина?

Грекор застыл с открытым ртом, Данил и Зяма посмеиваются, хихикают даже, Грекор слишком уж прост, и по его роже видно, когда вдруг начинает думать то, что уже брякнул чуть раньше.

Я подумал, что Грекор может пригодиться в нашей складывающейся компашке, сказал мягко:

– Данил, ты слишком категоричен. Мы все здесь с некоторыми слабостями, даже с девиантностями, как все тонко чувствующие люди с высокой нервной организацией, прости за сложное для тебя слово. Грекор такой же, как и все мы, понял?.. В основе своей.

Данил поморщился, но смолчал, зато Грекор посмотрел на меня с великой благодарностью, и я понял, что этот теперь пойдет за мной, как верный солдат нашей великой миссии.

– Ладно, – сказал Зяма, – мне сегодняшний рейд понравился. Пощечина общественному вкусу получилась хлесткой. Маяковскому такая и не снилась!

Данил прорычал сладострастно:

– Надо повторить…

– Пусть Маяковский там в гробу завидует, – сказала Люська.

– Повторим, – согласился я. – Только на этот раз что-то иное. Мы же творческие люди? Вот и натворим.

– Обдумаем сперва или потом? – поинтересовался Зяма.

– Мы творческие, – повторил я с достоинством. – Сперва сперва, а потом… нет, не потом, а на месте тоже внесем коррективы, если сумеем что-то улучшить, мы же талантливые.

– В смысле, – уточнил Зяма, – ухудшить?

– Для системы, – согласился я. – А для нас это улучшить. Разве мы не борцы с этим миром, угнетающим человека и навязывающим ему запрограммированное поведение?

Они гордо заулыбались, расправляют плечи, в глазах гордость, мы не существа, подобные старшему поколению, что просто существуют, даже не понимая зачем, а мы ищем смысл и находим его в борьбе с системой.

Зяма сказал, загораясь:

– А что, если попробовать насрать на эскалаторе? В метро?

Данил, вечный бунтарь, но и вечный скептик, пробурчал:

– А как? Ты только штаны спустишь и присядешь, как тебя пнут под зад. И будешь катиться до самого низа!

– Все спешат, – поддержал Грекор. – Пнут потому, что наткнутся. А в правом ряду срать бесполезно – там все стоят, никто не сойдет с места, пока последняя ступенька эскалатора не уйдет в гребенку. А там говно растрясется… Когда лента снова выйдет наверх, уже и следа не будет.

– А если слева, – сказал неунывающий Зяма, – но вечером? Народу хоть и меньше, но есть! Нетерпеливые вообще бегут.

– На эскалаторе все смотрят под ноги, – напомнил Данил, – это не на улице, где смотрят по сторонам.

– Смотрят-то смотрят, – сказал Зяма, – но сейчас электроэнергию экономят, поручни видно хорошо, а внизу темень… Что скажешь, бугор?

Я подумал, сказал уклончиво:

– Попробовать можно. Хотя я и сомневаюсь… Лучше на тротуаре насрать. Пойдем впятером, надо взять длинные плащи, чтобы прикрыть, когда Зяма штаны снимет.

– Почему я?

– А кто лучше всех срет?

– Данил лучше! Он такие кучи валит!.. Не перепрыгнешь!

Я сказал примирительно:

– В данном случае важнее, кто быстрее, а не кто больше. Лучше, думаю, это делать Люське. Она во всем быстрая.

Люська блымнула глазищами с подозрением.

– Ты на что намекаешь?

Я сказал с подчеркнутым испугом:

– Люська, это же комплимент! Ты быстрая, как белка! Красивая белка!

– Ну ладно, – сказала Люська все еще с надутыми губами, – пока убивать не буду.

Данил кого-то слушал по телефону, кивал, не скоро откажется от этой привычки, наконец сказал:

– Что, с пирожками? Маринка, ты просто чудо! Приходи, мы тебя в жопу расцелуем!

Глава 4

В дверь постучали, наши было задвигали носами, принюхиваясь, Марину с пирожками всегда слышно еще с лифта, но это пришел приятель Данила Юрик, тихий парнишка, мечтающий нарастить такие же мышцы, как у Данила, застенчиво поздоровался со всеми и уединился в уголке. Обычно он во всем старается подчеркнуть независимость и бунтарскость, пьет и курит, хотя самому противно, вижу, громко ржет, рассказывает похабные анекдоты, но с нами такое не пройдет, видим как облупленного, потому сидит тихо, только слушает и попискивает.

Марина явилась как Красная Шапочка, широкая улыбка на довольном лице и плетеная корзина, накрытая чистым полотенцем, из-под которого по всей квартире поплыли умопомрачительные ароматы.

– Налетай, – сказала она поощрительно, – кто больше всех съест, того возьму подкармливать на ночь.

Немолодая, по нашим меркам почти старая, ей уже сорок и, как осуждающе говорят соседи, в матери годится любому из нашей компашки, но еще бодрая, ездит на велосипеде, одевается стильно и броско, хотя красится чересчур, из-за чего морда выглядит матрешечной, а так ничего, веселая, трахаться предпочитает только с малолетками. Наверное, так поддерживает себе молодость. Ученые Бостонского универа сообщили в ежемесячном вестнике, что мужская сперма приживается в мозгу женщины, делает ее моложе и активнее, вот она и пользуется этим бесплатным и эффективным средством, где, как говорится, все в одном.

– Анатолий? – спросила она.

– Дай и мне пирожок побольше, – ответил я. – Во всем-то ты хороша, Марина.

Она польщенно улыбнулась, понимая, что я имею в виду. Несколько раз, выезжая с нами в дальние прогулки, она тоже обожает демонстрировать сиськи, но не задирает майку, а напротив – вываливает обе поверх, они у нее втрое крупнее Люськиных и, честно говоря, возбуждают сильнее то ли размерами, то ли не такой уж и правильностью, что подразумевает нечто более плотское, чем созерцание Люськиных округлостей, выполненных словно с помощью циркуля и совершенных инженерных инструментов.

А еще она тоже носит очень коротенькую юбочку и не носит трусики, так что обожает либо подниматься по крутой лесенке, когда внизу сидят мужчины, либо сильно наклоняться, поправляя шнурки на кроссовках, так что сзади хорошо видны хорошо выбритые припухлые губы, которыми она всегда очень гордится.