Как вам это понравится. Много шума из ничего. Двенадцатая ночь. Перевод Юрия Лифшица - Вильям Шекспир

Акт второй. Сцена третья

Перед домом Оливера.

Входят ОРЛАНДО и АДАМ.

ОРЛАНДО. Ты что, Адам?АДАМ. Вы здесь, мой господин?      Мой славный, мой достойный господин?      Зачем вы здесь, второй Ролан де Бор?      Зачем за доблесть люди любят вас?      Зачем вы благородны и храбры?      Зачем вы перед герцогом капризным      Атлета обесславили его?      Вам не нужна была такая слава:      Вы, господин мой, из таких людей,      Которым их достоинства вредят.      Вас предали, прикинувшись святыми,      Все ваши совершенства, господин.      Будь проклят мир, в котором совершенства      Владельцам их способны навредить!ОРЛАНДО. Ты что, рехнулся?АДАМ. Юный неудачник!      Не приближайтесь к месту, где живет      Ваш враг, во всем завидующий вам,      Ваш брат… нет, он не брат… но все же сын…      Нет, и не сын… Язык не повернется      Сказать, что сын он своего отца.      О вас он слышал и сегодня хочет,      Когда уснете, дом ваш подпалить.      Он твердо вас настроен погубить:      Не спалит – так зарубит топором.      Он думал вслух об этом, я подслушал.      Бегите! Здесь не дом, а скотобойня,      Здесь смерть живет, не вздумайте входить!ОРЛАНДО. Куда же мне, Адам, теперь податься?АДАМ. Куда угодно, только не сюда.ОРЛАНДО. Ты предлагаешь мне пойти с сумой?      Иль на большой дороге промышлять      При помощи презренного меча?      Осталось это, больше ничего.      Но нет! Умру – на это не пойду!      И пусть кровавый брат меня убьет,      Пусть кровь мою он пьет, братоубийца!АДАМ. Так не пойдет. Пятьсот монет на службе      У вашего отца я отложил.      Они пошли б в кормильцы старику,      Когда он, одряхлевший и больной,      Был бы, как тряпка, брошен в уголок.      Вот золото. Пусть кормит старика      Тот, Кто небесным птицам не дает      Погибнуть без еды. Все эти деньги      В дар от меня примите, господин.      Поверьте, я еще могу работать,      Поскольку в юности не принимал      Я зелья горячительного внутрь      И не искал постыдных удовольствий,      Которые нам тело разрушают:      Меня мой возраст, как мороз, бодрит —      Ведь я здоров. Меня с собой возьмите.      Я лучше молодого послужу      И пригожусь вам.ОРЛАНДО. Славный мой Адам!      Прообраз образцового слуги.      Ты жил в те баснословные года,      Когда не ради выгоды служили.      Такие люди вымерли давно.      Сейчас у всех лишь деньги на уме;      Расчет не успевают получить, —      Бросают службу. Ты им не чета.      Но, бедный мой старик, твои труды      Пойдут насмарку: дерево ты выбрал      Подгнившее, оно не даст плодов.      Но все ж идем. Еще не опустеет      Твой в юности набитый кошелек,      А мы себе подыщем уголок.АДАМ. Да, господин, пора идти в бега.      Пока дышу, я верный твой слуга.      Я начинал здесь жить в семнадцать лет,      А в семьдесят у вас мне жизни нет.      В семнадцать лет идут искать судьбу,      А в семьдесят – пора бы спать в гробу.      Но если не возьмете вы слугу,      Умрет он у хозяина в долгу.

Акт второй. Сцена четвертая

Арденнский лес.

Входят РОЗАЛИНДА в мужском костюме, СЕЛИЯ, одетая пастушкой, и ТОЧИЛЛИ.

РОЗАЛИНДА. О Юпитер! Наше путешествие вытрясло из меня всю душу.

ТОЧИЛЛИ. Охота была думать о душе, когда ноги так и трясутся от усталости.

РОЗАЛИНДА. Кажется, я сейчас обесчещу свое мужское одеяние, того и гляди, расплачусь, как женщина. Хотя немощный сосуд, спрятанный в этот камзол и эти штаны, обязан более стойко переносить невзгоды по сравнению с более немощным, заключенным в этой юбке. Что ж, приходится поддерживать слабейшего: держись, милая Селия.

СЕЛИЯ. Я совершенно выбилась из сил. Жаль, что тебе приходится возиться со мною.

ТОЧИЛЛИ. Возиться с вами – это еще куда ни шло. Большего сожаления заслуживал бы тот, кому пришлось бы везти вас на своем горбу. Хотя он вряд ли надорвался бы. Убежден, в вашем кошельке нет ни одного герба, чтобы расплатиться с предполагаемым владельцем горба.

РОЗАЛИНДА. Наконец-то мы добрались до Арденнского леса!

ТОЧИЛЛИ. Вы правы, я добрался до Арденнского леса… еще большим дураком: дома я чувствовал себя гораздо лучше в этом отношении. Впрочем, путники должны испытывать восторг во время всего путешествия.

РОЗАЛИНДА. Так уж повелось, милый Точилли… Но тише? Мне послышались голоса мужчин, пожилого и молодого. Кажется, сюда идут.

Входят КОРИНН и СИЛЬВИЙ.

КОРИНН. Поступишь так – она тебя прогонит.СИЛЬВИЙ. О, знал бы ты, Коринн, как я влюблен!КОРИНН. Догадываюсь – я и сам влюблялся.СИЛЬВИЙ. Тебе не догадаться, старику,      Хотя б ты был влюбленнее влюбленных,      Ночами умиравших от любви.      Но если ты любил, как я люблю —      Никто так не любил, но предположим, —      Как много глупостей ты совершил,      Охваченный любовною горячкой?КОРИНН. Достаточно. Их все и не упомнить.СИЛЬВИЙ. Тогда не говори, что ты любил!      Раз ты не помнишь, как ничтожный повод,      Сводил тебя, влюбленного, с ума,      Ты не любил, Коринн, ты не любил!      Раз ты с речами о своей любимой,      Как я, не приставал к кому попало,      Ты не любил, ты не любил, Коринн!      Раз ты не покидал, как я, друзей      В разгар веселья, страстью опьяненный,      Коринн, ты не любил, ты не любил! —      О Феба, Феба, Феба, Феба, Феба!

РОЗАЛИНДА. Ах, пастушок, стенания твои      Разъели рану сердца моего.

ТОЧИЛЛИ. И моего тоже. Помнится, когда я любил Джен Смейс, я изломал свой кинжал о камень за то, что он имел наглость остаться у нее на ночь. Вспоминаю, как я обцеловывал ее подойник и коровье вымя, которое теребили ее прекрасные, покрытые цыпками ручки. А еще я помню, как я в ее присутствии объяснялся в любви к гороховому стручку. Потом я распотрошил его, подал ей две горошины и разрыдался. «Храни их в память обо мне», – вот все, что я смог сказать. Поистине, только мы, влюбленные, совершаем такие глупости. И немудрено: в этом мире ничто не вечно, поэтому вечновлюбленные – мировые глупцы.

РОЗАЛИНДА. Ты даже не подозреваешь, умник, как разумно твое последнее замечание.

ТОЧИЛЛИ. Я до тех пор не замечаю своего ума, пока он, зайдя за разум, не подставит мне ножки.

РОЗАЛИНДА. Юпитер! В стонах пастушка      Жила моей любви тоска.ТОЧИЛЛИ. А также и моей, хотя моя      Не так свежа уж, впрочем, как и я.СЕЛИЯ. Пожалуйста, не дайте умереть,      Спросите пожилого человека,      Где нам достать еды.ТОЧИЛЛИ. Эй ты, дурак!РОЗАЛИНДА. Молчи, придурок! Он тебе не брат!КОРИНН. Вы кто такие?ТОЧИЛЛИ. Чище мы, чем ты.КОРИНН. Да, мы живем в грязи.РОЗАЛИНДА. Молчи, сказал. —      Дружище, добрый вечер.КОРИНН. Вечер добрый      Вам также, господа.РОЗАЛИНДА. Скажи, пастух,      Найдется ль в этих дебрях тот, кто мог бы      Нам здесь гостеприимство оказать —      За золото, не за одно спасибо?      Мы с девушкой, она идти не может      И очень голодна.КОРИНН. Мне жаль бедняжку!      И жаль теперь вдвойне, что не могу      Ей надлежащим образом помочь.      Я лишь пастух, по милости фортуны.      Мне жалованье платят лишь за то,      Чтоб я водил овец, а их стрижет      Хозяин мой, природный скупердяй,      Не знающий, что путь на небеса      Отыщет он лишь на стезе радушья.      К тому ж он объявил, что продает      И пастбище и стадо, и уехал.      Поэтому достойной вас еды      В овчарне нет. Но милости прошу      Вас к моему простому шалашу.РОЗАЛИНДА. А кто здесь купит пастбище и стадо?КОРИНН. Тот пастушок, что говорил со мной.      Немного вот деньжат подсоберет.РОЗАЛИНДА. Дружище, если это не бесчестно      По отношенью к твоему дружку,      Купи для нас овчарню и овец.СЕЛИЯ. Тебя мы не забудем. Здесь прелестно,      И я не прочь пожить у вас, в глуши.КОРИНН. Купить все это может кто угодно.      Идемте. Если деньги есть у вас      И если жить вам нравится на воле,      Во мне найдете верного слугу:      Я это все для вас купить могу.

Акт второй. Сцена пятая

Другая часть леса.

Входят ЖАК, АМЬЕН и ДВОРЯНЕ.

АМЬЕН (поет). Кто любит шум листвы      И ложе из травы,      Кто мог бы над ручьем      Петь вместе с соловьем,      Ко мне, сюда, мой брат!      Спеши под сень лесов!      Здесь нет твоих врагов, —      Лишь ветер, дождь и град!

ЖАК. Продолжайте, продолжайте, умоляю вас, пойте дальше!