Последний удар - Эллери Куин

— Возможно, вы правы, — еле слышно произнес издатель. — Утром я приглашу доктора Уэсткота. А дело, о котором я говорю… Ладно, Манчи, после как-нибудь…

Голос его замер. Адвокат подождал немного и вышел.

Довольный Джон Себастиан отвалился на подушку. Убийца был отмщен — в завещании о нем ни слова не говорилось, ни Манчи, ни Крейг, никто, связанный с Джоном Себастианом, издателем и вдовцом, никто, кроме супругов Холл, не знал о существовании маленького убийцы, а у этой парочки было достаточно оснований держать язык за зубами.

Себастиан заснул.

И умер во сне. Утром пожилая горничная нашла его уже остывшим. По настоянию друга и компаньона покойного, Артура Бенжамина Крейга, патологоанатом произвел вскрытие. Он обнаружил гематому в мозгу. Выпав из перевернувшегося «пирса», Себастиан получил внутричерепную травму. Его отказ прибегнуть к медицинской помощи после аварии и послужил, вероятнее всего, причиной смерти. Также был сделан вывод, что его необъяснимое поведение в последние пять дней жизни было прямым следствием травмы.

Джона Себастиана похоронили на семейном участке кладбища в Ри, рядом со свежей могилой его жены.

Когда доктор Корнелиус Ф. Холл прочел о смерти Себастиана, он сказал жене:

— Нам повезло больше, чем мы предполагали. Этот тип был на все способен.

Миссис Холл вздрогнула и устремилась в комнату, где умерла Клер Себастиан. Теперь там была детская.

Доктор Холл осторожно навел справки и удостоверился, что Себастиан умер, так и не успев открыть обещанный счет. Когда были опубликованы условия завещания, маленький доктор внимательно прочел их. Второму сыну ничего не причиталось, более того, о нем даже упоминания не было. Доктор Холл улыбнулся. Насколько ему было известно, никто в целом свете не знал, что, помимо одного младенца мужского пола, который находился в детской Себастианов в Ри, жена Джона Себастиана родила кого-то еще.

— Слава Всевышнему! — сказала жена доктора и с такой радостью принялась за новые для себя материнские обязанности, что доктор Холл даже завел обыкновение мурлыкать песенки, трясясь в саночках по дорогам нижнего Вестчестера.

Он зарегистрировал рождение в муниципалитете Маунт-Кидрон вместе с городским писцом. Доктор выждал, пока ему не довелось принять еще семь родов в Маунт-Кидрон и окрестностях и не набралась целая стопка записей. Городской писец был глух и наполовину слеп. За сорок пять лет службы он столько рождений записал в свой гроссбух, что частности в его мозгу уже не запечатлевались.

— Ну вот мы и обезопасились, — заметил доктор Холл жене.

— От чего, Корнелиус?

Он пожал плечами.

— Кто знает?

Эти события произошли в тот год, когда на свет появился Эллери Куин, и ровно за четверть века до того, как он согласился принять участие в необычайных рождественских торжествах в Элдерхаузе, штат Нью-Йорк.

КНИГА ВТОРАЯ

«Загадка цилиндра» Эллери Куина

Эта «логическая задачка» знакомит нас с двумя новыми детективами, Куинами, отцом и сыном.

Один — добродушный любитель нюхательного табака, другой — книжный червь, чем-то напоминающий Фило Вэнса.

Несмотря на крайнее жеманство и чрезмерно отработанный обмен репликами, они довольно симпатичны. Невзирая на мелкие недочеты… это добротная вещица для тех, кто предпочитает криминальные истории без особых приправ.

«Субботнее литературное обозрение» 12 октября 1929 г.

Вторник, 24 декабря 1929 года, сочельник

Глава Вторая, в которой Эллери прибывает в Вестчестер на рождественские праздники в домашней обстановке, а Джон Себастиан намекает на какие-то грядущие события

О молодости Эллери можно было судить по тому, что он все рецензии воспринимал серьезно. От хвалебных он разбухал, прямо-таки чуть не лопался, от критических — опадал на глазах. В целом рецензии на «Загадку цилиндра» были приемлемы. Однако же ложечка дегтя в «Субботнем литературном обозрении» на него сильно подействовала. Был противен упрек в обычной «добротности», слова же про «книжного червя, чем-то напоминающего Фило Вэнса», глубоко язвили душу, и уж совсем возмутило его обвинение в «жеманстве». В первую публикацию молодого автора всегда вложено столько трепетной невинности, и обзывать ее всякими словами — значит совершать преступление против природы. Эллери прямо-таки корчился в муках.

Но все это было уже в прошлом. Книга вышла в середине августа, к середине октября рецензии иссякли, а к концу октября Эллери о них и думать забыл. В те дни ему была присуща та гибкая самоуверенность юности, которую можно согнуть, но не сломать. И он без удивления принял приглашение Артура Б. Крейга погостить у него на Рождество и до Нового года — приглашение, присланное задолго до Дня Благодарения — как нечто, причитающееся ему по праву известного писателя. Узнай он, что его пригласили не столько как литературного «львенка», сколько как «занятный экземпляр», он бы чрезвычайно расстроился. К счастью, он этого так и не узнал.

С Крейгом он был связан только через Джона Себастиана, воспитанника Крейга и знакомца Эллери. У молодого Себастиана была квартира в Гринвич-Виллидж, и Эллери встречался с ним во всяческих гринвических «салонах», литературных и художественных, да и около них. Их сблизило некоторое свойственное обоим нахальство. Себастиан был поэтом-дилетантом, обладавшим недюжинным шармом и, как подозревал Эллери, некоторым талантом. Не вовсе принадлежа «потерянному поколению» Ф. Скотта Фицджеральда, он являл собой тот байронический тип с пронзительным взором и гладкой шевелюрой, который был тогда в моде среди нью-йоркской богемы. О своем богатом опекуне он отзывался с циничной симпатией и тем добродушно-снисходительным тоном, к которому молодежь прибегает, говоря о более-менее сносных представителях старшего поколения.

Артур Бенджамин Крейг по профессии был типограф, книжный график, специализировался на издании роскошных книг и поднял свое ремесло до уровня высокого профессионального искусства. Эллери не знал о нем ничего, помимо того, что Крейг имеет отношение к Себастиану и что типография Крейга печатает самые отборные книги, выпускаемые издателем Эллери, Дэном 3. Фрименом.

Эллери не задумываясь принял приглашение Крейга, и только с большим опозданием — уже под самое Рождество — он осознал, что отец его, таким образом, остается на праздники один. Он предложил послать письмо с извинениями, но о такой сыновней жертве инспектор Куин и слушать не захотел.

— Тут появилась новая зацепка в убийстве Арнольда Ротштейна, так что я под Новый год скучать не буду, — заверил его инспектор. — Дуй-ка ты, сынок, в Элдервуд да повеселись там хорошенько. Только на самогонку не слишком налегай.

Эллери усмехнулся.

— Если верить Джону, там скорее будут подавать коллекционное шампанское и шотландское виски с родословной.

Инспектор скептически посмотрел на него и заметил с тревогой:

— Газеты обещают много снегу на Рождество. Когда выезжаешь?

— Во вторник днем.

— В понедельник ожидается метель, а во вторник — сильный снегопад. Может, лучше поедешь поездом?

— Старушка «Дузи» пока что ни разу меня не подводила. — «Дузенберг» Эллери не принадлежал к новейшей аристократической модели года «таун-кабриолет». Это был открытый автомобиль 1924 года выпуска, изрядно потрепанный после 135 тысяч миль не слишком нежной езды. Эллери чувствовал к машине привязанность, наподобие той, которую испытываешь к престарелой, но еще годной в дело скаковой лошади. — Кроме того, папа, я купил набор этих новых сверхпрочных цепей «Уид Америкэн». Все будет в порядке.

Как и ожидалось, рано утром во вторник, 24 декабря, пошел сильный снег. К полудню, когда Эллери выехал, на улицах было белым-бело.

В гараже на 87-й Западной ему поставили верх и боковые шторы, так что от снега он был защищен; но даже старая енотовая куртка и меховые наушники не могли защитить от злющего северо-восточного ветра, который проходил сквозь шторы, все равно как если бы они были из марли. Когда он выехал на парковый участок шоссе округа Вестчестер, он чувствовал себя замурованным в леднике сибирским мастодонтом. Ему пришлось зарулить в закусочную в Маунт-Кидрон, где он тайком разбавил кофе бренди из серебряной поясной фляжки. В Мамаронеке и Уайт-Плейнз он тоже останавливался согреть душу. Когда он пересек Уайт-Плейнз, направляясь на северо-запад по дороге на Элдервуд, фляжка была пуста. В городок он прибыл в приятном нейтральном состоянии — наполовину лед, наполовину пламень.

Элдервуд отстоял от Нью-Йорка на сорок миль. Этот зеленый городок, застроенный небольшими частными домиками, имел 6 тысяч населения и безупречный миниатюрный «деловой центр», где над Главной улицей сияли заснеженные рождественские фонари, а в искрящихся от мороза витринах магазинов громоздились бесчисленные Санта-Клаусы. Дом Крейга, как он выяснил, находился на северной окраине городка, и Эллери нашел его, всего лишь дважды рассеянно проехавшись по проселкам, ведшим в никуда.