Желудь - Михаил Алексеевич Ланцов

рану промывать, — наконец сказал Неждан. — Грязь из нее убирать. Иначе — загниет.

— Так от воды вернее загниет. — вяло возразил Вернидуб.

— Это если ее не кипятить. Огонь очищает.

— Никогда о таком не слышал.

— Если ты говоришь жар, то началось воспаление. Еще несколько дней и оно на кровь перекинется. Потом — смерть. О чем и сам сказал. Хочешь, оставим все как есть. Хочешь, попробуем сделать, как я говорю.

— Кто сказывал о том, как раны пользовать? — поинтересовался Вернидуб подозрительно прищурившись.

— Птичка на хвосте принесла, — буркнул, несколько разозлившись, Неждан. — Так делаем? Твоя жизнь — твой выбор.

— Делаем… — тихо ответил Вернидуб, еще подозрительнее уставившись на парня. Видимо, тот ляпнул что-то совсем не то.

Ну и закрутилось.

Неждан притащил два бревнышка из ближайшего бурелома. Небольшие. На их торце он костер и развел. С пятой попытки. Вот как отдался мышечной памяти — сразу все получилось. А до того творил черт знает что, вызывая немалое удивление этого седого мужчины.

Рваную рубаху со старика снял. Ополоснул в речке. После чего разрезал на полосы и прокипятил. А потом битый час отмывал раны. Сначала кипяченной водой, а потом солевым раствором. Память Неждана подсказала, что отец держал в полуземлянке маленький клад в виде небольшого горшка с солью. Прикопав на локоть. Вот ее-то в дело он и пустил. Частью.

Казалось бы, соль и соль. Что в ней такого? Отчего ее в клад закопали? Но тут такое дело. Да, без соли прожить было можно. Если осторожно и сильно не напрягаться. Но ни нормального пищеварения у тебя не будет, ни адекватной физической активности[7]. Не человек, а так — овощ, сбежавший с грядки; офисный планктон в самом натуральном и обезжиренном виде. Оттого соль была ценна настолько, что ее порой прятали «на черный день» и использовали в качестве эрзац-денег…

Мужчина этот седой морщился и скрипел зубами, но терпел, пока Неждан с равнодушием мясника работал над ранами. Неглубокими. Но сильно легче от этого не становилось.

— Их бы зашить, — покачал он головой, — да нечем.

— Зашить? — удивился Вернидуб.

— Если стянуть края такой раны, то и заживать она лучше станет, и грязи попадать меньше. От грязи же вся беда. Гниль и гной с нее начинается. Но кривую иглу для этого надо. А ее нет. И нить нормальную. Желательно кетгут.

— Что сие? Кетгут… звучит не по-нашему.

— Да я не ведаю, откуда сие слово пришло. Нить эта из кишок козы или овцы. Выделывают их как-то хитро. Вот она и получается. Хороша она тем, что сама рассасывается. Ладно. Отвлеклись мы. Теперь будем бинтовать. А завтра — менять бинты. Это будет больно…

Седой промолчал, лишь сильнее стиснув ранее предложенную ему палочку в зубах. Впрочем, обошлось. Бинтовал парень хоть и не так расторопно, как следовало, но неплохо.

После чего, отведя Вернидуба вновь в полуземлянку, Неждан отправился к ближайшим зарослям ивы. Нужно было что-то решать с едой.

Причем быстро.

Сидеть на одних корешках не хотелось. Поэтому он собирался сделать простейшую плетеную ловушку. А лучше две-три. И хотя бы завтра утром покушать рыбы. На мясо пока он не рассчитывал. Но не вкушать рыбы, сидя на берегу реки, считал кощунством.

Кстати, память Неждана ему подсказывала, что его семья рыбой не промышляла. Ячмень, молоко, почти сразу пускаемое на творог и сыр[8], травки всякие с корешками, да дары леса — вот и все, чем они питались. Да еще изредка случалось добыть мелкого зверька.

Кто-то из соседей, конечно, рыбу ловил. Но не так чтобы массово и значимо. Сетей не ставили, как и ловушек. Лишь с удочками сидели по случаю. Случалось, и с острогой ходили, но еще реже.

Почему так?

Неждан уже думал над этим вопросом. Но ничего ему в голову не шло. Только всякого рода доводы про тяжелый труд, который почти не оставлял места для чего-то иного. Вон — одного сена за лето требовалось заготовить несколько тонн… серпом. Маленьким серпом, который не сильно превосходил по размерам ножик[9]. А потом высушить. Притащить поближе к жилищу и сложить грамотно, чтобы дожди не сильно проливали. И это только сено. Но ведь разводили еще и свиней. Им тоже требовалось корма раздобыть на зиму.

Где тут чем-то иным заниматься?

Тем более что тяжелый физический труд отуплял невероятно, выжигая всякую мыслительную активность. До смешного…

С ловушками Неждан провозился практически до вечера. Поставил их. Наживив комками глины, с нарезанными червями. И занялся ужином. Почистил корешки рогоза. Порезал. И залив водой поставил тушиться в горшке, прикрыв его глиняной миской как крышкой.

А сам, пока еда готовилась, взялся за изготовление оружия.

Ну а что?

Глухой лес вокруг. Не тайга, но по сути — то же самое. Опасной живности масса. Поэтому хоть какое-то оружие нужно иметь. Хотя бы для вида.

Посему, выбрав подходящую палку, он ей подчистил сучки и осторожно обжег конец. Нежно. Просто деликатно. Постоянно туша в земле и контролируя процесс. Стараясь сделать самый примитивный и архаичный вид копья — такой, с которым бегали еще в раннем каменном веке. Даже мамонта себе вообразил, ужаснувшись самой мысли о том, что с ЭТИМ… кхм… оружием кто-то охотится на столь грандиозное и могучее существо.

— Из кости надо делать наконечник, — заметил Вернидуб, вышедший на запах еды из полуземлянки, в которой спал весь день.

— Ясное дело. Или из камня. А еще лучше из железа, — буркнул Неждан, которого и самого эта обожженная палка немало удручала своей примитивностью.

— Не дорос ты еще до железа, — усмехнулся Вернидуб.

— Что сие значит? Отчего не дорос? Как по мне — в самый раз.

— Столько железа