Ассирийское наследство - Наталья Александрова

Сама посуди, откуда я могла ее знать?

— За что ее посадили и сослали?

— Ой, да какая теперь разница! — рассердилась мать. — Знаю только, что потом, когда можно было вернуться, она наотрез отказалась уезжать из своего Нукуса. Так и сказала: я, говорит, не желаю болтаться по всей стране, как цветок в проруби! То меня сюда, то теперь обратно туда! Знать ничего не знаю!

— Характер, — заметила Надежда.

— Вот-вот, отец рассказывал, что характер у нее всегда был скверный.

— В этом мы скоро будем иметь возможность убедиться, — зловеще проговорила Надежда и оказалась права.

К вечеру Надежда поехала к матери на Литейный — оттуда ближе было до вокзала.

Мать напоила ее чаем и показала выцветшую любительскую фотографию. Большая семья сидела за столом на дачной веранде.

Надежда узнала совсем молодого отца и бабушку, было еще несколько знакомых лиц.

— Вон там в углу, за самоваром, — сказала мать, — это она, тетя Вася.

— Что? — изумилась Надежда. — Как ты ее назвала?

— Васса Иринарховна Сперанская, сокращенно — тетя Вася, — посмеивалась мать.

— Господи помилуй! — воскликнула Надежда. — Придется орать возле вагона, потому что я не могу ее разглядеть — самовар отсвечивает. Слушай, я понимаю, Нукус — это, конечно, край света. Но телефонная связь-то там имеется? Неужели нельзя было позвонить и предупредить? Или хотя бы выяснить — а может, нас нету? Может, мы в отпуск уехали? И вообще, какого черта она едет?

Мать пожала плечами.

Московский вокзал ночью — не самое подходящее место для одинокой интеллигентной женщины. Надежда седьмой раз прошла мимо молодого краснощекого милиционера и в ответ на его подозрительный взгляд дружелюбно улыбнулась.

Поезд номер 614 опаздывал почти на три часа. Купив у полусонной тетки в круглосуточном бистро еще один стаканчик кофе, чтобы отогнать сон, Надежда посмотрела на электронное табло.

Мурманский поезд прибыл по расписанию, скорый из Нижнего Новгорода опоздал всего на каких-то двадцать минут, и только «шестьсот четырнадцатый веселый», как назвал его бойкий носильщик, не подавал никаких признаков жизни.

Надежда уже выяснила, что этот неторопливый поезд согласован с маршрутом Ташкент — Москва, а поскольку ташкентский опаздывает по определению, то и 614-й тоже никогда не приходит вовремя.

Электронные часы показывали уже без четверти три, самое глухое время, когда бороться со сном почти невозможно. Несколько полусонных встречающих, так же как Надежда, слонялось по залу, возле памятника Петру бренчали на гитаре неугомонные туристы, развалившись на груде рюкзаков и спальников, да пара бдительных мешочниц-челноков пасла отару необъятных клетчатых сумок.

Снова обойдя зал, Надежда остановилась возле лотка с разноцветными книжками. Небритый продавец проснулся и забормотал:

— Дама, возьмите любовный роман номер шестьсот четырнадцать — отличное чтение в дорогу...

— Что это за число такое магическое? — удивилась Надежда. — Поезд — шестьсот четырнадцатый, роман — шестьсот четырнадцатый.., как-то это не к добру. Я, вообще-то, любовные романы не читаю, мне бы лучше детектив, да и не еду я никуда, я встречаю поезд.

— Ну если детектив — возьмите Мымрину, «Похороненный в зоопарке», отличная вещь!

— Да ведь тут написано — серия «Детектив на ночь», то есть вместо снотворного, а мне бы наоборот, чтобы не уснуть!

— Ну тогда возьмите Неспанского — «Загрызенные бульдозером». Леденящая вещь!

Вообще спать перестанете!

Надежда вежливо поблагодарила и оглянулась на табло. На нем наконец появилась долгожданная надпись: «Пассажирский поезд № 614 Москва — Петербург прибывает на третью платформу, правая сторона».

Узнав, что нумерация вагонов начинается от Москвы, Надежда отправилась на платформу.

Пассажиры этого поезда разительно отличались от тех, кто приезжает на деловой традиционной «Красной стреле», представительном «Николаевском» или скоростном респектабельном «Р-200». Если на тех поездах из Москвы прибывают хорошо одетые, энергичные, выспавшиеся деловые люди с маленькими чемоданчиками и большими бумажниками, постоянно курсирующие между двумя столицами, то на 614-м приехали люди, чье путешествие началось в горных кишлаках Таджикистана, в узбекских поселках или захиревших пограничных воинских гарнизонах, люди, преодолевшие тысячи километров и четыре границы, свыкшиеся с поездом, как с родным домом, и не ждущие от будущего ничего хорошего.

Навстречу Надежде брели по перрону худые, сожженные солнцем таджички неопределенного возраста, нагруженные поклажей, как верблюды, и пытающиеся не растерять своих бесчисленных детей, седобородые аксакалы в замызганных ватных халатах и позолоченных тюбетейках, обиженные на весь мир военные отставники, растерянные узбеки с мешками чарджоуских дынь, запах которых мгновенно наполнил вокзал, перебив тяжелые и тоскливые запахи толпы, запахи немытых тел и бесконечной дороги.

Толпа равнодушно обтекала обозленных носильщиков, на всякий случай собравшихся к поезду, хотя и знающих по опыту, что пассажиры 614-го их услугами не пользуются.

Четвертый вагон был почти в самом конце перрона, и пока Надежда дошла до него, толпа понемногу поредела. У входа в вагон на Надежду Николаевну набросилась маленькая коренастая проводница с криком:

— Это вы старуху встречаете? Ну слава Богу, у меня больше сил нет!

Надежда подозрительно взглянула на коротышку. За ее спиной в тамбуре возвышался величественный силуэт, при виде которого сразу пришел на память Константин Сергеевич Станиславский.

Проводница ловко метнула на перрон огромный чемодан, помогла монументальной старухе преодолеть последнее препятствие и поспешно скрылась.

При свете люминесцентных ламп сходство со Станиславским усилилось: то же удлиненное породистое лицо с выражением брезгливого недоверия, то же пенсне с черной шелковой лентой...

— Тетя Вася? — неуверенно осведомилась Надежда.

— Ну наконец-то! — Старуха откинула станиславскую голову и оценивающе оглядела Надежду. — Я уже думала, что за мной никто не придет! Ты кто?

— Я дочка Татьяны Васильевны, — робко доложила Надежда, она неожиданно почувствовала себя маленькой девочкой и страшно захотела сделать книксен. Остановило ее только то, что она смутно представляла себе, что это такое.

— У Тани есть дочка? — изумилась старуха. — Ах да, мне, кажется, писали, что она вышла замуж.

Надежда решила разговоры и выяснение родства отложить на потом и замахала рукой носильщику. Тот радостно подкатил свою тележку, но старуха величественно мотнула головой:

— Что за барские замашки! В жизни не пользовалась носильщиками! У меня всего-то багажа — два места. Интеллигентный человек должен ездить налегке.

Носильщик разочарованно удалился. Надежда тяжело вздохнула и шагнула к теткиному багажу. Этот багаж состоял из небольшой черной сумки и огромного допотопного фанерного чемодана с металлическими уголками. Тетка подхватила сумку и быстро зашагала по перрону. Надежда взялась за ручку чемодана и охнула. Этот монстр весил не меньше центнера.

Кое-как протащившись первые десять метров, Надежда закричала гордо удаляющейся старухе:

— Тетя Вася? Не бегите так, мне за вами не успеть!

Тетка обернулась на нее с высокомерным недоумением и пробасила:

— До чего изнежена нынешняя молодежь!

Причисление к молодежи Надежде Николаевне очень польстило, и она прохромала на чистом энтузиазме еще метров двадцать.

Рука отрывалась, плечо ныло, сердце колотилось в грудную клетку, как граф Монте-Кристо в стену своей камеры.

— Тетя Вася, постойте минутку! — взмолилась несчастная. — Что у вас там такое?

— Только самое необходимое! — отчеканила старуха, но все-таки остановилась, снизойдя к слабости молодого поколения.

С огромным трудом, останавливаясь через каждые десять шагов, что неизменно вызывало теткино ворчание, Надежда доволокла неподъемный чемодан до стоянки такси.

К пущему расстройству она заметила, что железные уголки чемодана вдрызг разодрали хорошие новые колготки.

«А еще семьдесят ден! — с обидой подумала она. — Прочные называется! Хотя этаким чемоданом и чертову кожу порвешь!»

Единственный на стоянке частник заломил несусветную цену. Тетка гордо заявила, что за такие деньги ни за что не поедет и вообще нельзя поощрять спекуляцию, но Надежда была окончательно сломлена чемоданом, мечтала только о том, чтобы доставить обоих — чемодан и тетку — до места ночлега, и согласилась, не торгуясь.

В довершение ко всем прочим удовольствиям в доме у матери не было лифта, так что чемодан пришлось еще и поднимать на третий этаж.

Мать, совершенно зеленая от перенесенных волнений, открыла дверь. Надежда первым втолкнула в прихожую чемодан, и это чудовище неожиданно распахнулось, вывалив на пол груду каких-то зеленовато-серых черепков, кое-как обернутых белыми, чистенькими тряпочками.