Садово-парковый пейзаж - Андрей Драгунов

«За несколько дней ни строчки – свалила простуда…»

За несколько дней ни строчки – свалила простуда.Вроде ещё не зима, а уже результатыпрогулок без шапки. Коварная температуразасунула под одеяло с тампоном из ватыв промокшем носу. Даже книги, увы, не спасают —заглянешь в Иосифа Саныча и непонятно,от боли в затылке, откуда стихи прорастают,куда отправляются, не возвращаясь обратно.Простуда пройдёт, вероятно, на этой неделе.Останутся только платки и таблетки в кармане,и томик Иосифа Саныча там, у постелирядом с малиновым чаем в гранёном стакане.

«По запаху никак не распознать…»

По запаху никак не распознатьхозяина жилища. В новом домеон обитает, как бы не соврать,всего неделю. Даже на балконеещё стоят коробки от вещей.Он переехал из другой квартиры,где жил с женой, но, правда, без детей,как говорят досужие кумирыподъездных лавок. Видимо, судьбас ним обошлась не очень деликатно,сослав его неведомо куда,откуда путь вдвойне длинней – обратно.Он переехал, видимо, затем,чтоб больше никуда не возвращаться…И запах штукатурки с новых стенлишь дополнение к глаголу «расставаться».Тем более, когда из всех вещей,после раздела, лишь диван и книгиему достались, видимо, за нейосталось остальное и интригистарательных подруг. Осенний листслетает на балкон. Он с наслажденьемраскуривает трубку. Чистый листготов принять его стихотвореньео новой жизни, и скрипит пероуже нигде, нигде не застревая.Мело, мело… Во все края мело…И даже здесь, где жизнь уже за краем.

Прошло полгода

Странно, но всё ещё жив и глотаю пыль.В новом пространстве время стучит, как счётчик,когда под окном ожидающий автомобильо чём-то молчит зловеще, что тот налётчикв универсаме. Ночью гляжу в окно,привыкаю к пейзажу, учу наизусть рекламу,примеряю новые звуки, как шарф к пальто,согреваясь тем, что пейзаж ограничен рамойи случайным облаком, влипшим в квадрат стекла.Так случайная бабочка липнет иглой на стену,не имея больше возможности в два крылапересечь пространство, найдя потолку замену.Как ни странно, но всё ещё чем-то черню листы.И родной словарь не спешу разменять на новый,пусть и с детства знакомый. И призрачные мечтыо другом варианте сродни тюфяку с соломой,и вода из крана, даже если по часовойубегает прочь, не спеша заползти обратнона другом континенте, где звезды над головойпусть и ярче светят, но падают троекратно…

Но как будто светает и новый безумный день,как хороший дворник, идёт со своей метлою,продлевая, пока возможно, от солнца тень —пусть ещё на день, а там, хоть трава травою…

«Благодаря листве, двор похож на пустыню —…»

Благодаря листве, двор похож на пустыню —всюду барханы с протоптанною дорогой.С другой стороны наполняет коровье вымяс нежной плотью, но лучше его не трогать.Лучше путь пустыня – всё равно всё сожгут во вторник,как ненужный хлам, оставив лишь пепел ветру.Отмечая конец урожая, угрюмый дворниквдруг заметит – Зима! И даже закат фиолетов.

Зимовка

Где-то на юге, почти в окончании карты,я остался на зиму, чтобы не греть канавугде-то на севере с видом на ту эскадру,что защищает от внешних врагов державу.Здесь окончание лета ещё ничего не значит.Солнце в своём зените перебивает осень.Даже листва, слетая, как с чёрной доски задача —на пол – не умирает, и ветер её наносит,как ориентир на карту, где я в самом центре круга,а по бокам не лучший, но вариант спасенья.Вино и поднос с хинкали – вот достоянье юга —это и есть, наверно, зимний варьянт везенья.Осень, ещё немного, и превратится в лужу.Лодочники выносят на берег свою посуду.Видимо, всё же лучший выбор – встречать здесь стужу —всё-таки край державы и милый пейзаж повсюду.

«Империей правит осень, как снами ночь…»

Империей правит осень, как снами ночь.То ли привычка, то ли прогноз погоды,то ли то и другое, но сны точь-в-точьпродолжение осени, т. е. – каприз природы.

Ночью здесь правит вымысел, т. е. – бред.Т. е., если уснул, вариант проснутьсяне всегда присутствует, т. е., когда ответне в самой подушке, в которую окунуться,

как в ночное облако, и не найти следы,спутав все карты будням в конце недели,смяв, как бумагу, ориентир водыв мокрую простынь со снятой уже постели.

Ночью здесь даже призрак стучит в окно,чтобы случайно с домом не ошибиться,чтобы не вышло, как в старом немом кино —Есть кто живой?.. – а в ответ лишь туман клубится.

Империя, смяв подушку, спит, как дитя.Редкая птица позволит ночное пенье,даже случайно, даже почти шутя,желая сгинуть, как призрак, в ночном забвеньи.

Ночью, как осень, сползая в сплошные сны,маленький город – Империя в три обхвата,прячется в облако, чтобы опять, увы,не оказаться, как раньше, во всём виноватым,

и не сравняться с кладбищенским строем крестов,где всё по полочкам – даты рожденья и смерти,где сообщения почтою, в несколько снов,приходят досрочно и лишь в деревянном конверте,

как извещение из городского суда,что ты свидетель, а дальше лишь время и дата,когда тебя примут… Уже не составит труда —куда-нибудь прочь из Империи облаком смятым.

«Едва народившись, светило уходит прочь —…»

Едва народившись, светило уходит прочь —короток день зимою. И только утросохраняет черты, не смятые за ночь. Ночь —только лишь часть – не лучшая почему-то.Ночью все кошки серы и все углысглажены светом, т. е. отсутствием света.Как ни старайся, не разглядеть чертыв мутном пространстве, скомканном до рассвета.Даже пернатый странник, чьё время – ночь,жмётся поближе и крышам, к верхушкам сосен,к колокольне на площади, чей вид норовит точь-в-точьповторить рисунок ограды, чей вид несносен.Глядя вокруг, вдруг видишь – сплошная теньслилась над городом. Ветер, увы, бессиленчто-либо сделать. Колокол целый деньмолча глядит на город, как на пустыню.

«Чем беспросветнее утро, тем легче жить…»

Чем беспросветнее утро, тем легче жить.Что будет лучше – нет никакой надежды.За ночь, успев промокнуть, совсем остыть,дождь заставляет искать потеплей одежду.Зонт и перчатки, а лучше совсем – пальто,сшитое за лето, как и пиджак на полке.Глядя в пространство улицы, как в ничто,думаешь, что не хватает одной двустволкии пары выстрелов, чтобы свести на нетжизнь и судьбу, как раньше Серёжа с Вовой.Ну, в крайнем случае, может быть – пистолет…или… верёвка… связанная подковой.

«Вторую неделю осень. Сплошной туман…»

Вторую неделю осень. Сплошной туман.Дни похожи на смятую за ночь простынь.Мутное облако, трогая за карманмоего пальто, уплывает куда-то. В восемьвечера всё ещё кажется, что светло,но уже фонарь, как будто в концертном зале,освещают пространство. Город, как в том кино,заплывает в сумрак. Приезжие на вокзалетрутся о стену, стараясь понять, кудаих занесло. В какой, в этот раз, части светаони оказались? Осенняя ерундаразмывает черты, как, впрочем, и суть предмета.И вечерний город, привыкнув к осенней мглеза последнее время, смирившись с толпой приезжих,различает лица знакомые в толчее,отличая глаза и, лишь иногда, одежду…И покуда осень вступает в свои права,оставляя шанс не сгинуть в небесной кашезавсегдатаю облака, чьи иногда словазастревают в сумраке, как не сказать в постели —есть возможность выжить, закутавшись в первом снеге.И пока холодное, смятое за ночь утрорасправляет черты, проснувшийся человекначинает жить, и всё хорошо, как будто.

«Я посетил места, где рос, где дом с оградой…»

Я посетил места, где рос, где дом с оградой,как будто навсегда упрятался в листвукаштанов и рябин. Мой дом с фонтаном рядомтакой же горожанин на каменном мосту.Он так же, как и я, хранит мечты о прошломв рисунках на стекле забитого окна —от прочих, лишних глаз, но мысли о хорошемживут ещё во мне и берегут меня.И может быть, теперь, когда, спустя полжизния снова посетил заветные места —я обрету покой в оставленной Отчизне,как много лет назад, казалось, навсегда.

«Звук тихий и глухой —…»