Шелест - Алексей Сергеевич Герасимов

— Нет! — выдавил он, давясь собственным хрипом. Тело сопротивлялось панике, а мозг стонал от перегрузки, будто в серое вещество ввели раскалённые иглы.

Он даже не обратил внимание, как фонарь в руке мигнул и погас — всё вокруг тоже словно выключилось. Осталась лишь плотная, давящая темнота. И в этой темноте — гулкий шелест, похожий на хоровой стон, безжалостный и бесконечный. И вдруг — резкий, сильнейший пинок куда-то в район грудной клетки. Воздух вырвался из лёгких с сипом. Сергей осознал, что его подбросило над полом и швырнуло к стене, как тряпичную куклу.

Удар словно всколыхнул полмира вокруг. Перед глазами возникли кроваво-огненные круги, уши заложило, а затылок немилосердно приложило к металлу. Казалось, ещё чуть-чуть, и череп расколется. Мир вокруг сначала ускорился, а потом замедлился, как в липком сне. Он почувствовал, что в уголках рта появляется солоноватый привкус крови: то ли прикусил язык, то ли разорвал губу при падении.

Рука в отчаянии дёрнулась: в ней всё ещё был зажат нож. Он сделал слабую попытку взмахнуть, пусть вслепую, лишь бы что-то задеть. Но лезвие разрезало пустоту. Не было плоти, которую можно было рассечь. Противник оставался в темноте, лишь навязывая Сергею новый вихрь ужасных воспоминаний: позор на выпускном, едкую ссору с женой, момент, когда он чуть не сорвался с обрыва в двенадцать лет… Все его страхи, все потери, все уязвимости спрессовались и прорвались наружу.

«Господи, пусть это будет сном…»

Обессиленное сознание продолжало брыкаться. Сердце в груди колотилось так, что рёбра выгибались, грозя разорвать мясо. Гул слегка замолк, переходя на более низкий регистр. В этом внезапном затишье Сергей слышал гулкое биение собственного пульса, а затем… ощутил, как нечто влажное и тёплое коснулось головы, шеи и ладоней. Гадливая волна ужаса прокатилась по внутренностям, и он выгнулся, судорожно пытаясь отстраниться.

«Спасите…» — хотел крикнуть мужчина, но получился лишь жалкий сип, а рот стремительно заполнила шевелящаяся масса. Звуки вокруг будто затихли, и Сергей с ужасом осознал, что падает в бездну, а собственное тело отказывается подчиняться. Боль, словно от миллиона игл, пронзивших разом плоть как снаружи, так и внутри, вымыла остатки рационального мышления. Темнота окончательно заволокла замутнённое зрение. Ни света, ни шелеста, ни хрипа. Лишь иллюзия полёта сквозь пустоту. Жизнь вытекала, как вода сквозь трещину в чашке, унося с собой и страх, и надежду, и память…

Тело Сергея Борисовича растворилось в подрагивающем облаке шелестящей тьмы. Усилившийся ливень заглушал тошнотворные всасывающие звуки, словно через тысячу соломинок пили душу. Когда последний отголосок жужжания стих, заправка погрузилась во влажную дрёму. Ветер, злорадно шурша, шевелил осколки стекла на залитом дождём полу. Царящая в помещение тьма казалась сытой и равнодушной, словно завершила обряд, который никто из смертных не смог бы ни понять, ни остановить.

ГЛАВА 1

Звонок

Поезд тащился сквозь вечернюю бездну, словно измотанный зверь, что ползёт на последнем дыхании, не в силах ускориться ни на йоту. Ритм колёсных пар, стучавший в такт сердец пассажиров, глухо отражался от стен вагонов. От размеренного перестука у Дмитрия Григорьевича Назарова слипались глаза, хотя душа свербела в дурных предчувствиях, не дававших покоя с момента посадки. Мужчина сидел на нижней полке плацкарта, ссутулившись, прижимаясь плечом к прохладному стеклу. Взгляд, направленный в непроглядную темень, изредка выхватывал огоньки, будто сами собой вспыхивающие в полях. Может, то были одинокие поселения, а может — всего лишь отблески, плясавшие на стёклах вагона. Ночная пустота, если в неё всматриваться так долго, кишит иллюзиями.

По молодости Дмитрий любил представлять, что ветер, стучащий в окна, пытается рассказать о том, как живётся на самом краю земли. Теперь же тот выл, словно предупреждал о чём-то весьма нехорошем. Каждый его порыв как бы подталкивал Дмитрия обратно к воспоминаниям, которые он старательно пытался забыть. Спустя несколько лет он снова возвращался на восток. Туда, где старая АЗС продолжала урчать изношенными насосами и подмигивать фонарями, как злобный маяк, манящий путников.

«Зачем я согласился? — спрашивал он себя в сотый раз. — И почему именно сейчас?»

Ответ находился в его телефоне, что лежал на коленях. Когда позвонили из центрального офиса, голос управляющего звучал напускной бодростью: «Мол, очередной оператор сбежал. Да, опять. Да, на той самой заправке. Ну, ты же знаешь, Дим, местный контингент ненадёжный. Наверное, не выдержал условий… Или запил. А может, связался с кем-то».

В конце разговора промелькнуло главное: «Дмитрий Григорьевич, надо бы лично разобраться в этой проблеме. Ты ведь когда-то сам там работал, знаешь местность».

«Знаю…» Это слово царапнуло внутренности. Он не то чтобы «знал» эту заправку — скорее, она знала его. Дмитрий всю свою жизнь подсознательно верил, что АЗС не желает отпускать тех, кто хоть раз туда сунулся. И сколько бы он ни убеждал себя в том, что времена суеверий прошли, подсознание шептало: «Она всё ещё там, она помнит тебя».

Поезд мерно покачивался. Некоторые пассажиры в полумраке читали, кто-то ужинал бутербродами с колбасой, а большинство уже легло спать. Как и двое попутчиков, похрапывающих с верхних полок. В тамбуре было накурено, и резкий запах табака проникал в вагон, заставляя Дмитрия морщиться. Он вспомнил, как в студенчестве курил одну за одной дешёвые сигареты, чтобы сбить тревогу. Но тревога, зараза такая, всегда брала верх.

Мужчина перевёл взгляд на экран телефона, моргнувшего от входящего сообщения. Подсветка продемонстрировала имя начальника отдела кадров и сообщение Ватсапа. «У нас всё по-прежнему. Пустая смена. Оставайтесь на связи…» Дмитрий хотел было нажать кнопку «прочитать позже», но палец сам потянулся к дисплею. Он представил человека, который отписывался ему, проклиная всё на свете. «Пустая смена» — самая жуткая фраза из всех, что звучат в офисе, связанная с этим местом. Значит, там снова тишина, гулко разбивающаяся о пластиковые стены, и никого нет.

— Хватит, — пробормотал он, выключив телефон и запихнув его в карман.

Дмитрий встал, решив размять ноги и сходить за чаем к проводнице. Напротив, через проход, на последней боковушке плацкарта, сидел мужчина с компактной газовой горелкой и кипятил воду в металлической кружке. Запахло жжёным, и Дмитрий с неудовольствием подумал, что в таком ассорти из людей сложно рассчитывать на покой. Впрочем, может, это и славно. Чем больше бытовой суматохи вокруг, тем меньше остаётся места для леденящих кровь мыслей.

Только вот те не собирались отступать. Чем дальше поезд увозил его от привычного городского шума, тем сильнее в памяти вспыхивали картины далёких лет. От них