"Я вас любил..." - Михаил Львовский

Колины гости, стараясь не шуметь, начали поодиночке выходить в переднюю.

А там их ждала Зинаида Петровна.

— Здравствуйте… здравствуйте… — дружелюбно кивнула она обеим девочкам. — Куда же вы так торопитесь? Еще рано…

Вышли из кухни Коля и пристыженный Гаврила Степанович.

— Посидели бы еще… — пробасил Колин папа.

— Спасибо. Уроков много, — тоном прилежной девочки сказала Надя. — Да и Коле надо учить… литературу. Они с Женей обещали завтра пятерки получить.

— Честное комсомольское! — ударил себя в грудь Женя.

— Насчет тебя я не сомневаюсь, а вот Коля… Он такой хвастун у вас! — сказала Надя Колиному отцу.

— Нет, почему же… — возразил задетый Гаврила Степанович. — Коля способный. Все учителя говорят.

— Папа… — остановил отца Коля.

— Увидим, — сказала Надя и сделала балетный книксен. — До свидания!

Она шмыгнула на лестничную площадку.

— Экзюпери читай! — мрачно сказала Коле Галя. — Стыдно не знать этого замечательного французского писателя! До свидания. — И, сделав книксен Колиным родителям, она выскользнула вслед за подругой.

— Бывай! — сказал Женя.

— Держи! — сказал Жора и подал Коле руку.

Колины родители вышли на лестничную площадку.

— Приходите еще к Коле!.. — крикнул вниз Гаврила Степанович. Очевидно, он был совсем растерян.

— В это время нас никогда не бывает дома! — добавила Зинаида Петровна, более точно разобравшаяся в обстановке. — Мы сегодня случайно так рано…

— Пусть работает над собой! — крикнула снизу Галя.

Коля вместе с родителями вернулся в большую комнату. Здесь произошло чудо: задержавшиеся Марина и Володя навели в ней полный порядок и сейчас заканчивали уборку.

— До свидания… — прошмыгнула мимо Колиных родителей Марина.

— До свидания, — сказал Володя и ушел вслед за Мариной.

Коля ничком рухнул на тахту. Родители тактично вышли из комнаты.

Отблески огней парка отражались в оконных стеклах. Колины родители сидели в другой комнате и прислушивались к тому, что делалось за стеной.

— «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…» — доносился голос Коли.

— Вот… уже чувствуется хорошее влияние! — сказала мужу Зинаида Петровна.

Но тут к Колиному голосу присоединились звуки магнитофона. Это было старинное аргентинское танго, и Коля, стараясь перекричать его, долбил:

— «Он уважать себя заставил, и лучше выдумать не мог».

Гаврила Степанович пожал плечами.

Неожиданно Колю, сидевшего на тахте с томиком Пушкина в руках, осенила блестящая идея, и он стал подпевать магнитофону на мотив аргентинского танго:

Мой дядя самых, самых честных, честных правил,Когда не в шутку, эх, не в шутку занемог,Он уважать, он уважать себя заставил,И лучше вы… и лучше выдумать не мог…

Так дело быстрее пойдет! — произнес он с надеждой.

…Колины родители пришли в ужас от такого кощунства.

Аргентинское танго продолжало звучать, и на его мелодию Коля пел строки из «Онегина».

На следующий день заведующий учебной частью Борис Афанасьевич опять пришел в Колин класс на урок литературы. Он был очень серьезен.

— Переходим к повторению. Не подведите. Ну, что было задано на дом? — сказала Лидия Николаевна.

Почти весь класс поднял руки. Особенно старался Женя, победоносно поглядывавший на Колю и Володю.

Борис Афанасьевич оглядел класс и сделал какую-то пометку в блокноте.

Коля нерешительно поднял руку. Потом он стал тянуть ее изо всех сил.

— Женя Липатов! — сказала Лидия Николаевна.

— Художественные особенности романа «Евгений Онегин», — бойко начал Женя. — Перечислить?

— Не надо, — остановила его учительница. — Просто расскажи нам, что тебе особенно запомнилось.

— Мне запомнилось все, Лидия Николаевна! — ответил Женя.

— Хорошо. Расскажи о пейзаже.

Почти дословно Женя выпалил текст из учебника:

— Пейзаж в романе дан деревенский и городской. С преобладанием деревенского. Картины сельской природы даны в различное время года: летом, зимой и весной… Могу привести примеры на каждое и назвать главы. Пейзаж зимний…

— Не надо, Женя… Какую роль… — начала учительница.

Но Женя перебил:

— Ясно, Лидия Николаевна. Роль пейзажа. Поэт пользуется пейзажем для характеристики своих героев, особенно Татьяны, а также для выражения своих личных настроений: «Рады мы проказам матушки-зимы»; «как грустно мне твое явление, весна…»; «приближалась довольно скучная пора: стоял ноябрь уж у двора».

— Хватит, — огорченно остановила его Лидия Николаевна.

— Но я не сказал главного, — не сдавался Женя. — В пейзаж Пушкин часто включает человека и животных. Например: «Зима! Крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь». Крестьянин — человек. «Его лошадка, снег почуя, плетется рысью, как-нибудь». Лошадка — животное.

— Что за подход к Пушкину! — возмутилась Лидия Николаевна.

— Нормальный! — сказал Женя. — Как в учебнике.

— А что у Пушкина ты больше всего любишь?

— Я все люблю, Лидия Николаевна! Каждая его строка — шедевр!

— Ах, вот как…

— А разве нет? — спросил Женя ехидно, понимая безопасность своей позиции.

— Шедевр, — вынуждена была согласиться Лидия Николаевна. — Но, может быть, лично тебе больше нравится Лермонтов или Некрасов?

Женя подумал, потом улыбнулся:

— А разве можно оценивать поэта вне конкретной исторической обстановки? Каждый для своего времени… Нет, Лидия Николаевна, вы задайте вопросик потруднее!

Борис Афанасьевич весело откинулся на спинку скамейки. Он преподавал физику и в этом поединке был явно на стороне Жени.

— Хорошо, я задам, — сказала учительница. — Тебе никогда не казалось, Женя, что все, чем я вот здесь с вами занимаюсь, ерунда и при желании ты мог бы написать стихи не хуже Пушкина? Только откровенно.

Женя похолодел. Потом попробовал улыбнуться:

— Что вы, Лидия Николаевна… Пушкин — гений… Но тут он невольно с опаской посмотрел на Колю и, встретив его пристальный и какой-то необычно требовательный взгляд, сказал:

— А если казалось? Что, мне за это двойку поставят? Мало ли что я про себя думаю.

— Понятно, Липатов, — сказала Лидия Николаевна. — А вот литература как раз и занимается тем, о чем человек про себя думает. Садись.

— Можно, я отрывок прочту? — взмолился Женя.

— Да нет, хватит.

— А то я знаю.

— Не сомневаюсь. Отрывок нам прочтет Голиков.

Коля медленно поднялся. Некоторое время он стоял, опустив голову и не отрывая глаз от парты. Борис Афанасьевич хмурился и что-то записывал.

Между тем Женя вытащил из кармана какую-то бумажку. Она оказалась пригласительным билетом на вечер в хореографическое училище. Билет был выполнен в виде фотомонтажа: силуэт танцующей балерины и надпись: «Добро пожаловать на вечер дружбы».

Женя поставил билет ребром на парту и укрепил его в щели так, чтобы Коля сумел все рассмотреть. Затем, спрятав руки за спину, Женя воздел глаза к потолку.

Коля мучительно боролся со звеневшей в ушах мелодией аргентинского танго. Когда он увидел билет, мелодия зазвучала еще громче. Коля поднял голову. Мелодия зазвучала устрашающе: крякал тромбон, бубнил контрабас, гремели ударные.

— Ну? — поторопила его Лидия Николаевна.

Мой дядя самых, самых честных, честных правил,Когда не в шутку… эх, не в шутку занемог, —

выдавил из себя Коля.

— Что, что, что? — переспросила учительница.

Он уважать, он уважать себя заставил…И лучше вы… и лучше выдумать не мог… —

отчеканил Коля в ритме аргентинского танго.

По классу пронесся шепоток. Женя посмотрел на приятеля с обидным сочувствием и спрятал билет.

— С тобой что-то странное творится… — сказала Лидия Николаевна. — Володя Сорокин, продолжай!

Класс привычно зашумел.

— Шум, шум! Опять шум! — Учительница постучала карандашом по столу.

Неуклюжий юноша вырос над партой. Учительница ждала. Володя молчал.

— «Его пример другим наука», — подсказал кто-то шепотом.

Чернильницей Володя выводил на парте замысловатые узоры.

— Ты учил отрывок к сегодняшнему уроку? — спросила Лидия Николаевна мягко.

— Не… — сказал Володя.

— У него все равно ничего не получится! — как всегда, ввязался в разговор Женя. — Он после школы решил в Институт физкультуры податься.

Все засмеялись.

— Липатов! — одернула Женю Лидия Николаевна.

Класс приумолк.

— Так как же, Володя?