"Я вас любил..." - Михаил Львовский

— Чепуха! Ты лучше танцуешь, — сказала Марина Жоре.

— Все четыре — из хореографического училища ГАБТа, — прошептал Коля, глядя в программу. — А какая из них наша, попробуй разбери.

— «Лена Масловец, Галя Кузина, Наташа Семерджиева, Надя Наумченко», — прочел в программке Жора.

— Масловец сразу отбрасывай: наша не может быть с такой фамилией, — решил Коля.

— А Кузина лучше?

— Все-таки не Масловец. По-моему, она крайняя справа.

— Если все четыре такие одинаковые, какая разница, кто из них «наша»?

— А может, попросим бинокль? — робко предложил Коля.

Жора — он был довольно бесцеремонный парень, — не говоря ни слова, взял бинокль из рук незнакомой толстой девочки в очках, сидевшей по соседству.

— Она.

Только Володя Сорокин отказался от целлофанового мешочка с жареным картофелем. Он внимательно смотрел на сцену.

Наконец танец кончился, и раздался гром аплодисментов. Больше всех аплодировал юным балеринам Женя Липатов, сидевший в первом ряду.

На следующий день у Коли Голикова был урок литературы. Он и Женя Липатов сидели за одной партой, а неуклюжий молчаливый подросток Володя Сорокин, как всегда, один где-то на «Камчатке». Урок вела Лидия Николаевна.

До Колиного слуха доносился монотонный голос:

Вот то-то все вы гордецы!Спросили бы, как делали отцы?Учились бы, на старших глядя…

— Голиков, следующим тебя спрошу, — прервала бубнившую ученицу Лидия Николаевна. Она, очевидно, заметила отсутствующий взгляд мальчика.

А Коля действительно был сейчас далеко. В его ушах все еще звучала мелодия танца маленьких лебедей, и он пытался оживить в памяти насмешливое лицо девушки-балерины.

— Продолжай, — сказала Лидия Николаевна ученице, читавшей монолог Фамусова.

На мгновение встрепенувшийся Коля снова погрузился в воспоминания о вчерашнем вечере.

Мы, например, или покойник дядя,Максим Петрович… —

откуда-то издалека слышал он монотонный голос и улыбался неизвестно чему. Может быть, его попытки наконец увенчались успехом, и как раз в эту минуту в Колином воображении возникли огромные глаза балерины и гладкая прическа с пучком на затылке.

— Голиков, продолжай.

Коля не шелохнулся.

И тогда с задней парты раздался суровый голос заведующего учебной частью Бориса Афанасьевича:

— Чем ты занят, Голиков? Встань сейчас же!

Борис Афанасьевич был частым гостем на уроках Лидии Николаевны. Он, вероятно, думал, что его присутствие помогает молодой учительнице. На самом деле этот коренастый строгий мужчина только смущал ее.

Коля вскочил и… не смог вспомнить ни слова.

— Я же предупреждала, что тебя спрошу, — огорчилась Лидия Николаевна. — Ну?

Коля молчал.

— Садись, Голиков. Володя Сорокин.

Как только Володя поднялся с места, в классе послышался смех.

— Шум, шум, — постучала карандашом по столу Лидия Николаевна. — Ты когда-нибудь, Сорокин, выучил хоть одно стихотворение?.. Ну? Что ты молчишь?

Класс, очевидно, привыкший к подобным сценам, неизменно происходившим, когда на уроках литературы вызывали Володю Сорокина, продолжал шуметь.

— А на Сорокина еще Серафима Яковлевна рукой махнула. У него на стихи память плохая, — бодро ответил за приятеля Женя.

— Он что, сам не может сказать?

— Не может, — подтвердил Женя горестно.

— Садись, Сорокин, — сказала Лидия Николаевна.

— Безобразие! — вмешался завуч. — Молодую учительницу подводите. Она к нам в школу недавно пришла, заменяет Серафиму Яковлевну…

— А у Лидии Николаевны требования чересчур высокие, Борис Афанасьевич. Не то что у Серафимы Яковлевны, — не унимался Женя. — Она из нас хочет народных артистов сделать или ашугов.

— Липатов! — почти крикнула Лидия Николаевна.

Класс снова зашумел, но в это время грянул звонок.

— Вы с ними построже, — посоветовал завуч учительнице, когда все ребята уже выходили из класса. — У этой троицы двор — сплошное безобразие. Рядом с Парком культуры. Представляете?

Молодая учительница улыбнулась:

— Представляю.

— Там одни бандиты растут.

— Ну, так уж и бандиты! — возразила Лидия Николаевна.

Женя, тащивший за руку Колю Голикова, уже у самой двери обернулся:

— Борис Афанасьевич, между прочим, Лидия Николаевна в нашем доме живет. Она из нашего двора.

Завуч смущенно кашлянул.

А Лидия Николаевна сказала:

— Вот сегодня, наконец, дома я с вами и поговорю.

Женя ответил:

— А вот сегодня как раз мы никак не можем. Да, Коль? У нас с ним сегодня одно очень важное дело.

«Хореографическое училище при Государственном Академическом Большом театре Союза ССР», — сообщала вывеска возле арки ворот.

Сквозь чугунную решетку забора Коля Голиков и Женя Липатов наблюдали за тем, что происходило во дворе училища.

Несколько учеников и учениц прогуливались по двору. У всех девочек были пучки на затылках.

— Смотри, форма как у нас, — сказал Женя.

Какой-то мальчишка стукнул другого.

— И дерутся, как у нас…

К ребятам донесся разговор двух подружек:

— По алгебре я все сделала, а классику повторить не смогла — нога болела.

— Так там же ничего особенного! Сперва это, — девочка бегло показала одну из фигур, — потом… и раз, два, три, и раз, два, три… и большой батман!

— И все? Это же я запросто… И раз, два, три, и раз, два, три…

— У нас отговорочка — голова болела, а у них — нога. Хорошо устроились! — продолжал Женя свои комментарии.

А Коля не мог проронить ни слова, так он был поглощен тем, что видел.

Прозвенел звонок, и двор опустел.

С улицы в арку ворот вошел мальчик лет десяти в школьной форме, с пионерским галстуком на шее. Он ел мороженое.

Женя остановил его:

— Эй!.. Ты из училища?

Мальчик кивнул, облизывая мороженое.

— В каком классе?

— В третьем.

— А чего не торопишься? Звонок был.

— У нас «пустой» урок… — сказал мальчик.

— Все, как у людей, — сказал Женя Коле. — Слушай, — обратился он к третьекласснику, — а ты уже можешь что-нибудь изобразить?

Мальчик усмехнулся и отрицательно покачал головой.

— За три года ни один танец не выдолбил? Чему же вас учат?

— Основные элементы классики. Постановка рук, ног, корпуса. У меня вот выворотность все хвалят, — с достоинством ответил третьеклассник.

— Чего, чего?

— Выворотность. Основа хореографии.

И мальчик стал в позицию, демонстрирующую выворотность.

— Подумаешь! — сказал Женя и попытался занять ту же позицию. — Пожалуйста!

Он выглядел нелепо — ноги дугой.

Мальчик опять усмехнулся.

— Пошли, Коля! — сказал Женя, кивнув на дверь училища.

— Посторонних не пускают, — заявил мальчик.

— А если у нас сестра заболела и мы, ее родные братья, должны домашнее задание узнать? — спросил Женя. — Пошли, пошли! — подтолкнул он Колю.

Женя, Коля и их новый знакомый поднялись по лестнице старинного здания. Напряженная настороженность первооткрывателей, ступивших на неведомую землю, чувствовалась в движениях подростков.

В переговоры с вахтершей вступил Женя. Он что-то бойко объяснял этой суровой женщине, в то время как Коля и «проводник» стояли поодаль. Для убедительности Жене пришлось даже продемонстрировать балетную позицию, с которой он только что познакомился. Суровая вахтерша улыбнулась и пропустила всех троих.

Из двери с надписью «Гардероб для девочек» выпорхнула ученица. Под распахнутым халатиком — трико, майка, пояс. Ученица помчалась по лестнице.

— Безобразие! Опаздывают, понимаете! — бросил ей вслед Женя.

Девочка испуганно оглянулась.

Женя приоткрыл дверь одного из классов, и ребята увидели, как девочки-первоклассницы сделали глубокий реверанс — вошла преподавательница в сопровождении трех ассистенток и женщины-аккомпаниатора.

— Ну, здесь ее быть не может. Пошли! — сказал Женя.

— Сейчас… Все-таки интересно, — отозвался Коля.

Звенел резкий голос преподавательницы, выкрикивающей французские названия упражнений. Ассистентки прохаживались вдоль станков.

— Вика, не сиди на бедре! — крикнула преподавательница, и ассистентка хлопнула девочку по бедру. — Люба, ты кривая! Губы не кусать, не показывать, что тебе трудно!

Женя зашептал Коле:

— Я сосчитал: на двенадцать учениц — четверо учителей, не считая той, что у рояля. Бедняжки! Нам и одной на уроке вот так хватает! — Он провел ладонью по горлу.

— Вика, не тряси подъемом! Натяни его!