Палеометалл северо-западной части Тихого океана - А. Александров

Многочисленные письменные источники, составленные в V в. до н.э. – начале н.э., следует выделить в особую группу, значение которой трудно переоценить.

Рис. 3. Сцены металлургического производства. Прорись рельефа из восточноханьского погребения в пров. Шаньдун (I–II вв. н.э.). Фрагмент а: слева – работа мехами; в центре – заливка формы сосуда под руководством мастера; справа – кузнец оружейник (?). Фрагмент б: слева – горнорудные разработки; в центре пудлингование чугуна(?)

Стадия метеоритного железа. В пятой главе «Исторических записок» Сыма Цяня имеется следующая запись: «На восемнадцатом году правления циньского Сянь-гуна (367 г. до н.э.) над Лияном прошел железный дождь». Это первое письменное свидетельство о метеоритном железе. Фактически же, знакомство с небесным металлом на Дальнем Востоке состоялось почти на тысячу лет раньше.

В 1931 г. в пров. Хэнань (д. Синьцунь уезда Цзюньсянь) были найдены секира и клевец с бронзовыми тангами (танг – не боевая плоская часть, при помощи которой оружие закреплялось в расщепленном сверху древке) и железными лезвиями. Последующие исследования показали, что лезвия были изготовлены из железа метеоритного происхождения, а секира и клевец могут быть датированы соответственно позднеиньским (XI в. до н.э.) и раннечжоуским (X в. до н.э.) временем. В 1972 г., в д. Тайси уезда Гаочэн пров. Хэбэй, несколько южнее Пекина была обнаружена еще одна бронзовая секира с железным лезвием. Она может датироваться ХIV в. до н.э. и позже. Металл, использованный для лезвия, – неземного происхождения. Было выявлено повышенное содержание никеля и кобальта, а также крайне незначительное содержание стекловидных и силикатных включений, которые бы свидетельствовали о производстве железа из руды.

В августе 1977 г. в уезде Пингу пров. Хэбэй (примерно в 350 км к северо-востоку от места тайсийской находки) при раскопках могильника, датированного серединой Инь (ХIV–ХIII вв. до н.э.), была обнаружена бронзовая секира о железным лезвием. Она несколько меньше секиры из Тайси (длина сохранившейся части 8,4 см, ширина лезвия ок. 5 см). Железная часть сильно корродирована, что затруднило исследование. Результаты анализа бронзового танга показали наличие олова, незначительное количество свинца, присутствие никеля в виде игольчатых включений. Обследование секиры в Х-лучах обнаружило, что железное лезвие углублялось в бронзовое тулово примерно на 1 см. по данным спектрального анализа железной ржавчины имеется крайне незначительное количество не окисленного железа, присутствует никель, наличие кобальта не отмечено, установлено, что лезвие выполнено из метеоритного железа, обработанного посредством ковки. Лезвие толщиной до 2 мм было соединено с тангом при отливке бронзовой части секиры, как и в трех приведенных выше случаях. Все четыре известные на сегодняшний день находки изделий из метеоритного железа имеют прямое типологическое сходство с синхронными образцами иньского оружия.

Раскопки в Пингу примечательны в нескольких отношениях. Во-первых, они свидетельствуют о том, что ареал распространения культуры Инь был довольно обширным (Пингу – самый северный из известных ныне иньских памятников). Во-вторых, подтверждается неслучайный характер находок в Тайси и уезде Дзюньсянь. В-третьих, знакомство носителей культуры Инь первоначально с «небесным» железом отражает типичный для мировой истории путь освоения нового металла.

Металлургическое железо (начальная стадия). Каким образом, где и когда приступили народ, населявшие Дальний Восток в древности, к производству железа из руд? Ни на один из поставленных вопросов сейчас нельзя дать окончательного ответа. Тем не менее, на пути к решению этих проблем имеются определенные успехи.

Общие историко-культурные исследования последних лет показывают, что между появлением керамического производства и распространением металлургии бронзы, а позже и железа, осуществлялось постепенное кумулятивное развитие, относившееся в целом к первоначально еще не дифференцированной, синкретической пиротехнической (связанной с использованием огня) деятельности древних. Первоначально, помещая в костер или примитивную печь гончарные изделия для обжига, человек наблюдал восстановление металла из руд. Позже, пытаясь получить медь, в качестве отходов производства имел частично восстановившееся железо. Как побочный продукт практически любого металлургического процесса, выбрасывался шлак, по существу некачественное стекло. Гончарное дело, бронзолитейное и чернометаллургическое производство и стекловарение выделялись как самостоятельные отрасли производства только по мере наращивания температурного потенциала. Имеющиеся в нашем распоряжении источники не позволяют проследить такое внутреннее развитие в дальневосточном регионе, нет здесь той длительной эволюции, которая наблюдалась в других обитаемых районах древнего мира. И бронза, и железо появились в районах Дальнего Востока с наиболее благоприятными для общественного развития условиями сразу в довольно развитой форме и во время, относительно позднее по сравнению с другими районами Старого Света. За появлением следовал стремительный прогресс, но прогресс уже в специфических только для Дальнего Востока формах. Именно эта ситуация заставляет некоторых исследователей склоняться к мысли о диффузии бронзолитейного и чернометаллургического производства на Дальнем востоке извне. Сторонники автохтонности металла не имеют надежных аргументов для подкрепления своих доводов.

Если на этапе становления пиротехнических производств их связи были спонтанными, то в пору зрелости абсолютно неизбежной оказывалась их взаимосвязь, взаимозависимость и взаимообусловленность. От надежности керамических огнеупорных материалов для сооружения металлургических устройств, от качества керамических литейных форм зависели успехи и бронзолитейного, и чугунолитейного производства. По существу, первый шаг к специфическому дальневосточному феномену (массовому чугунному литью) был сделан тогда, когда был обеспечен прочный союз между литейщиком бронзы и гончаром – мульдером на рубеже II–I тыс., до н.э. То есть генезис черного металла на Дальнем Востоке был тесно связан с высокоразвитым бронзолитейным производством. Характер связей бронзолитейного и чернометаллургического производства в древнем Китае вообще был достаточно сложным. Связь между ними была непосредственная и заключалась в технологической преемственности, в традициях литья, в использовании жидкого, текучего металла при изготовлении изделий.

Известно, что некоторые бронзовые изделия аньянского комплекса (XIII–XI вв. до н.э.) содержат, от 1,07 до 2,80 % железа. Это явление объясняется особенностями залегания медных руд. В ряде случаев имелись предпосылки к получению железа в качестве побочного продукта медеплавильных процессов. Так, в районе крупного меднорудного месторождения в пров. Хубэй, близ Дае, в горах Тунлушань в начале 70-х гг. был обследован древний комплекс по добыче и первичной переработке руды, действовавший на протяжении всего I тыс. до н.э. (см. рис. 4). Особенностью данного месторождения является залегание медных руд (халькопирита, синего колчедана, малахита и самородной меди) в обширной железной шляпе. Анализы металлургических шлаков показывают около 37 % железа и лишь 0,4–0,8 % меди. Древние горняки и металлурги Тунлушаня вообще считали железную руду пустой породой и отправляли ее в отвалы, не подвергая плавке. Химическое исследование железных орудий из Тунлушаньских горных разработок, датируемых IV–III вв. до н.э., показало, что они привозные. Если бы железо производилось из местных руд, то содержание меди в металле составило около 5 %. Бесспорных доказательств в пользу органического зарождения металлургии железа из бронзолитейного производства пока нет.

Конец ознакомительного фрагмента.

1

Городцов В.А. Типологический метод в археологии. – Рязань, 1927.

2

Крюков М.В., Сафронов М.В., Чебоксаров Н.Н. Древние китайцы: проблемы этногенеза. – М., 1976; Кучера С. Китайская археология 1965-1974 гг.: палеолит. эпоха Инь. Находки и проблемы. – М., 1977.

3

Деревянко А.П. Проблема бронзового века на Дальнем востоке. – Известия СО АН СССР, сер. обществ, наук, 1969, № 6, вып.2, с. 94–99.