Уголовных дел мастер - Владимир Колычев

– Это совсем не страшно, Анюта, – убеждал парень.

Ветер нежно ворошил его русые волосы. Солнце било Ворсину прямо в глаза, силуэт молодого человека на фоне яркого лазурного неба казался почти черным.

– Тарас, если ты немедленно не перестанешь дурачиться, я уйду! – топнула ногой Анюта. На ее лице отразилась целая гамма чувств: страх, обида, смятение.

Сергей Антонович где-то читал о племени североамериканских индейцев, которые спокойно работали на строительстве небоскребов и абсолютно не боялись головокружительной высоты. Вероятно, это чувство закладывается в каждого человека на генетическом уровне, как и клаустрофобия. Отец Ворсина тоже не любил выходить на балкон, сердился, когда жена демонстративно усаживалась на перила, чтобы подразнить супруга. Мать Ворсина отличалась веселым нравом и отчаянной храбростью. Летние отпуска она, как правило, проводила в горах, покорила все семитысячники Советского Союза. Варвара Васильевна обожала песню Владимира Высоцкого «Альпинистка моя» и мастерски исполняла ее на гитаре. Маленький Сережа знал, что его мать нравилась другим альпинистам. Во всяком случае, на всех фотографиях, которые она привозила домой, были изображены крепко обнимавшие ее бородатые мужчины, обвешанные специфическим снаряжением.

Все ее экспедиции заканчивались одинаково. Варвара возвращалась слегка постаревшей, в уголках глаз проступали острокрылые лучики светлых морщинок, а кожа лица напоминала подсушенный пергамент: сказывались высокогорное солнце, ураганные ветра и холодрыга. Приняв ванну, она начинала усердно приводить себя в порядок, чтобы обновить, по ее выражению, «подпорченную морду». У нее на столике теснились всяческие кремы и мази, с помощью которых она умудрялась за несколько дней возвратить прежнюю красоту и привлекательность. Повзрослев, Сергей понял, что его отец, Антон Семенович, отчаянно ревновал жену, но виду не подавал, молча страдал, когда она уходила в горы. Вероятно, предчувствовал беду, потому что втайне от жены крестил ее, когда она с тяжеленным рюкзаком за плечами выходила из квартиры. Однажды Сергей спросил, зачем он это делает. Отец, смутившись, ответил: «Хочу, чтобы мама вернулась домой невредимой. В старину так всегда делали, провожая кого-нибудь в дорогу». Древний обычай не помог: Варвара погибла на Памире при восхождении на пик Ленина в составе женской сборной. Из двенадцати альпинисток в живых осталась только одна, да и та отморозила ноги, которые впоследствии ампутировали.

Десятый день рождения Сережа встретил наедине с отцом, который, напившись, долго и горько плакал, вспоминая покойную жену и прижимая к мокрой груди испуганного сына. Через два года папа привел в дом тучную румяную Елену, которая была на десять лет моложе его и мигом взяла мужа в оборот. Антон Семенович перестал разбрасывать по всей квартире окурки, каждый день брился, на работу ходил в тщательно отутюженной свежей рубашке. В отличие от Варвары, которая готовить не любила и свободное время посвящала чтению книг, Елена к кухарничанию относилась с неистовой любовью, закармливала супруга и пасынка всяческими яствами. В семнадцать лет Сергей весил девяносто восемь килограммов. Он много раз давал себе зарок сесть на диету, но так и не смог преодолеть страсть к вкусной еде.

От мрачных воспоминаний Ворсина отвлек отчаянный женский крик. Тарас, оступившись, нелепо взмахнул руками и сгинул за обрывом. Анюта с круглыми от ужаса глазами пыталась что-то выдавить из себя, но у нее ничего не получалось. Преодолевая страх, Ворсин осторожно приблизился к краю обрыва. Тарас, подняв голову, с торжествующей улыбкой преспокойно сидел на корточках. Фокус заключался в том, что сразу за обрывом, на полтора метра ниже, находилась довольно широкая полка. Парень, дабы напугать девушку, сделал шаг назад, ловко спрыгнул на площадку и резко присел, создав полную иллюзию падения.

– Вставай, недоумок! – скривился Сергей Антонович и отступил на шаг, чтобы не видеть разверзшуюся рядом пропасть.

Улыбка медленно сползла с лица мистификатора, он открыл рот, чтобы высказать незнакомцу колкость, но его опередила Анюта, которая оказалась рядом с Ворсиным,

– Он не балбес! – в голосе девушки просквозило презрение. – Ты, Тарас, бездушная тварь!

Анюта, развернувшись, устремилась прочь. Тарас, пронзив Ворсина злобным взглядом, бросился ее догонять.

– Что за придурок, а если бы поскользнулся? – подумал Ворсин.

Он долго смотрел вслед убегающим влюбленным, ловя себя на мысли, что завидует им. Они когда-нибудь поженятся, обзаведутся детьми и наверняка обожгут крылья, погрузившись в ядовитый быт. Но это случится позже. А пока они будут ссориться, сладко и яростно мириться, придумывать друг другу ласковые прозвища вроде заек, солнышек и лапочек. В общем, делать то, что свойственно всем любящим. А у него все это позади. Ворсин едва не вскрикнул. Он вспомнил, о чем подумал, когда вагончик канатки приближался к верхней станции. Об этом несчастном случае Ворсин читал в газете, но забыл о нем. В Индии высоко в горах находится священный храм, к которому подведена подвесная канатная дорога. Однажды в результате обрыва несущего троса три кабины рухнули на землю, погибло семь человек. Остальных тридцать семь паломников, чьи вагончики зависли высоко над землей, спасли с помощью военных вертолетов. Десантники спустились к ним на веревках и переместили в безопасное место. Когда Рувим Романович наклонился к Антонине, Ворсин с необыкновенной ясностью представил разбившуюся кабину, слившись в один окровавленный бесформенный ком, лежали Антонина и Рувим Романович. Себя же он увидел живым и невредимым. Эта картинка с быстротой молнии мелькнула у него перед глазами и исчезла. И вот теперь, на краю пропасти, она снова всплыла в его памяти. Глядя вслед убегающему Тарасу, Ворсин опешил от мысли, что безвременная гибель Антонины его бы не слишком опечалила.

– Это было бы наиболее приемлемым выходом из ситуации, в которой ты оказался.

Сергей Антонович вздрогнул и оглянулся: возле него никого не оказалось.

Голова в кустах

– Да, однажды мне пришла в голову мысль, что если бы с женой произошел несчастный случай, я бы огорчился, но не воспринял сей прискорбный факт как трагедию, – твердо произнес Ворсин.

Услышав злобный шепот адвокатши «Идиот», он добавил:

– Но это вовсе не означает, что я собирался убить жену.

– Неужели? – иронически осведомился прокурор. – В таком случае я хотел бы предоставить слово свидетелю. Он сделал приглашающий жест, обращаясь к Витьке.

– Прошу вас, молодой человек.

Сергей Антонович задохнулся от негодования. Суд явно превращался в фарс: мало того, что свидетелем выступал несовершеннолетний, так он еще и присутствовал в зале суда во время заседания, хотя по закону должен был пребывать за дверьми и ждать, когда его позовут. Ворсин вопросительно посмотрел на шуструю адвокатшу, надеясь, что она отреагирует, но та и бровью не повела.

Витька, громко сопя и шаркая ногами, направился к трибуне, на которой красовались государственный трезубец и тощая Фемида с традиционными весами в руках. Ворсин с удивлением отметил, что у символа правосудия нет на глазах повязки. Ему даже показалось, что она смотрит на него с некоторым сожалением, будто заранее знает, чем закончится судебное заседание. Когда Витек проходил мимо, Ворсин, сам не понимая почему, неожиданно подставил ему ногу. Не ожидавший такого подвоха мальчишка споткнулся и растянулся на полу во весь рост. Из кармана его малинового пиджака выпала рогатка.

– Какой же ты неловкий! – воскликнула блондинка, подбежав к мальчику. Она подобрала рогатку и помогла ему подняться.

– Это он нарочно мне подножку подставил, чтобы я насмерть зашибся! – жалобно произнес Витька. На глазах у него выступили слезы. – Ему ребенка пришить, что два пальца уделать!

Шмыгнув носом, Витька вырвал из рук адвокатши рогатку и устремился к трибуне, которая превышала его рост. Потоптавшись, мальчишка решительно встал перед нею, загородив своим пиджаком Фемиду. Вытянув руки по швам, громко затараторил:

– Значится так. Дядю Сережу и тетю Тоню знаю давно. Они оба толстые, но разные. Тетя Тоня добрая и веселая, а дядя Сережа злой и вредный, как Макс.

– Кто такой Макс? – уточнила судья.

– Ротвейлер из соседнего подъезда. Он безбашенный. Увидит кошку, бросается на нее и разрывает на куски. Таких бешенных отстреливать надо. Если бы его хозяин дядя Боря не был таким крутым, этого барбоса давно бы замочили.

– Не отвлекайтесь, свидетель, – с мягким укором произнес прокурор.

– Сначала просют, а потом рот затыкают, – обиженно скривился мальчик.

– Ты для нас – образец гражданского мужества, – ласково промолвила судья и впервые за весь процесс улыбнулась. – Если все наши мальчики будут такими же сознательными, как ты, от преступности в Украине и следа не останется.