Служба Смерти - Натали Лавру

Из бунтарки с ветром в голове я превратилась в домработницу в старом тряпье и с вечным пучком на голове.

«Где моя любимая работа? Где мой волк? Почему я вынуждена скрывать его и делать вид, что вся моя жизнь — это дети и дом? Кто придумал мне такое счастье?» — эти вопросы травили мне душу.

Единственное, что могло спасти меня от гормонального срыва и озверения, это страсть и занятие любовью до полного изнеможения. Увы, даже сил на то, чтобы привести себя в порядок и соблазнить мужа, у меня не оставалось. Я даже не знала, засыпаю я вечером или падаю в обморок.

Упадок в семейной жизни коснулся не только нас. Сашка со Светой всё же расстались. Мне удалось сохранить общение с ними обоими, хотя приходилось скрывать ото всех наши встречи с Сашкой. Никто бы не понял, зачем мне видеться с чужим мужиком и что у нас может быть общего. Конечно, он очень страдал и сходил с ума, когда Света окончательно решила оставить его и переехала к другому мужчине.

Я могла понять Сашку, старалась не замечать его пьяных бредней и отвлекала от меланхолии как могла. Разумеется, Дилану я тоже не говорила, как именно провожу свои редкие свободные от домашних дел часы. А скрывать было что: когда Дилан сообщал, что уезжает в командировку, я давала сигнал Сашке, и мы отправлялись куда-нибудь в другой город охотиться.

Охота превратилась для меня в наркотик. Я называла себя изощрённо извращённым созданием, а Сашка по-прежнему оставался человеком по прозвищу Тысяча огорчений.

Во время наших кровавых прогулок я чувствовала себя всемогущей. Этот мощный прилив адреналина помогал мне продержаться до нашей следующей тайной «вылазки». И охотились мы, как можно догадаться, вовсе не на кабанов и уж тем более не на зайцев. Нашими жертвами становились люди, кто-нибудь из отбросов общества, не вызывающий жалости.

Сашке было всё равно кого резать, а вот я к своим будущим жертвам предъявляла особые требования. Тех, кто не вызывал отвращения, я не трогала.

Бывали и такие дни, когда не находилось достаточно мерзкого человека, чтобы его можно было убить, и тогда я огорчалась и скучала за столиком в каком-нибудь баре, пока Сашка развлекался.

Мой друг любил девушек. То есть он их сначала насиловал, а потом убивал. Как он сам объяснял мне, только испуганные до ужаса особи женского пола могут вызвать у него эрекцию. Света была единственным исключением, но она бросила его, так что он вернулся к своим сексуальным привычкам.

Мужчин Сашка тоже убивал, но без долгих заигрываний и чисто из желания помахать кулаками.

Я старалась не лезть в Сашкины дела. Да, он был беспринципный и лишал жизни вполне себе мирных проституток, но любые мои попытки воззвать к его разуму проваливались. Он называл свои преступления естественным отбором и затыкал мне рот каждый раз, когда я жалела бедных девушек. Уж кто-кто, а я знала, что может вынудить приличную девушку заниматься сексом за деньги.

Прикрывал мои ночные побеги Максим, он думал, что мне просто хочется побыть одной. К счастью, Полина вполне спокойно переносила, когда я уходила на ночь. Старший брат умел позаботиться о сестрёнке, он всегда с удовольствием помогал мне. В этом плане я доверяла сыну гораздо больше, чем мужу.

Но как только я возвращалась и переступала порог дома, извечное раскаяние завладевало мной.

Слишком многое свалилось на Максима в его десять лет; кроме всех домашних забот, он всерьёз занимался борьбой и, по словам тренера, подавал большие надежды, у него уже было несколько грамот, которые он аккуратно сложил в ящик, подальше с глаз, потому что грамоты — это всего лишь бумажки, а ему хотелось получить золотую медаль, победить на соревнованиях.

Максим стал самым моим близким человеком, лучшим другом, больше, чем просто сыном. Я с удовольствием наблюдала, как он меняется день за днём, начинает понимать некоторые взрослые вещи. Для меня сын был идеальным, я крайне негативно воспринимала критику в его адрес: просто другие недостаточно хорошо могли понять его.

Иногда, когда на улице было не очень солнечно, мы с Полиной ходили встречать Максима после школы. Он тут же прощался с ребятами и бежал к нам. С его стороны не было ни капли стеснения, напротив, он с интересом расспрашивал, чем мы занимались днём и как настроение, каждый день признавался в любви и говорил, что я самая лучшая мама на свете. Сама я так не считала и каждый раз, когда слышала заветные слова, чувствовала, как к глазам подступают слёзы.

Максим дарил мне несравнимо больше заботы, чем муж. Конечно, Дилан нас полностью обеспечивал (когда Полине исполнилось три года, мне пришлось уволиться из больницы), но дома бывал только номинально. Их общение с Максимом ограничивалось рукопожатием при встрече, и лишь Полина изредка удостаивалась внимания отца. Разумеется, не я одна ощущала, что наша семья только со стороны казалась благополучной, но говорить об этом было не принято, ведь никто не хотел возвращаться к тем руинам, из которых мы не так давно выбрались.

Дилан заметно изменился, вопреки обещаниям и вопреки всему остальному. Он даже перестал носить обручальное кольцо, мотивируя это тем, что в работе лишнее напоминание о личной жизни может стать помехой.

Все разговоры на тему того, что мы сильно отдалились, рубились на корню, я была поставлена в безвыходное положение.

Несколько месяцев продолжалось тягостное ощущение назревающего перелома в жизни. И он настал неожиданно: это случилось в апреле 2022 года, в Ростове-на-Дону, во время нашей очередной вылазки на охоту.

Мы Сашкой сидели за барной стойкой в клубе, искали глазами потенциальных жертв, вдруг я поймала на себе чей-то любопытный взгляд: это был один из подчинённых Дилана, с которым мы виделись несколько раз. Человек узнал меня: как только я повернулась