Диагноз: Любовь - Мегги Леффлер

— А колечко уже есть, — заметила Ванда, поглядывая на экран. Она спокойно стояла рядом со мной, готовая подсоединить иглу к монитору, если я, конечно, когда-нибудь попаду в эту артерию.

Ванда говорила о кольце моей матери, квадратном изумруде, оправленном в платину. Тот факт, что Алисия носит его, заставлял меня нервничать сильнее, чем обычно. Это кольцо должно было достаться мне, а не Бену. По правде говоря, у меня уже и так были гранатовые серьги и прекрасный браслет с сапфиром, но как только я вспоминаю изумруд — или вижу его по телевизору каждый вечер между пятью и одиннадцатью, — я представляю мамины глаза, похожие на этот зеленый кристалл. Не важно, берет ли Алисия интервью у типа, обвиненного в педофилии, или предупреждает о дружелюбном звереныше по имени Мистер Милашка, который сбежал из зоопарка, она стоит, сжимая микрофон, и зеленый мамин глаз подмигивает мне с кольца на ее левой руке.

Наконец-то! Вишнево-красная кровь ползет по трубке — я попала в артерию Клары. Какое это удовольствие — подсоединить трубку катетера к сосуду и аппарату!

— Все получилось, Клара. С первой попытки. Вы великолепно держались, — говорю я, однако, если быть честной, делаю комплимент не столько ей, сколько себе.

Ванда прикрепила катетер к трубке и промыла его физраствором. На мониторе появилась линия, отображающая кровяное давление Клары, показатели которого были весьма обнадеживающими. Я улыбалась ровно до тех пор, пока мой взгляд не скользнул по экрану телевизора, где Алисия продолжала рассказывать историю «Крипси Крим»-мании.

Потянувшись за стерильной швейной иглой, которой нужно было прикрепить артериальную пробу к руке Клары, я вспомнила, что не предупредила ее о второй игле. Не особо раздумывая, я решила пришить пробу без предупреждения.

— Клара, мне придется снова уколоть вас, чтобы игла и трубка не выпали, — сказала я.

— Не-е-е-ет! — Она кричала беззвучно, и это было жутко, словно фильм ужасов с выключенным звуком.

— Клара, это необходимо, — настаивала я.

— Приклей ее, — беззвучно прошептала она.

— Я не могу ее приклеить. Нужно пришить ее, чтобы игла не сместилась и не выпала. Хорошо? — Я пропустила швейную иглу сквозь кожу пациентки прежде, чем она смогла запротестовать.

— Все, Клара, уже все. Все закончилось. Это был последний укол, — быстро произнесла я, стараясь не обращать внимания на ее слезы.

В дверях появилась Ширли и сообщила, что у нас возникла проблема. Внезапно объявился сын пациента из 305-й палаты; он позвонил и заявил, что хочет попрощаться с отцом.

— Так в чем проблема? — спросила я, поднимая взгляд от запястья Клары, с которым я все еще возилась, пытаясь завязать узел на нитке, державшей иглу. Это самый сложный для меня этап, более сложный, чем умение удержать на месте артериальный катетер. Необходимость пришивать что-либо, пусть даже пуговицы к одежде, всегда пугала меня больше, чем сам вид катетера в запястье.

— Тело уже отправили в морг, — ответила Ширли и вопросительно посмотрела на меня.

— Ну так направьте и сына туда же, — сказала я.

— Это что, «CSI»[4] города Питтсбурга? — вмешалась Ванда, внезапно повысив тон, отчего ее голос зазвучал особенно пронзительно. — Он собирается проводить тут опознание тела?

— Мы обычно не пускаем родственников в морг, — ответила Ширли. — К тому же после пяти часов вечера там нет никого из персонала. Нельзя позволить этому сыночку просто так разгуливать среди мертвых тел.

— Тогда верните тело, — предложила я.

— К жизни? — громко ухмыльнулась Ванда.

— В 305-ю палату, — продолжила я. — Пусть сын спокойно с ним попрощается.

— Мы не возвращаем тела из морга в отделение интенсивной терапии, — ехидно протянула Ширли.

— О, великолепно. Только после официального приказа, — ответила я.

— Эй, ты все еще здесь? Как насчет того, чтобы очистить помещение от септических личностей? — спросила Ванда.

Ширли развернулась и исчезла в коридоре, ответив на вопрос нарочито громким вздохом. Что означал этот вздох для пациента из 305-й палаты, я так и не поняла. Однако Ванда сегодня — определенно моя героиня, поскольку избавила нас от присутствия Ширли.

— A теперь нам нужно поговорить о капельнице, — сказала Ванда, как только я закончила завязывать узел и стерильными ножницами отрезала остаток нити. — Каждый раз при инъекции у нее рвутся вены. Нужно ставить подключичную.

— Ой-ой, — произнесла я, поскольку обещала Кларе всего один укол, потом последовал второй, а теперь…

— Что происходит? — беззвучно произнесла Клара, испытующе глядя на меня.

Я придвинулась ближе, чтобы шум аппарата искусственного дыхания и воздушного матраса не мешал мне объяснить, что у нас нет возможности ставить ей капельницы. Клара напомнила, что я минуту назад ввела иглу в ее руку. Я ответила, что артериальный катетер служит для измерения кровяного давления, а для капельниц нужен совсем другой.

— Мы не можем вводить лекарства в вашу артерию, — объяснила я. — Для того чтобы лекарства попадали в вашу кровь, нам нужно ввести еще одну иглу в вену.

— Вы мне обещали, — напомнила Клара, — только один укол.

— Я имела в виду иглу артериального катетера. Я не знала, что вам потребуется еще и венозный.

— Вы обещали.

— Я ничего вам не обещала! — вспылила я.

Ванда подалась вперед и положила руку на плечо Клары. Голос ее стал медовым, и у меня возникло чувство, что она не столько успокаивает Клару, сколько пытается успокоить меня.

— Клара, милая, вы же знаете, что каждый раз, когда я ставлю вам капельницу в руку или сгиб локтя, ваши вены рвутся. Позвольте доктору Кэмпбелл поставить вам центральный катетер, он прослужит гораздо, гораздо дольше.

— Клара, мы не можем вводить вам антибиотики или обезболивающее без капельницы, — добавила я.

— Вы меня просто уговариваете. — Клара была недовольна.

— Я не уговариваю вас, я пытаюсь вам помочь! — закричала я, заглушая шум аппарата и шорох матраса. Звуки, из-за которых создавалось впечатление, будто мы находимся в заводском цеху…

Губы Клары на этот раз двигались медленнее, и я отчетливо прочитала по ним: «Не вини меня за то, что я болею».

— Милая, никто вас ни в чем не винит, — сказала Ванда, поглаживая ее по плечу.

Это была ложь. Клара была права. Я действительно обвиняла ее. В том, что она посмела чувствовать.

Вот так я и поняла, что мне пора уезжать из Питтсбурга.

— Все в порядке, доктор Кэмпбелл? — прозвучал дружелюбный вопрос со стороны дверей. Это был Мэттью Холемби.

Я опустила рукава халата и предупредила Клару, что скоро вернусь, поскольку наш разговор еще не закончен.

— Может, я смогу чем-то помочь? — спросил Мэттью, когда я вышла из палаты и мы направились в сторону стола дежурных медсестер.

— Кларе Шторм нужно ставить капельницу, — ответила я, пробегая пальцами по прядкам волос, выбившимся из моего хвоста. — А у нее постоянно рвутся вены.

— Не проблема, — он произнес это тоном настоящего английского джентльмена. — Хочешь, я это сделаю?

— Я и сама могу это сделать, вот только она не разрешает. — У меня сорвался голос. Боже, еще немного, и я расплачусь от расстройства. Ну почему все сильные эмоции — раздражение, удовольствие, страх, вина — моментально доводят меня до слез?

Мэттью остановился и положил руку мне на плечо.

— Может, доверишь это дело мне? Вдруг я смогу ее уговорить?

Я пожала плечами, мол, пожалуйста, пусть пытается, я не против. Благодаря английскому акценту Мэттью может уговорить кого угодно. И нашим медсестрам, даже Ширли, этот парень сразу понравился именно благодаря акценту. Кроме всего прочего, пластиковый мешок с телом пациента из 305-й только что привезли из морга, а я не могу пребывать в двух местах одновременно.

— Куда посылочку сгружать? — спросил санитар таким тоном, словно доставлял мебель из Поттери Барн.

— Вон туда, дальше по коридору. — Я указала на дверь 305-й палаты. — На кровать, пожалуйста. И вытащите его из мешка. — Оглянувшись на Ширли, я добавила: — Можно накрыть его одеялом? — Ширли в ответ уставилась на меня, и я пояснила: — Он совсем холодный.

— Ага, холодный, надо же какая неожиданность, — пробормотала она, проходя мимо.

Сквозь стекло двери 302-й палаты я видела, как Мэттью подошел к кровати Клары, а та кивнула головой, вместо того чтобы шевелить губами. Он убедил ее так же быстро, как договорился со мной.

Последний месяц мы с Мэттью вместе «проводили время». Когда бабушка Ева поинтересовалась, можно ли наше «проводим время» понимать как серьезные отношения, я ответила, что не уверена. Я сказала, что мы действительно вместе проводим время, хоть бабушке и не нравится, как это звучит.

— Но ты же девушка, а он парень, — раздраженно заявила мне бабушка. — Каким это образом вы вместе можете проводить время?