Любовь под вязами (Eugene ONeill. Desire Under the Elms) - Юджин О'Нил

Симеон (с издевкой). Ее дом!

Питер (вслед Абби). Если там встретите Эбина, поостерегитесь говорить ему, что дом ваш!

Абби (вызывающе). Эбин! И Эбину скажу!

Кэбот (с презрительной усмешкой). Эбин придурок, ты не обращай на него внимания, весь в мать!

Симеон (язвительно смеется). Ха! Он весь в тебя, старик. Точная копия, твердый орешек. Он перегрызет тебе горло, дай срок!

Кэбот (повелительно). А ну, за работу!

Симеон (после ухода Абби подмигивает Питеру; насмешливо). Ну, Питер, как тебе нравится наша новая мамаша? Где ты ее подцепил, старик?

Симеон и Питер смеются.

Питер. Ты напрасно впустил ее в дом. Ее надо было пустить в хлев. Одной свиньей больше.

Симеон и Питер шлепают себя по ляжкам и покатываются со смеху.

Кэбот (так опешил от их наглости, что заикается). Симеон! Питер! Вы что-о?.. Вы пьяны?

Симеон. Мы свободны! Мы не нуждаемся ни в тебе, ни в этой проклятой ферме!

Питер. Мы уходим. Нас ждут золотые россыпи Калифорнии.

Симеон. Можешь хоть спалить все тут.

Питер. Пропади все пропадом.

Симеон. Мы свободны, старик. (Куражится.)

Питер (приплясывая). Свободны!

Симеон и Питер, издавая нечленораздельные звуки, затевают вокруг Кэбота дикий танец индейцев. Кэбот разъярен, однако опасается — не сошли ли они с ума.

Симеон. Мы свободны. Радуйся, что мы не скальпируем тебя!

Питер. Не поджигаем твою ферму и не убиваем скот!

Симеон. И не насилуем твою новую жену. У-оп!

Они в изнеможении останавливаются, хохочут.

Кэбот (сторонясь их). Помешались на золоте. Погубит оно вас, только грех от него.

Симеон (насмешливо). А может, ты хочешь, чтобы мы прислали тебе этого самого золота? Признавайся, старый греховодник, хочешь, а?

Питер. Золото есть не только в Калифорнии. (Отходит в сторону, чтоб старик его не видел, извлекает из-за пазухи мешочек с золотыми монетами, подбрасывает в воздух.)

Симеон. И не без следов греха также!

Питер. Мы сядем на пароход. У-оп!

Симеон. И поплывем навстречу свободе. У-оп!

Кэбот (в ярости кричит). Будьте вы прокляты!

Симеон. Мы не боимся твоих проклятий. У-оп!

Кэбот. Я упрячу вас в дом умалишенных!

Питер. Прощай, скряга!

Симеон. Кровопийца, прощай!

Кэбот. Вон отсюда!

Питер. У-оп! (Поднимает с земли камень.)

Симеон (следует примеру брата). Мамаша, должно быть, в гостиной.

Питер. Раз-два…

Кэбот (в страхе). Опомнитесь!

Питер. Три!

Симеон и Питер одновременно швыряют камни в окно гостиной, — стекло разлетается вдребезги.

Кэбот (в ярости). Я доберусь до вас и переломаю вам кости!

Те отступают перед ним, дурачась. Они скрываются за воротами, преследуемые Кэботом. Симеон уходит, унося под мышкой калитку. Кэбот возвращается, бессильный гнев душит его.

Голоса Симеона и Питера из-за ворот. Они поют песню золотоискателей на мотив старинной песни "О Сюзанна!".

"Вперед чрез горы и моря,Там золото нас ждет.В лотке намоет кто его —Тот счастье обретет.О Калифорния,Любимая моя!К тебе, о Калифорния,Душой стремлюся я".

На втором этаже, в спальне справа открывается окно, и выглядывает Абби.

Абби (смотрит на Кэбота; с удовлетворением). Слава богу, мы видим их, кажется, в последний раз.

Тот не отвечает. (Продолжает тоном собственницы.) Здесь очень мило. Чудесная кровать. Это моя комната, Эфраим?

Кэбот (не поднимая головы, мрачно). Наша.

Она не может скрыть гримасу отвращения и захлопывает окно. (Неожиданно его пронзает мысль.) Они что-то натворили. Может, отравили скот. Или еще что-либо. (Сорвавшись с места, бежит к коровнику.) Дверь на кухню отворяется, входит Абби. Эбин сидит задумавшись. Она останавливается в дверях, смотрит на Эбина, оценивая его. Его молодость и приятная внешность пробуждают в ней смутное желание. Почувствовав присутствие постороннего человека, Эбин поднимает голову. Их взгляды встречаются. Эбин вскакивает, молча и сердито смотрит на нее.

Абби (самым очаровательным голосом). Тебя зовут Эбин, не так ли? А я — Абби. (Улыбается.) Что ж, я твоя новая мать, Эбин.

Эбин (зло). Будьте вы прокляты!

Абби (игнорируя его слова). Твой отец много рассказывал о тебе…

Эбин. Ха!

Абби. Не надо на него сердиться, он старый человек.

Долгая пауза. Они смотрят друг на друга.

Я не хочу разыгрывать перед тобой мать, Эбин. (Восхищаясь.) Ты такой большой, сильный. Мне хотелось бы быть твоим другом. Может быть, тогда тебе будет легче дышаться в этих стенах. Я даже попытаюсь наладить твои отношения с отцом. (С сознанием собственной власти.) Он мне ни в чем не откажет.

Эбин (горько усмехнувшись). Еще бы!

Они смотрят друг на друга. (Отводит глаза в сторону, он смущен. Боится попасть под влияние этой женщины, и в то же время понимает, что не в силах ее игнорировать: она, безусловно, привлекательна. Поэтому он кричит.) Убирайтесь к черту!

Абби (спокойно). Что ж, оскорбляй меня, если это доставляет тебе удовольствие. Ни на что другое я и не рассчитывала. Но я ни в чем тебя не виню. Будь на твоем месте, я, вероятно, испытывала бы то же самое. Если бы какая-то женщина захотела занять место моей матери… (От нее не ускользает, что упоминание о матери заставляет Эбина вздрогнуть.) Ты ее очень любил, должно быть. Я была совсем ребенком, когда лишилась матери. Я ее почти не помню. (Пауза.) Ну и неприязнь, я думаю, скоро пройдет. Бывают и хуже меня, а у нас к тому же много общего. Я как только взглянула на тебя — сразу это поняла. У меня была трудная жизнь — одни несчастья, и ничего взамен. Кроме работы. Осиротев, я должна была работать по чужим домам. Потом вышла замуж, он оказался алкоголиком, и мне опять пришлось идти по чужим домам. Потом умер ребенок, и мне казалось, что жизнь кончена. А когда умер муж, я даже обрадовалась, — я снова обрела свободу, но вскоре поняла, что свободна я лишь спину гнуть в чужих домах. И уже потеряла надежду когда-нибудь трудиться в собственном доме. А потом… Потом явился твой отец.

Во двор медленно входит Кэбот, смотрит на дорогу, по которой ушли сыновья. Прислушивается, — издалека слышна песня о Калифорнии. Кулаки его сжаты, лицо сурово, полно злобы.

Эбин (борясь с растущим влечением и симпатией, говорит резко). Он явился и купил вас, как покупают проститутку.

Кровь бросается ей в лицо, обида душит ее. Рассказывая о своей жизни, она увлеклась и была искренна. И тем обиднее ей сейчас.

А цена какова? На чем сошлись? Что он дает? (С яростью.) Ферму? Ферму моей матери, будьте вы прокляты. Но она моя!

Абби (насмешливо). Твоя? Ну, мы это еще посмотрим! (Вдруг.) А что, если мне на самом деле нужен дом? Мой дом! А ради чего б я пошла за такого старика!

Эбин (удовлетворенно). Я передам ему. Слово в слово.

Абби (улыбаясь). А я скажу, что ты лжешь, он мне поверит. И выгонит тебя отсюда.

Эбин. Вы дьявол!

Абби (торжествуя). Это моя ферма… это мой дом… это моя кухня…

Эбин (в ярости готовый ударить ее). Заткнитесь!

Абби (подходит к нему вплотную; ее лицо и тело выражают неприкрытое желание; медленно). А наверху — моя спальня, и там — моя кровать.

Эбин сбит с толку, растерян. (С обезоруживающей откровенностью.) Я никому не желаю зла… кроме врагов. Но если надо, я умею постоять за себя. (Дотрагиваясь до его руки.) Будем друзьями, Эбин.

Эбин (стоит перед ней как загипнотизированный. Затем, как бы опомнившись, отдергивает руку). Нет, старая ведьма. Я ненавижу вас! (Убегает.)

Абби (смотрит ему вслед, удовлетворенно). Ах, как хорош! (Переводит взгляд на стол; с гордостью.) Что ж, примемся за мытье посуды. (Улыбается.) Моей посуды.

Эбин выходит из дому, хлопнув дверью. Останавливается, заметив отца. Взгляд его выражает ненависть.