Под необъятными небесами - Карло Аурьемма

— Ну и сколько осталось? — спрашивает каждый раз Лиззи.

Циркулем измеряю по карте расстояние, которое нам осталось пройти — 1995 миль. Представляя себе такую даль, чувствую страх.

Успокаиваю себя, измеряя уже пройденный путь.

— Но после отправления мы уже прошли 850 миль. Почти треть всего перехода.

В 15.00 должны передавать французское метео, но мы давно уже перестали их слушать. Они неизменно предсказывают ветер 4 балла, но даже если бы предсказали 10?

Дни пролетают быстро, ночи тоже. Небо то голубое, то синее, то красное, всегда чистое и глубокое. Ночью много падающих звёзд.

Вчера одна была настолько яркой, что на мгновение осветила грот.

«Веккиетто» неустанно идёт вперёд с попутным ветром, то медленнее, то быстрее, поднимая в воздух стаи летучих рыб. Словно большие, голубые стрекозы, они парят над самой поверхностью воды.

Наша работа сводится к редкой смене парусов и периодической регулировке Джованни, чтобы компенсировать небольшие изменения направления ветра.

Чтобы отличить один день от другого, должно произойти что-то особенное. Вчера мы поймали двух дорадо, позавчера, тунца. Сегодня к нам прилетел воробей. Видимо его унесло в море, и он обессилел.

Он даётся в руки, но не желает есть и даже пить. Некоторое время он сидел на камбузе, потом на спасжилете, потом на стойке лампы штурманского стола, после чего исчез.

Ночь всегда наступает раньше, чем мы её ожидаем и раньше чем хотелось бы. Продолжаем нести вахты, хотя за семь дней только раз видели огни судна.

24 октября 1988

Девятый день. Ветер восток-северо-восток, 3 балла. Закончились бананы и вместе с ними последний кусочек свежего сыра. Но мы поймали ещё две дорадо. Капуста в носу начинает портиться, морковь тоже, и нам приходится каждый день контролировать овощи, удалять тронутые гнилью части, чтобы уберечь остальное. Причиной этого является также температура, которая продолжает повышаться.

Мы отправились с Канар осенью, а теперь, менее чем через десять дней, снова лето. Вода тоже нагрелась — 26,1 °C. Был такой большой соблазн, что пришлось остановиться, чтобы впервые искупаться в тропических водах. Приятно находиться в воде, особенно когда вспоминаешь, что уже конец октября, но стоит мне выпустить из рук лесенку, как меня охватывает паника — ведь ничто не связывает меня с моей лодкой.

Море пустынно.

26 октября 1988

Одиннадцатый день. Ветер восточный, 4 балла. Идём на запад в чистый фордевинд под двойной генуей со скоростью 4–5 узлов. День жаркий, в небе дымка. Мы в самой середине Атлантики. После судна, которое мы видели на второй день плавания, больше ничего не встречали. Каждое утро, в течении часа изучаем грамматику испанского, так легче будет общаться, когда прибудем на Тринидад.

Кстати, мы решили закончить переход на Тринидаде, а не на Барбадосе или Мартинике, как делают все.

Тринидад и Тобаго, самые южные острова Антилл. Насколько мы знаем, у яхтсменов они популярностью не пользуются. Ещё их преимущество заключается в том, что их не задевают циклоны, обычно они проходят севернее.

— Согласен. Идём на Тринидад, посмотрим, почему никто туда не идёт!

Определение в 13.00 даёт нам дневной переход 122 мили. Сегодня утром я заметил кузнечика на леере.

— Посмотри, Лиззи! Что делает кузнечик посреди океана?

Он большой, розоватого цвета, с парой двойных полупрозрачных жёлтых крыльев. После обеда появляется ещё один, а на закате мы оказываемся посреди роя насекомых, летящих на разной высоте в направлении на северо-запад, туда, где ничего нет. Множество их, уже мёртвые, плавают на поверхности воды, другие, обессиленные, падают на палубу. Мы шутим, но я испытываю смутное чувство тревоги. Вспоминаются сцены из фильмов ужасов, начинающихся именно так, и библейские трагедии, связанные с нашествием саранчи.

Ночь скрывает их из вида, но, достаточно было осветить палубу фонариком, чтобы увидеть десятки мёртвых насекомых. Лёт саранчи продолжался до утра, когда мы оказались посреди моря усыпанного мёртвыми насекомыми.

30 октября 1988

Пятнадцатый день. Сегодня утром палуба «Веккиетто» была засыпана летучими рыбами. Мы собрали их 39 штук. Некоторые были маленькие, почти прозрачные, но в целом из хватило на хороший завтрак, настолько же приятный, насколько неожиданный.

Таким образом, сегодня мы завершаем первые пятнадцать дней перехода. Мы находимся примерно посередине южной части северной Атлантики, в 900 милях от Сенегала, 700 милях от Французской Гайаны, и в 1300 милях от нашего пункта назначения.

Сегодня вода в море ещё теплее (27,5 °C), а в каюте больше 30 °C.

Солнце палит нещадно. Мы выпускаем за кормой швартов с узлом на конце и, по очереди, проводим целые часы в воде, на буксире за лодкой. Возможно, это немного рискованно, болтаться за кормой лодки на верёвке при скорости в пять узлов посреди Атлантики, но когда один из нас был в воде, другой старался не терять его из виду даже на мгновение, готовый принять меры, если что-то случится.

02 ноября 1988

Восемнадцатый день. Пассат дует стабильно с востока, но усилился до пяти баллов. Идём под двумя маленькими стакселями поднятыми на одном штаге и убранным гротом с приличной скоростью в шесть узлов. Жара ещё больше усилилась, всё время сильное волнение.

Беспрестанная болтанка делает трудными самые простые вещи. Даже на койке неудобно и плохо спится.

Увеличилась влажность, видимо потому, что пассат, который поначалу, у берегов Африки был сухим, пройдя тысячи миль над океаном, насытился парами воды.

Перед наступлением ночи, из предосторожности и неясного плохого предчувствия, поднимаем ещё грот, глухо зарифлённый и выбранный в диаметральной плоскости.

Посреди ночи ветер резко усиливается и мы, под проливным дождём и молниями, бежим на нос убирать стаксели.

— Отдавай фалы, Лиззи! — кричу я, сидя на самом носу, вцепившись в нижние шкаторины парусов.

— Что?

— Отдавай быстрей фалы! — несмотря на то, что Лиззи находится в нескольких метрах, мне приходится кричать, чтобы она расслышала сквозь грохот дождя и гром.

— Уже отдала, они свободны! — кричит Лиззи в ответ.

Но стаксели, под давлением ветра и дождя, всё равно никак не идут вниз.

— Чёрт бы побрал эти стаксели! Иди на корму, попробуй отдать и шкоты.

— Хорошо. Но ты тут будь осторожен. Держись хорошо.

Картина вокруг нас производит впечатление. Освещаемая вспышками молний, поверхность моря покрыта белым слоем распылённой воды, срываемых ветром гребней волн и дождя.

«Веккиетто», увлекаемый двумя стакселями, слишком большими для такого жестокого ветра, несётся вперёд, с глухим звуком врезается в волны, поднимая тучи брызг. Я наблюдаю за этим зрелищем силы и мощи, и солёные брызги, летящие мне в глаза, рот, на бороду, смешиваются с пресными потоками дождевой воды. Лиззи потравила грот до самых вант и освободила шкоты стакселей. Две толстых верёвки извиваясь выбираются из блоков, выскальзывают из спинакер-гиков и устремляются вперёд, протянувшись горизонтально, на двадцать метров впереди лодки, хлещя воздух и поверхность моря. Паруса бешено бились на ветру, но «Веккиетто» освобождённый от их неистовой тяги, приподнял нос и принял нормальный дифферент.