Поцелуй герцога - Элоиза Джеймс

Куин поднялся и вышел из-за стола, чтобы поцеловать протянутую руку герцогини.

— Правда? — вежливо осведомился он, пытаясь припомнить, о чем идет речь.

К счастью, герцогиня не считала ответ необходимой частью беседы. Выпади ей такой случай, она предпочла бы монолог, однако она привыкла произносить высказывания, на которые можно было дать ответ.

— Я выбрала двух юных леди, — заявила герцогиня. — Обе из прекрасных семей. Одна из рода аристократов, другая из дворян, но ее рекомендовал герцог Кантервик. Думаю, мы оба согласны, что, рассматривая только аристократические семьи, мы проявили крайнюю заинтересованность в этом вопросе, а Сконсам не подобает проявлять подобных эмоций.

Она замолчала, и Таркуин послушно кивнул. Еще в детстве он усвоил, что волнение, так же как и любовь, — чувства, презираемые аристократами.

— Обе матери знакомы с моим трудом, — продолжала герцогиня. — И у меня есть основания полагать, что их дочери справятся с приготовленными для них испытаниями, взятыми из «Зеркала комплиментов». Я тщательно продумала их визит, и все должно пройти отлично.

Теперь Куин понял, о чем говорит его мать: о его следующей жене. Он одобрял планы ее светлости и ее уверенность в успехе. Герцогиня продумывала всю свою жизнь и зачастую жизнь сына. Единственный раз, когда он поступил необдуманно, все закончилось трагедией, и теперь герцог относился к самому этому слову и сделанному им шагу с глубоким подозрением.

Отсюда и необходимость во второй жене.

— Ты женишься к осени, — сказала мать.

— Я уверен, что эта твоя попытка, как и все другие, увенчается успехом, — честно ответил герцог.

Его мать и глазом не моргнула. У них не было времени на лесть и легкомысленные комплименты. Как писала герцогиня в своей книге, которая, ко всеобщему удивлению, стала бестселлером, «истинная леди предпочитает мягкий упрек взбалмошному комплименту».

Ее светлость бы очень удивилась, услышав упрек в свой адрес, пусть даже и мягкий.

— Я буду счастлива, когда найду тебе жену, достойную своего высокого положения, — ответила герцогиня и добавила:

— Над чем ты работаешь?

Куин бросил взгляд на стол.

— Писал статью о доказательстве Лагранжем теоремы Баше о сумме четырех квадратов.

— Разве ты мне не говорил, что теорему Лагранжа доказал Лежандр?

— Его доказательство было неполным.

Герцогиня помолчала и продолжала:

— Я немедленно вышлю юным леди приглашения. После наблюдения за ними я сделаю свой выбор. Это будет обоснованный вывод. Я не стану полагаться на глупую прихоть, Таркуин. Думаю, мы оба согласимся, что твой первый брак показал недопустимость подобного поведения.

Куин склонил голову, но не согласился. Конечно, его брак был неразумен. По мнению некоторых, даже ужасен. Один тот факт, что уже через несколько месяцев супружеской жизни Еванджелина завела любовника, говорил сам за себя. И все же…

— Не совсем, — не удержался Таркуин.

— Ты противоречишь сам себе, — заметила мать.

— Мой брак нельзя назвать совершенной ошибкой. — Герцог с матерью уживались вполне мирно. Но он прекрасно знал, что причиной покоя в доме было его стремление как можно меньше противиться ей. Однако в случае необходимости он был столь же непреклонен, как и герцогиня.

— Что ж, значит, у нас разные взгляды на этот вопрос, — ответила мать, пристально рассматривая его.

— Только я сам могу оценивать свой брак.

— Это не имеет значения. — Герцогиня взмахнула веером, будто отгоняя назойливое насекомое. — Я сделаю все возможное, чтобы ты больше не попался в ту же ловушку. При одном воспоминании о постоянных скандалах, обиженном самолюбии и слезах мне становится плохо. Можно подумать, эту молодую женщину воспитали на сцене.

— Еванджелина…

— Самое неподходящее имя для леди, — перебила мать.

Согласно «Зеркалу комплиментов», перебить кого-нибудь в разговоре было страшным грехом. Куин выждал мгновение, пока молчание не стало напряженным.

— Еванджелина была очень эмоциональна. Она страдала от своих чувств и постоянных проблем с нервами.

Взгляд маленьких глаз герцогини устремился на сына.

— Неужели ты намекаешь на то, что о мертвых нельзя говорить дурно, Таркуин?

— Неплохая мысль. — Герцог решил не выпускать ситуацию из-под контроля.

— Гм…

И все же ему удалось настоять на своем. Герцог не возражал против того, чтобы мать выбрала ему супругу. Он прекрасно понимал, что ему нужен наследник. Но его первый брак…

Герцог не желал выслушивать мнения других по этому поводу.

— Возвращаясь к нашему вопросу, я уверен, что твои критерии отбора безупречны, однако относительно этих молодых женщин у меня есть одно правило.

— Конечно. Стиг, записывайте.

Куин взглянул на помощника матери, державшего наготове перо.

— Они не должны хихикать.

Герцогиня кивнула.

— Я займусь этим. — Она повернулась к помощнику. — Стиг, пишите. По особой просьбе его милости я устрою еще одно испытание, чтобы выяснить, не подвержена ли особа приступам смеха и другим манерам выражения невинной радости.

— Невинной радости, — пробормотал Стиг, быстро водя пером.

Внезапно герцог представил чопорную герцогиню, как на портретах его предков эпохи Елизаветы.

— Я ничего не имею против радости, — пояснил он. — Но только не хихиканье.

— Я тут же избавлюсь от обеих кандидаток, если они подвержены чрезмерным приступам смеха, — пообещала герцогиня.

Куин с готовностью представил себя женатым на даме, которой его общество не доставляло ни малейшего удовольствия. Но конечно, его мать имела в виду совсем другое.

И кроме того, герцогиня уже ушла.

Глава3 В которой рассматриваются достоинства невинности и распущенности, и распущенность побеждает

Не успели Оливия и Джорджиана закончить спор о преимуществах персиков и сельдерея, как в комнату вошла их мать.

Большинство женщин за сорок могут похвастаться некоторой пышностью форм. Но словно в укор своей неудавшейся старшей дочери, миссис Литтон ела как птичка и безжалостно скрывала свои и так мало заметные формы под корсетом из китового уса, из-за этого она была похожа на аиста с беспокойными маленькими глазками и пушистой головой.

Джорджиана тут же вскочила и сделала реверанс.

— Добрый вечер, мама. Как мило, что ты решила к нам зайти.

— Ненавижу, когда ты так делаешь, — вставила Оливия, со стоном поднимаясь на ноги. — Боже, как болят ноги! Руперт наступил на них раз пять или шесть.