Дело о нападении на славных рыцарей Римара и Феррата - Лариса Куницына

близко, он невольно поразился её экзотической красоте и удивительно гладкой белой коже без единого изъяна. Её серебристые волосы были уложены так тщательно, что причёска казалась безупречным произведением ювелирного искусства, и разглядывать эти извивы шёлковых прядей можно было бесконечно. Её мягкие черты отличались безупречной гармонией, и нежные губы, и маленький аккуратный нос, и даже эти странные узкие глаза со столь изысканным разрезом, что, казалось, их создал талантливый художник. Не поддаться её обаянию казалось невозможным, но, как ни странно, он не поддался.

— Ваша красота пьянит без вина, баронесса, — галантно произнёс он. — И мне хотелось бы сохранить ясный разум, чтоб не упустить ни единого мига, когда я могу любоваться вами.

— Как это мило, — улыбнулась она. — И всё же, я прошу вас выпить со мной…

Она щёлкнула пальцами, и тут же рядом появилась девица с подносом, с которого красавица сняла два кубка и один протянула Марку. Он не пошевелился, с улыбкой глядя на неё.

— Боюсь, ваше вино, баронесса, слишком крепко для наших рыцарей, — произнёс Филбертус, внезапно возникнув рядом. — Оно как огонь проникает в жилы и может сжечь их сердца.

— Это всего лишь вино, — рассмеялась она.

— Разве? — глядя ей в глаза, спросил маг и провёл рукой над кубком, и тут же оттуда вырвалось яркое пламя.

Она молча смотрела на языки огня, и улыбка на какой-то миг соскользнула с её лица. Рядом снова раздались восторженные крики гостей, которые, видимо, решили, что Филбертус показывает фокусы.

— Какой-то трюк? — снова улыбнулась баронесса, глядя на кубок.

— Проверьте, — пожал плечами маг.

— Думаю, что да, — произнесла она, — ведь магия в Сен-Марко запрещена.

— Отчасти, — уточнил он. — Колдовать имеют право лишь королевские маги. Остальных за это ждёт смерть.

Последнюю фразу он произнёс совсем тихо, чтоб никто кроме Марка и баронессы не услышал её.

— Вас проводят на ваши места, — снова улыбнулась она Марку и, развернувшись, направилась к Дезире Вайолету.

— Ты напугал её, — заметил Марк, глядя ей вслед.

— Она ни разу не взглянула на меня, — произнёс Филбертус. — Думаю, она знает, кто я, и не хочет со мной связываться. Теперь она будет ещё осторожнее.

— Ты серьёзно думаешь, что она ведьма?

— Не знаю, но обязательно выясню. Боюсь только, что Жоан будет в ярости, если ему покажется, что кто-то преследует его очаровательную лилию.

Рядом снова возникла та девица с лукавыми глазами и проводила их к помостам. Марку эта затея не нравилась. Сидеть за столом на подушке было неудобно, однако, остальных гостей, это, кажется, забавляло. Помостов со столиками хватило как раз на всех, слуги внесли в зал блюда и начали расставлять их на столах, к гостям тут же присоединились девушки, которые, сев рядом, подливали им вина и мило щебетали. К Марку подсела всё та же красотка, сообщила, что ему подали чистейшую родниковую воду, и торжественно наполнила его кубок. Она назвала ему своё имя, которое прозвучало странно, и он даже не пытался его запомнить, поглядывая туда, где рядом с Жоаном примостилась сама баронесса.

Потом в центре зала появились танцовщицы, они закружились под мелодию, которую так же меланхолично наигрывали музыкантши. Гости смеялись, провозглашали тосты и болтали с девушками, а Марк всё чаще ловил себя на странной мысли, что не понимает, что здесь происходит. Ему не нравился этот пир, веселье здесь было неестественным, приглашённые сидели так далеко друг от друга, что вести нормальную застольную беседу было просто невозможно. И он всё чаще посматривал на баронессу де Флери, которая была действительно очень красива, но эта красота почему-то совсем не трогала его, хотя он всегда считал себя ценителем женской прелести. Вот именно этой прелести он в ней и не чувствовал. Не было в ней той естественности и простоты, которую он так ценил в своих многочисленных подругах, не было искренности и живости, словно она, и правда, была ожившей алкорской статуей, изваянной талантливым художником, где под сияющим белым лаком таится обычное дерево.

Танцовщиц сменили акробаты, потом певцы и следом фокусники, и все они были искусны, но на них уже никто не смотрел. Гости были увлечены своими новыми подругами, и только девушка, сидевшая рядом с Марком, после нескольких неудачных попыток завести игривый разговор, оставила его в покое и теперь откровенно скучала. Посмотрев туда, где сидел Филбертус, Марк увидел, что тот прямо лучится обаянием, беседуя со своей новой подружкой, и наверняка пытается выспросить у неё как можно больше об этом странном доме и его хозяйке.

Время шло, уже, наверно, началась ночь, гости засыпали прямо за столами и их дамы тут же поднимались и уходили, скрываясь где-то в дальних покоях. Марк всё чаще с тревогой поглядывал на Жоана и, наконец, решился. Встав, он подошёл к нему и, почтительно склонившись в поклоне, произнёс:

— Ваше величество, на два слова.

— В чём дело, Марк? — внезапно раздражаясь, воскликнул Жоан, а баронесса успокаивающе улыбнулась и коснулась пальчиками его руки.

— Это важно и секретно, — спокойно проговорил Марк.

— Простите, моя лилия, — улыбнулся король и поднялся, потому что его дама не спешила удалиться, чтоб дать им поговорить с глазу на глаз.

— Ну, что тебе? — резко спросил Жоан, когда они отошли в сторону.

— Ваше величество, уже ночь и пора уходить, — ответил Марк.

— Чего ради? — разозлился Жоан. — Разве нас гонят?

— Дело не в этом. Вам известно, что одинокая женщина не может принимать у себя постороннего мужчину после второй стражи без ущерба для своей репутации…

— И что? Лилиана — другая. Она сказала, что в её племени такие пиры — обычное дело!

— Но она не в своём племени, — возразил Марк. — Она в Сен-Марко, и здесь она — баронесса де Флери, и потому судить о ней будут по нашим обычаям. Посмотрите вокруг, мой король! Сколько здесь молодых мужчин, а ведь она вдова. Сохранить тайну не удастся, не гости, так слуги всё выболтают, и молва понесёт по городу сплетни, приукрашивая их на каждом шагу. Репутация прекрасной юной баронессы будет погублена, и всё лишь потому, что она пока не знакома с нашими правилами поведения, согласно которым недопустимо то, что в её родных краях считается обычным делом. Разве не долг рыцаря защитить честь дамы и не дать ей совершить ошибку, которая может принести ей бесчестье?

— Ты прав, — с сожалением пробормотал Жоан, осмотревшись. — Я благодарен тебе, мой Марк, за это предостережение. Мне не хочется уходить, моя голова кружится от восторга, когда я смотрю на неё, но я не вправе приносить её честь на алтарь своего удовольствия, верно?