Цветник бабушки Корицы - Елена Соловьева

— Рррррр-гав, — встрял Георгий.

— Хорошо-хорошо, — отмахнулся Че, — только не нервничай. В общем, она тебе никогда не говорила, что у нее есть такие замечательные во всех отношениях друзья, как мы?

— Нет. — Маргарита от напряжения даже наморщила лобик.

— Странно, — расстроился Че. — Не успела, наверное. Хотя у нее всегда был сложный характер, по крайней мере, для того чтобы…

— Рр-р-р-ргав, — практически взвизгнул на своем месте Георгий.

— Н-да, что-то я не о том, — смутился Че. — В общем, мы давно не виделись с Евгенией. Но, похоже, она попала в какую-то весьма неприятную историю, если пригласила нас сюда. Вчера, в восемь тридцать вечера мы должны были встретиться около театра. Я и Георгий прождали ее до двенадцати, а потом…

— Гав, — предупреждающе тявкнул пекинес.

— …потом пошли искать гостиницу, — продолжил Че. — Сегодня мы тоже ее нигде не встретили. Да и ты в полной растерянности. Может, объяснишь, не торопясь, что здесь все-таки происходит?

Снова предательские слезы подкатились к глазам Маргариты. И, тихонько вытирая их кулачком, она начала рассказывать то немногое, что знала.

— Но вы ведь тоже были в том магазине? — спросила она, завершив описывать свои приключения.

— Мы только зашли, — согласился Че, — и сразу попали в историю. Какой-то мужичок наступил на лапу Георгию. Но сам при этом так испугался, что отскочил и опрокинул стеклянную вазу с цветами. И та разбилась…

— Гав, — добавил пекинес.

— А ты молодец, умело воспользовалась ситуацией, — похвалил Че. — В каком-то смысле провела для нас предварительную разведку. Георгий просит передать, что восхищен твоей смелостью.

— Спасибо! — покраснела от смущения Маргарита. Она-то совсем не считала, что у нее есть повод для гордости.

— Ну а теперь давайте спать, — предложил Че. — Я пока займу комнату Корицы. Моему четвероногому другу вроде бы приглянулась атласная подушка. А ты, Маргарита, больше не вздумай плакать. Твоя бабушка жива, я тебя уверяю. Просто попала в серьезную переделку. Если бы с ней случилось самое плохое — я бы знал. У нас с ней в этом отношении бесперебойная связь. Какая, расскажу после.

Засыпая, Маргарита подумала о том, что Че и Георгий много недоговаривают. Например, интересно было бы узнать, почему они появились в городе таким необычным способом? Откуда знают Корицу? Да и в «А-фелии Blum» эта парочка оказалась совсем не случайно. И откуда у нее, большой, честно сказать, трусихи, возникло вдруг неодолимое желание проследить за Блондинкой? Да ведь и имена какие-то странные! Че, например, сказал, что Маргарита может называть его Камрадом или Чертополохом.

ГЛАВА 8

в которой творится черное колдовство

А в театре в этот поздний час было на удивление тихо. Тихо не по-хорошему. Тихо зловеще. Свет горел только в кабинете Старушки Франкенштейн, которая с закрытыми глазами, не подавая признаков жизни, лежала в повернутом к окну кресле. Рядом на вертящемся стуле расположилась Блондинка. Не снимая черных очков, она сосредоточенно листала пухлый, густо исписанный от руки блокнот. Время от времени ей попадались схемы, странные символы, пентаграммы{10}, рисунки.

— Вот оно! — ткнула мадам длинным ногтем, покрытым зеленым лаком, в один из них. — Нашла!

Она запихнула блокнот в блестящую черной кожей сумку. Пугающим своей легкостью движением перекинула через руку Старушку Франкенштейн и вышла из кабинета. «Чок-чок-чок», — застучали ее каблуки в темноте коридора, ведущего к С-3. Было совершенно неясно, как Блондинка ориентируется в полной темноте, да еще в черных очках. Войдя в комнату, где сегодня днем Маргарита пережила далеко не самые лучшие моменты своей жизни, мадам не стала поворачивать рубильник — вполне хватало света от облачка-пыльцы, тихо дрейфующего под потолком. Да и губастый монстр в аквариуме стал лучиться гораздо сильнее, он даже увеличился в размере.

С ловкостью опытного прозектора Блондинка уложила Лилию Филадельфовну на длинный железный стол, где раньше стояли болванки с париками. Сухонькое тельце заняло не больше трети стола, так что Блондинке хватило места, чтобы начертить, сверившись с блокнотом, перевернутую пентаграмму. Орудовала она чем-то вроде маркера, если кому-то доводилось видеть маркер, заряженный фосфором. Пятиконечная звезда, центр которой в аккурат занимал аквариум с цветком-уродцем, засияла на поверхности стола.

А дальше Блондинка принялась творить что-то и вовсе отвратное. Поправила на Старушке Франкенштейн бейсболку, стащила с ее ног серые замшевые туфли и капроновые носки. Маркер в ее пальцах сверкнул прорезавшимся лезвием. Взмах, еще один — и два отсеченных старушечьих мизинца улеглись на краешке стола, а на обезображенные конечности Лилии Филадельфовны немедленно опустилась золотая пыльца. Крови не было. Мадам гордо выпрямилась над аквариумом, прочитала короткое заклинание на корявом, неизвестном языке и — один за другим — бросила мизинцы Старушки Франкенштейн в раскрытую пасть растения-монстра. Мясистые лепестки немедленно сомкнулись ворсинками вниз, послышались чавкающие, слякотные звуки — будто поднимались на поверхность болота донные газы. Внутри зеленого крепко захлопнутого бутона набухло и отвердело круглое уплотнение. Оно задвигалось, бугря изнутри кожистую поверхность. Когда цветок с треском вновь разлепил лепестки — из зеленой, сочащейся слизью сердцевины уставился на Блондинку круглый черный глаз.

— С днем рождения, сокровище мое. — Мадам протянула было к монстрику руку, но тут же ее отдернула. — Я твоя новая хозяйка, — проговорила она, брезгливо протирая пятерню платком, — Афелия Блюм. Подрастай скорее, уродец, нас ждут великие дела. Для начала нас должен заобожать этот город. А там — посмотрим. Запомни хорошенько: нашему с тобой совершенству нет пределов!

И без капли иронии уточнила:

— В особенности — моему…

ГЛАВА 9

в которой Маргарита первый раз пьет волшебное зелье и узнает много интересных вещей

Утром следующего дня Маргарита застала на кухне такую картину: на плите вовсю готовился завтрак. Шкворчала сковорода, посвистывал, закипая, чайник. Че поставил перед девочкой тарелку с яичницей.

— Хлеба нет, — сказал он с виноватой улыбкой, — но леди, даже если они маленькие, то есть я хотел сказать не очень взрослые, и не имеют проблем с лишним весом, все равно должны есть мучного как можно меньше{11}.

— Р-р-р-гав, — раздалось откуда-то из-под стола. Через несколько секунд, качнув скатерть, как театральный занавес, показался Георгий, повилял хвостиком и ловко вскарабкался на свою подушечку.

— Он тоже вас приветствует, Маргарита, — привычно перевел Че, колдуя над туркой, — и просит непременно угостить сегодняшним особым кофе, чтобы впредь леди понимала его без перевода. Тем более, сообщает он, у вас к этому явные способности.

— Откуда он знает? — удивилась Маргарита, но Че, не ответив, метнулся к плите, снял с кастрюли дребезжащую крышку и стал помешивать овсянку с таким упоением, словно не каша варилась в кастрюле, а какой-нибудь там нектар.

— Кто не помешивает овсянку, тот не ест, — сообщил он, заговорщически подмигнув Маргарите. — А почему, спрашивается?..

Девочка пожала плечами.

— Потому что есть будет нечего, — ответил Че и засмеялся собственной шутке.

«Хорошо этот Че управляется на нашей кухне, даже „блинная“ сковорода у него не капризничает, — отметила про себя девочка, уплетая за обе щеки завтрак. — И когда успел со всеми договориться?» Несмотря на вчерашние треволнения, аппетит ее совсем не ухудшился.

— «Пищей этой собачке будут акулий плавник, печень вальдшнепа и грудки перепелов, — декламировал Че с какой-то особо противной интонацией, пристраивая перед пекинесом маленький переносной столик с миской. — А поить его должно чаем из ветвей кустарника, растущего в провинции Ханькоу, или молоком антилоп, пасущихся в Императорском парке» {12}. Но сегодня, Георгий-сан, только овсянка, со здешними рынками я пока не ознакомился. А мы с тобой, Маргарита, выпьем нашего волшебного зелья, для облегчения коммуникации так сказать. После этого можешь говорить мне «ты».

И он налил ей в кружку что-то похожее на кофе. Себе, однако, плеснул жидкости из плоской старинной фляжки, обшитой кожей. Вкус напитка показался девочке смутно знакомым, хотя бабушка такого вроде бы не варила. После первого же глотка странное тепло разлилось по всему телу Маргариты, в глазах потемнело, потом наступила необычайная ясность, даже краски вокруг стали ярче.

— Ну вот, — как бы издалека донеслось до ее слуха, — наконец я могу представиться самостоятельно, а не уповать на милость этого пустозвона.