Ограбление по-русски, или Удар « божественного молотка» - Валерий Сенин

– Хорошо, тогда буду читать Патрика Зюскинда, тебе же понравился его «Парфюмер».

Александра улыбается:

– Игорек, ты просто садист: на моей могиле будешь читать «Парфюмера»! Это я на твоей могиле буду пить шампанское и читать прозу Пастернака.

– Но я не люблю прозу Пастернака, я встану из могилы и надеру тебе попку. Кстати, у тебя очень завлекательная попка, и я ее просто обожаю, а когда ты стоишь на коленях ко мне задом, а к лесу передом – во мне просыпается демон страсти. Не пойти ли нам в кроватку?

– Игорек, но мы же еще не открыли этот заколдованный сундучок.

– Действительно, не открыли, его очень хорошо сделали, попробую распилить пилкой по металлу.

Я иду в прихожую, нахожу пилку по металлу, возвращаюсь в комнату и начинаю пилить. За пять минут непрерывного пиления на дипломате остается маленькая зазубринка, металл бы распилился быстрее, чем этот хренов пластик.

Александра издевается:

– Пилите Шура, пилите, они золотые.

Я бросаю пилку и говорю:

– Теперь пилить будешь ты.

– Я? – удивляется Александра. – Но я же никогда не пилила руками, только языком – своего бывшего мужа.

– Я тоже пилю второй раз в жизни, первый раз пилил когда-то на маминой даче дрова. Помню, натер на ладонях кровавые мозоли, они заживали целый месяц.

– Игорек, но я не хочу кровавых мозолей на мои красивые ручки.

– Сашенька, а в Венецию ты хочешь?

– Хочу.

– Тогда начинай пилить, мы будем менять друг друга каждые две минуты, и дело пойдет.

– Хорошо, я попробую, – соглашается женщина, берет в руки пилку, устанавливает ее в проделанный мной пропил и начинает туда-сюда шоркать.

Меня это здорово забавляет, я тоже ей советую:

– Пилите Шура, пилите, они золотые.

Александра улыбается и в течение двух минут пилит неподатливый дипломат, потом в течение десяти минут пилю я, потом пять минут она и снова десять минут я. И в таком ритме проходит два часа. Козероги очень упорные, поэтому мы с Александрой пилим и пилим, подшучивая друг над другом, не обращая внимания на красные пятна на ладонях, потому что перед нами есть цель, которую необходимо достичь. А если козерог видит цель, которую нужно и можно достичь, он будет рогами копать землю. Вот только достижима ли наша цель?...

Александра сдается первой:

– Игорек, давай чуточку отдохнем, ведь совсем необязательно распилить этот дипломат сегодня. За два часа мы пропилили полсантиметра – и то хорошо.

На самом деле за два часа мы прошли всего два-три миллиметра и при этом страшно устали.

Я разливаю остатки вина и говорю:

– Давай выпьем и отдохнем, дипломат от нас никуда не денется, пусть мы будем пилить целый месяц, но в итоге клад будет наш, в итоге мы поедем на Бермуды.

– На какие Бермуды? – спрашивает женщина.

– Ты же хотела поехать отдыхать в Бермудский треугольник, дак вот: через месяц мы туда полетим на своем самолете – распилим ящик, возьмем оттуда бабки и полетим.

– Но я не хочу в Бермудский треугольник, там люди пропадают, давай поедем на Канары – купаться в океане и трахаться с неграми.

От такого предложения я трезвею:

– Но я не хочу трахаться с неграми.

– А ты и не будешь трахаться с неграми, ты будешь сидеть в доме, который мы купим на берегу океана, и готовить обеды к моему приходу. А когда я, уставшая и счастливая, буду возвращаться к тебе, ты тоже будешь счастливым. А наших девочек мы устроим в самую престижную школу.

Домой ехать уже поздно, поэтому я звоню жене и говорю, что переночую у мамы. Я говорю об этом спокойно, потому что знаю: мама в случае, если старшая Александра ей позвонит, обязательно меня прикроет, скажет, что я устал и уже сплю. А еще начнет поучать, как лучше воспитывать мальчиков. Александра этого не любит, поэтому вряд ли вообще позвонит.

На следующий день, в воскресенье, я встаю пораньше и иду к маме. Маму я навещаю примерно каждые три дня, так уж у нас с ней заведено. Но сейчас у меня есть особая причина торопиться к ней: мне срочно нужен ее совет. Я попал в историю, в какую мне еще никогда в жизни не приходилось попадать.

Мама живет на последнем этаже пятиэтажного кирпичного дома. Я без передышки долетаю до пятого этажа, так как внутри у меня все кипит.

Мама открывает мне дверь. Она уже пробежала свои три километра, приняла контрастный душ и выглядит классно. Мама – красивая стройная подтянутая женщина, постоянно находящаяся в отличной спортивной форме, не пьющая и не курящая. По гороскопу она Лев (точнее, Львица), то есть очень властная женщина.

Она оглядывает меня внимательно и спрашивает:

– Головастик, что у тебя стряслось? Обычно ты не появляешься так рано, и у тебя тревога в глазах, ты что-то натворил?

Я разуваюсь, прохожу в кухню, сажусь за стол и подробно рассказываю ей о событиях вчерашнего дня.

Выслушав меня, мама говорит твердым голосом:

– Вот что. Первым делом ты должен избавиться от этого Сидорова.

Я минуту молчу, потом осмеливаюсь возразить:

– Мам, но я никого в жизни еще не убивал.

– Не будь таким глупым, как твой отец Константин. Я имею в виду: не навсегда избавиться, а на время, пока милиция будет им интересоваться как владельцем балкона, по соседству с которым обнаружен труп.

– Мам, и как же мне временно от него избавиться? Не поселю же я его у Александры?...

– Какой же ты, головастик, не сообразительный. А моя дача на что? В прошлом году этот Сидоров неплохо перепилил там все мои дрова. Надо бы и в этом году ему заняться тем же. Сейчас я найду ключи, не теряй времени и увози сегодня же этого алкаша из города. Да, и дипломат захвати. Там в мастерской твоего отца Константина имеется станок с циркулярной пилой, наждаком и труборезом (он трубы для забора обрезал) – на нем и попробуешь вскрыть свой дипломат, только смотри аккуратно. Когда вскроешь – вези сюда, и я подумаю, что нам со всем этим делать. Все, сын, не задерживайся, время, в отличие от тебя, не сидит и чай не распивает.

Я никакой чай не распиваю, и вообще – не успел даже позавтракать, но я вскакиваю и опять бегу к любовнице.

На улице уже совсем светло и даже проглядывает низкое солнце, хотя при этом дует холодный пронизывающий ветер. Я быстрым шагом иду по улице Учительской в направлении к улице Демьяна Бедного. Недалеко от школы, в которой я проучился когда-то десять лет, я догоняю бредущую неторопливо старушку, одетую в легкую спортивную куртку и брюки. Она поворачивает ко мне свое морщинистое, похожее на большой грецкий орех лицо и, сощурив подслеповатые глаза, произносит:

– Здравствуйте, господин Арбатов, за двадцать пять лет, в которые я вас, слава Богу, не видела, вы, я вижу, превратились из маленького гадкого утенка в большого гадкого гуся.

Я иду медленнее, всматриваюсь в старушку и узнаю в ней свою бывшую учительницу физкультуры Тамару Петровну (когда я прощался со школой, ей уже было далеко за шестьдесят). Я улыбаюсь и отвечаю на ее приветствие:

– Здравствуйте, Тамара Петровна, а вы, наверное, уже давно на заслуженной пенсии и не работаете.

Тамара Петровна фыркает:

– Вот кукиш тебе, Арбатов, из школы меня вынесут только вперед ногами, потому что я преподаю уже шестьдесят семь лет. Я, между прочим, не забыла твое стихотворение, которое ты посвятил мне, там были такие строки: «под толстенькую попочку я подставлю кнопочку», – но ты, Арбатов, наврал, потому что у меня всегда была спортивная попка, крепкая и упругая, как и сейчас. А ты книгу стихов случайно не выпустил?

Я слегка краснею, поскольку то мое школьное произведение приличным не назовешь, и бормочу:

– Нет, книг я не выпускал.

Тамара Петровна строго оглядывает меня:

– Ну и дурак, Арбатов, на таких прикольных стихотворениях можно неплохо заработать. Сразу видно, что ты не еврей, они своих шансов не упустят. Но евреев я не люблю, потому что они Бога распяли.

Я удивляюсь этим словам, потому что Тамара Петровна сама была еврейкой, и говорю:

– Тамара Петровна, а ведь двадцать пять лет назад вы сами были еврейкой.

Тамара Петровна гордо вскидывает голову и провозглашает:

– Я и сейчас еврейка, и горжусь этим, потому что Христос был евреем, а у вас, у татар, и богов-то не было.

Я опять удивляюсь:

– Тамара Петровна, но я же не татарин, я русский.

Старая учительница возмущается:

– Да какой ты к черту русский?! Русь более ста лет была под властью татар, и они перетрахали всех русских женщин и мужчин за это время. Мужчины, конечно же, не рожали, а женщины рожали, и очень успешно, население за тот период увеличилось в несколько раз, и вначале это были полукровки, а потом почти чистые татары с маленькой примесью других национальностей. Я поняла это десять лет назад – тебя в школе уже не было – и начала эту мою теорию доносить до убогого разума моих учеников: они у меня бегут стометровку или прыгают через скакалку, а я им в это время читаю мою теорию, и если, Арбатов, ты умный человек, то придешь завтра на мой урок физкультуры, и я прочитаю тебе мою теорию, там немного, всего сорок пять печатных страниц четвертого формата.