Ограбление по-русски, или Удар « божественного молотка» - Валерий Сенин

– Меня зовут Вадим, у нас сегодня вечеринка в баре «Голубой утенок», все придут с друзьями, а у меня друга нет, не хотите быть моим другом?

– Нет, – отвечаю я. – На переднем сиденье едет моя жена.

Мужчина убирает руку с моего члена и вздыхает:

– Природа вас не обделила... не часто встретишь такого «бурового мастера». Обидно, что все лучшие мужчины уже разобраны этими страшненькими самками.

Я не соглашаюсь:

– А мне моя жена нравится.

Мужчина уныло машет рукой:

– Да у вас просто испорченный вкус, всем известно, что тело мужчины совершенно и вылеплено по образцу и подобию божию, а на женщину материала не хватило, и ее изготовили из треснутого ребра собаки. Кстати, сам Бог был «голубым», поэтому его и называют Отец, Сын и Святой Дух – это же семья из трех мужчин, и они слились в экстазе в одно целое и даже смогли родить.

Я не соглашаюсь:

– Если они могли рожать, значит, они были женщинами, или хотя бы один из них, Святой Дух, например. Я где-то читал, что на древнееврейском или каком-то там языке «Святой Дух» женского рода...

Мужчина обижается:

– При чем здесь женщины? Рожали всегда мужчины, и в Ветхом Завете об этом прямо говорится: Соломон родил Давида, Давид родил Якова, Яков – Иеремию и так далее...

Маршрутное такси подъезжает к «Лесной», и мужчина выскакивает впереди меня. Я тоже выхожу из машины, беру Александру под руку и говорю:

– А ко мне сейчас приставал «голубой», вон он идет впереди нас в коричневой кожаной куртке.

Александра внимательно смотрит на меня и говорит:

– Значит, не я одна тебя оценила, хотя красавцем тебя не назовешь.

Мы входим в вестибюль метро, и нас тормозит пьяный мужичок неопределенного возраста. Он протягивает нам картонку, на которой написано: «Подайте десять рублей слепоглухонемому на восстановление половой потенции». Надпись мне нравится, я вытаскиваю червонец и протягиваю просителю. Он берет деньги и говорит:

– Спасибо! Вам тоже хорошей потенции.

– Пожалуйста. А где же слепоглухонемой? – спрашиваю я.

– Это я, – улыбается мужичок и тормозит следующую парочку.

Мы покупаем жетоны, преодолеваем полосу заграждения, спускаемся на эскалаторе вниз, и сразу к нам подходит пьяная женщина в грязном пальто, она бормочет:

– У меня украли деньги и документы, и теперь я не знаю, кто я на самом деле и где нахожусь, дайте десять рублей Христа ради.

От женщины так отвратительно пахнет, что мы, бросив ей червонец, побыстрее проскакиваем мимо, запрыгиваем в поезд и едем в сторону «Площади Восстания».

Мимо нас по проходу, покачиваясь, движется кресло-каталка, в котором сидит безногий инвалид, одетый в военную форму. Он восклицает сильным красивым голосом:

– Граждане, подайте бойцу-афганцу, страна обосрала своего героя, так дайте ему на туалетную бумагу, кто сколько может.

Я бросаю в его шапку, лежащую у него на коленях, червонец, и он катит дальше.

Затем мы делаем пересадку и выходим из электропоезда на станции «Гостиный двор». Сейчас же к нам подбегают две цыганки, одна – ко мне, а вторая – к Александре. Моя предлагает мне предсказать мое будущее, которое я предпочел бы не знать. Я стряхиваю с себя первую цыганку, помогаю жене отбиться от второй, и мы спешим к выходу на канал Грибоедова.

Наверху к нам сразу же пристает молодой человек, предлагая поступить в школу танцев. Танцевать мы уже умеем, поэтому проходим мимо.

У Дома книги к нам привязывается женщина с грудным ребенком на руках, она кричит:

– Поможите! Поможите! Ребенок не ел уже целую неделю! Поможите!

Я лезу в карман за деньгами, но Александра меня останавливает сердито:

– У нас самих дети, их тоже надо кормить, и вообще хватит сорить деньгами.

Я ее слушаюсь, хотя мне и жалко ребенка, который не ел целую неделю.

На Невском, как всегда, – множество людей, несмотря на сильный ветер и мороз в пятнадцать градусов. Люди бегут в обоих направлениях, болтают, жуют мороженое, пьют холодное пиво или колу, и мороз их не смущает. Недалеко от Большой Конюшенной бедно одетая девочка лет восьми-девяти играет на скрипке. За последние два месяца я проходил мимо нее десятки раз и всегда чего-нибудь давал. Поэтому и сегодня не выдерживаю и бросаю в ее старенький футляр червонец. Вид у девочки отстраненный. Она играет, смотрит в одну точку и ничего и никого не замечает. Александра на этот раз тоже не выдерживает, бросает червонец и говорит:

– Бедная девочка, я бы сошла с ума, если бы моя дочь здесь стояла.

Я возражаю:

– Но у нас же нет дочек, одни сыновья. Но и сыновья наши до этого не дойдут. Мы им этого не позволим, они будут воспитываться в нормальных условиях, я очень надеюсь.

– Игорь, ты надеешься уже десять лет.

В эту минуту нас останавливает милиционер – огромный, в черной дубленке до пят; в его правой руке резиновая дубинка, указательный палец левой направлен мне в живот, на плечах погоны сержанта. Он рычит:

– Вы перешли проспект в неположенном месте.

Вообще-то мы все время шли по одной стороне Невского и дорогу не переходили, но спорить с ментами бесполезно, поэтому я заискиваю:

– Извините, лейтенант, мы не привыкли к большому городу и поэтому часто совершаем ошибки.

Мент рычит:

– Но за ошибки надо платить, с вас по полтинничку, значит в сумме – сто пятьдесят рубликов, а откуда вы приехали?

– Из-под Пскова, деревня Чегла, – импровизирую я.

Мент скалится:

– Да вы скобари, я тоже из-под Пскова, деревня Грыжа, слыхали?

– А как же! И название красивое, поэтичное...

– Очень приятно, землячки, в таком случае с вас по сороковничку, значит, в сумме сто двадцать.

Удивительно: нас двое, а он видит и штрафует троих, но спорить не стоит, а то он повысит размер штрафа. Я достаю деньги, отдаю их «земляку», и мы идем дальше.

И куда же мы идем, если денег почти не осталось и в музей идти не на что?

По инерции мы все же доходим до начала Невского, когда рядом с нами тормозит старенький «форд», его дверца открывается, и показывается знакомое лицо. Да это же Громов, мой бывший дружок-одноклассник (мы виделись в прошлом году на встрече выпускников в родной школе)! Генка Громов, бледный, как зимний Петербург, возбужденно тараторит:

– Игорь, хорошо, что я тебя увидел, пусть вот этот кейс побудет у тебя, я заберу его на следующей неделе, твой телефон у меня есть.

Он вытаскивает из-за сиденья черный пластиковый «дипломат» с белой буквой «Р» на боку, ставит рядом со мной на асфальт и дает по газам.

Через минуту-другую его машину догоняет большой черный автомобиль, из которого начинают стрелять. Автомобиль Громова виляет из стороны в сторону, врезается в столб и взрывается. А черный автомобиль мчится прочь. Все это происходит на наших глазах.

Мы с женой стоим и смотрим на горящую машину, в которой находится Громов, вернее, уже его останки. То, что он погиб, у нас обоих не вызывает сомнения. Александра приходит в себя первой, дергает меня за рукав и говорит:

– Идем скорей отсюда.

Мы хватаем дипломат, оставляем место катастрофы и за пять минут добегаем до входа в метро на канале Грибоедова, влетаем туда, спускаемся вниз, садимся в поезд, молча доезжаем до станции «Проспект Просвещения», там, уже наверху, садимся в маршрутку, доезжаем до Гражданского проспекта и только после этого заговариваем. Александра первой:

– Игорь, что за кошмар с нами приключился? Кто этот мужчина, который погиб? И зачем он дал тебе этот дипломат? Я такие разборки видела только по телевизору, меня трясет от страха.

– Меня тоже трясет, то был мой одноклассник Генка Громов, большой хулиган в прошлом... А что это за дипломат, я понятия не имею.

Я нервно закуриваю. Да, богатый на впечатления получился денек: мы пообщались с десятком попрошаек, мент опорожнил наш кошелек, на Невском бандиты напали на моего школьного приятеля, и он погиб. Жалко, хороший был парень, веселый... Интересно, что же в его дипломате? А вдруг там бомба? У меня появляется желание зашвырнуть его подальше, но голос рассудка шепчет, что за бомбу Громов бы так не переживал, скорее всего, там наркота или деньги, или золото, или еще какие-нибудь ценности, из-за которых дерутся и убивают. Какие же люди глупые, твою мать! Запросто лишают друг друга жизни за горку бумажек.

Александра прерывает мои размышления:

– Игорь, а вдруг там бомба, давай его выкинем.

Жена, похоже, читает мои мысли. Я возражаю:

– Вряд ли там бомба, Громов бы не отдал ее мне на хранение, он бы сам ее выкинул. Скорее всего, в дипломате то, на что претендуют все бандиты.

Александра предполагает:

– Там наркотики или доллары, да, наверняка там деньги, ведь люди гибнут за них во все времена, потому что они дураки.

– А мы? Мы не дураки?

– Игорь, мы, конечно же, можем и выкинуть эти деньги, но ведь никто не видел, как Громов отдал их тебе, он, судя по всему, совершенно случайно тебя увидел, отдал и погиб, и теперь ни одна живая душа не знает, что они у нас, может быть, нам стоит рискнуть? Представь, мы заживем наконец по-настоящему.