Страсти по «Спартаку» - Андрей Леонидович Меркин

в винном на углу улицы Короленко. Портвейн какой-то бурый.

Третий цвет — типографский.

Пивко в лужниковской «Шайбе». Воблочка с жирной икрой, непременно завернутая в газету «Социалистическая индустрия» с наполовину отгаданным кроссвордом.

Автор балета «Конек-Горбунок» — пять букв по горизонтали.

Газетка пахнет типографской краской, аж через рыбу.

Четвертый цвет — серый.

И опять портвешок в бумажных стаканчиках там же. Надо было ставить сразу два, иначе протекало. Бумажные стаканчики какие-то серые.

Пятый цвет — медный.

Пиво на стадионе перед игрой. Душка-буфетчик, цена на пиво у него меняется в зависимости от стадии твоего опьянения. Ты ему медь, он тебе пиво.

Шестой цвет — черный.

Снова портвейн «Алиготе», его разливает незнакомый мужик прямо из внутреннего кармана черного пальто. Он тоже болеет за «Спартак».

Седьмой цвет — медовый.

Водчонка из горла — презент от «старших товарищей» прямо на секторе Восточной трибуны. Чтобы жизнь медом не казалась.

«Спартак» — «Гаага». Нехолодная осень 72-го

На первой игре был на стадионе, поэтому помню лучше.

Бабье лето, погода отличная.

Над «Лужей» запах горелых торфяников.

Программка, взятая с боем у ополоумевшего старика-пенсионера, греет душу и карман, включая табаш от перепродажи тут же на месте.

На секторе очередной реверанс в сторону Бахуса.

«Московскую» или «коленвал» добрые дяди подливали прямо в пивко.

— Пей, сынок, привыкай к трапезе нашей.

Из закуски — одна карамелька на троих, с повидлом внутри.

Голландцы все были при модных прическах а-ля «шведский мальчик».

Держались манерно, перед игрой жевали чуинггам, который, ничтоже сумняшеся, по-хамски сплевывали прямо под ноги Мише Булгакову.

Он им и вкатил голешник.

Женя Ловчев вырезал диагональку на угол вратарской, и Миша в своем стиле протолкнул мяч в ворота мимо гориллообразного детины-вратаря с лицом олигофрена.

В конце игры судья-педераст отменил чистый гол Виталика Мирзоева по одной известной только ему причине.

Ответка была через две недели.

Трансляция в одиннадцать вечера по Центральному телевидению, а другого тогда не было.

Озеров надрывно-истерическим голосом нагнетал так, как будто бы опять Фил Эспозито и Сан Палыч Рагулин били друг другу морду лица, только с еще большим остервенением.

— Нам такой хоккей не нужен!!!

Вроде послышалось мне.

«Спартак» откровенно «возил тачку», а нидерландские «товарищи» ничего не могли сделать. То ли по обкурке, то ли от мастерства низкого.

Играли на Адвоката — того, что нынче «бомжей» тренирует: пытался он пробить Юру Дарвина, но фарт был на нашей стороне.

Игру смотрел с напряжением, папа постоянно зудел, что завтра контрольная по геометрии и полуманьячно-прибабахнутая старушка Серафима Евстафьевна вкатит мне пару.

Папа как в воду смотрел — так оно и вышло.

В перерыве матча член чуть не выскочил из штанов, одноклассница с тугими и огромными сиськами так томно урчала в трубку, что хотелось все бросить к чертовой матери и ментелем бежать на Преображенку.

Но Озеров истошно проорал:

— Говорит и показывает Гаага!

И я опрометью метнулся к ящику на второй тайм.

Про Гаагский трибунал я тогда еще ничего не знал, зато очень много знал про лучший в мире советский строй.

Мы отстояли, а дальше были великие матчи с «Атлетико» на «Висенте Кальдерон» и «Динамо».

Ну а что было потом с одноклассницей Галиной?

Через год играли с «хохлами», аккурат в мой день рождения, ну и позволил я себе портвешку сверх нормы, благо был двойной повод.

После матча поехал к ней на Преображенку и на радостях дал за щеку с особым цинизмом, прямо на лестничной клетке, притулившись за мусоропроводом.

Более подробно ее судьба описана в книгах «Записки „лесника“» и «Мы — чемпионы!».

Кричалки и банановая республика

В те годы на Восточной трибуне «Лужников», позже трибуна С, тоже нехило так скандировали:

Лобановский, Лобановский!

Пососи наш хуй московский!

Причем среди кричащих были отнюдь не дети и подростки — в основном взрослые мужики в районе тридцатки.

Многие — вполне приличные люди: поучали меня, сопляка, уму-разуму.

Впервые этот клич прозвучал 25 августа 1973 года на закрытии Всемирной Универсиады. Венчал закрытие матч «Спартак-Москва» — «Динамо-Киев» в присутствии 85 тысяч зрителей.

Проигрывая один гол за 19 минут до конца, мы забили две штуки и вырвали у «хохлов» победу на флажке со счетом 2:1. Сначала Саша Пискарев добил мяч в ворота после удара Миши Булгакова, а за две минуты до финального свистка, после того, как Гешу Логофета снесли возле штрафной, Коля Киселев забил со штрафного прямо в девятку.

Клич, родившийся спонтанно, потряс даже ментов-лимитчиков.

Они просто обомлели и не знали, что делать.

Так что сосать вам, господа хорошие, не пересосать!

Получается, что не все так однозначно по поводу нонешних кричалок-оскорблялок с трибун и секторов российских стадионов.

Как и в украинском правительстве.

Довелось недавно пообщаться с главой Комитета по водному хозяйству Украины. Сидим у меня на кухне, пьем горилку «Хлiбна Сльоза».

А мужичок-то подкованный оказался.

— Как мы вас в шестьдесят восьмом! Три — один вы вели в Москве, а сыграли три — три! А потом мы в Киеве выиграли один — ноль и стали чемпионами!

Но и я в долгу не остался и приложил главу Комитета по полной программе, вспомнив про героический 69-й и голы Коли Осянина и Геши Логофета.

А вдогонку он спрашивает:

— Что ты думаешь о сегодняшней Украине?

Я ему в ответ.

— Банановая республика, сателлит.

Он подумал и говорит:

— Правильно…

«Висенте Кальдерон»

Октябрь 1972 года, на стадионе «Висенте Кальдерон» в Мадриде идет проливной дождь. «Спартак» играет против мадридского «Атлетико» на Кубок кубков.

Николай Николаевич истошно вопит в микрофон:

— Нашу комментаторскую кабину заливает водой!

Как будто сам каудильо стоит с брандспойтом и пытается заморозить Озерова, как немцы Порфирия Иванова.

Третий гол Миша Булгаков забивает так.

Мяч застрял в луже, и он приложился по нему от всей души метров с двадцати пяти. На исходе матча, при счете 3:1 в нашу пользу, Витя Папаев бьет пенальти выше левой девятки. И вместо убедительной победы по концовке «Спартак» выигрывает лишь 4:3.

Интересно послушать самого Виктора Евгеньевича по поводу незабитого пенальти.

— В футбол играют 90 минут. Не хватило профессионализма, мы посчитали, что игра уже сделана. К хорошей игре с «Атлетико» мне хотелось прибавить голик. И снова подвело мальчишество. Помню, мне крепко досталось от Симоняна в раздевалке. И по делу.

Надо ли говорить, что на