Cпящий океан - Лия Шатуш

Вот уже показалась аллея с посаженными по обе сторонами ухоженным кустарником, а это значит, что в конце аллеи гостей ожидал большой дом Бэрроу.

Во дворе их встретил старый хозяйский пес, сначала было принялся рычать, но узнав старых знакомых вскоре завилял хвостом. Тут же на порог дома вышел глава семьи – Жозеф Бэрроу, а рядом с ним стояли его дети: дочь Маргарет и Лиза, и высокий худощавый юноша, в котором Ровена не без трепета узнала Максима.

Только экипаж въехал во двор, как Максим тут же направился предложить гостям свою помощь, за ним последовал старик Жосеф и девочки. Все как один весело улыбались и уже издалека, лишенные аристократической жеманности, принялись радостными возгласами приветствовать прибывших.

Максим подал руку Ровене и поздоровался с сэром Робертом. Девчушки, едва лишь появилась возможность, бросились обнимать свою подругу, с которой они иногда играли в детстве. Пока велась беседа, Максим держался немного поодаль и довольно отстранено, словно пребывая где-то в своих мыслях.

– Как поживает ваша супруга? – осведомился граф у фермера. – Вы поистине обеспокоили меня сообщением о ее здравии. Надеюсь, она все же найдет в себе жизненные силы?

– Анна немного захворала, это верно. Но на все воля божья, надеюсь, в скором времени она поправится. Тяжеловато без нее за хозяйством ходить.

– А ваши красавицы дочки вам совсем не помогают? – спросил граф, бросив взгляд на двух статных барышень, как следует принарядившихся к сегодняшнему дню, да с таким усердием, что скорее их можно было бы выдать за графских дочек, а Ровену, привыкшую к скромным платьям – за фермершу.

– Бог с вами, ваша милость! Посмотрите на них. Разве их заставишь заняться чем-нибудь по дому, этаких белоручек! Жена мне запрещает их беспокоить. Говорит, не для того мы отсылали их учиться, чтобы затем заниматься неблагодарным и тяжелым крестьянским трудом. Хотя бы может они составят усладу родителям в удачном замужестве!

Старый фермер прекрасно знал, кому на самом деле предназначались слова, для этого необязательно было смотреть на Максима. Юноша же вздрогнул при этих словах и лицо его накрыла мрачная маска.

Ровена тоже мельком глянула на него, ей так захотелось поддержать его и поговорить с ним как в старые времена. Но она не знала, представится ли ей нынче возможность остаться с ним наедине.

Гости прошли в просторный холл, где их ожидала фермерша, расположившись на канапе, стараясь придать своему лицу мало-мальскую радость и должно поприветствовать гостей.

Итак, началась беседа. Фермер уселся подле своей жены. Девочки прильнули к Ровене с двух сторон, не выпуская ее рук из своих ручек. Максим расположился один, поодаль на маленьком пуфике, в своем мрачном молчании.

Речь пошла о делах на ферме, об урожае и прибыли – любимая тема каждого добросовестного крестьянина. Позже подали обед. После обеда молодые попросились прогуляться к берегу реки, а двое мужчин удалились в сад покурить сигары и поговорить о делах.

Погода выдалась чудесная, хотя ветер все еще сохранял весеннюю свежесть и грозил забраться под одежду, принеся особенно беспечным простуду.

Две сестры все еще не желали расставаться с ручками Ровены, радостно сжимая их в своих ладошках. Им льстил тот факт, что сама дочь графа является их подругой детства и что они до сих пор могут выражать ей свою любовь и привязанность, которую они и стремились дарить ей совершенно искренне, но не без тени удовлетворенной лести. Девушки щебетали без умолку, тем самым не давая своему братцу вставить ни слова. Он, в общем-то, и не старался, лишь улыбаясь время от времени и отвечая на вопросы, если те адресовались именно ему. Вот компания, наконец, достигла берега небольшой речушки, что неспешно несла свои воды меж невысокого кустарника и мха. Фермерские дочки, в своих тяжелых, плотных нарядах уже успели притомиться и изъявили дружное желание отдохнуть, а Максим, заранее прихватив с собой удочку, заявил, что собирается порыбачить и отделился от девушек так, чтобы не терять их из виду, но и не слышать особо их бесед.

Вскоре разморенные обильным обедом, полуденным теплом и дурманящим свежим воздухом две сестры задремали, склонив свои головки на колени Ровены. А та, в свою очередь, радуясь возможности побыть на природе и отдохнуть, принялась осматривать окрестности, насколько то позволяло ее положение и угол зрения.

В конце концов Максим, заметив, что графская дочь скучает и что сестры его наконец уснули, решил воспользоваться этой возможностью и приблизился к Ровене, предложив ей порыбачить вместе.

Ровена с готовностью согласилась, тем более, что ей предоставлялся прекрасный шанс побеседовать с Максимом.

Когда ей удалось освободиться от головок двух дремлющих сестер и убедиться, что ее движение их не потревожило, она тут же встрепенулась словно птичка. Ее движение незамысловатое, но простое и исполненное грации, вызвало на лице юноши легкую улыбку, думается первую искреннюю улыбку за этот день.

Ровена взглянула на Максима, который теперь мог позволить себе смотреть на нее не боясь быть неправильно понятым, но не решилась заговорить первая, не зная с чего начать. Юноша освободил ее от этой тяжкой думы, взяв инициативу на себя:

– Наконец у меня появилась возможность поболтать с вами без посторонних любопытствующих…. Я был очень рад, когда узнал, что вы собираетесь к нам и право, рискну сказать большее, в моей душе я сразу же почувствовал легкость от этой мысли. Мне кажется, вы единственная, кто не собирается осуждать меня за мои действия. Скажите мне, что я не ошибаюсь?

Речь юноши была исполнена такой теплотой и искренностью, что Ровена, собиравшаяся с мыслями о том, как начать наставительную беседу тут же забыла что собиралась сказать.

Тем не менее она не могла удержаться от замечания:

– Ты называешь своих родных «любопытствующими», мой дорогой друг? Неужели они настолько наскучили тебе, что ты больше не видишь в них ни поддержки, ни теплых чувств? Это ведь твоя семья, Максим.

– Ну вот, – расстроился юноша, – и вы тоже собрались выговаривать мне за мои проступки.

– Вовсе нет! – прервала его Ровена. – Верь мне и знай, что во мне ты всегда найдешь ту поддержку и понимание на которое рассчитываешь. Уже будь спокоен, что я не собираюсь упрекать тебя… Ты видел жизнь, многое испытал, не смотря на то, что мы одного возраста и вместе играли когда-то. Это тебе в пору давать мне советы. И, к тому же, с каких пор ты подумал, что ко мне нужно обращаться на «вы»? Мы же прежние друзья, давай сохранять эти отношения и не создавать пропасть между нами. Если в тебе воспитали хорошие манеры, оставь их для тех, кого ты плохо знаешь, договорились?

Максим кивнул и в его глазах появилась прежняя веселость.

– Раз так, я рад, что вновь вижу милую прежнюю Ровену, которая прекрасна словно роза и день ото дня становится все краше.

Максим запнулся, подумав, что подобный комплимент может смутить девушку. Если ранее она отреагировала бы на него заливистым смехом, то сейчас она уже находилась в том возрасте, когда комплименты мужчины трактуются двусмысленно. Он не ошибся. Она залилась краской, но постаралась совладать со своими эмоциями, убеждая себя в том, что это всего лишь комплимент друга детства, что может быть невинней?

– Если тебя смущают мои слова, скажи мне. Я не хотел бы ставить тебя в неловкое положение. И мои комплименты искренни и чисты, пусть они тебя не пугают. В моем сердце ты всегда оставалась искренней и доброй подругой, иногда слишком неуклюжей и воинственной, в пору поменять юбку на штаны.

Максим старался придать своей речи шутливый тон. А в сердце своем он помнил то нежное и трепетное чувство, которое питал к этой волшебной девушке во времена своей юности. Не в силах поведать ей о своих чувствах, он уехал в столицу, где местные развлечения и гранит науки быстро выветрили из его сердца ту нежную привязанность, которой он дорожил, и воцарила там холод и разочарование.

– Ах, мой дорогой друг, по последнему твоему замечанию будь уверен, что этим усердно занимается тетушка. Уверяю, ты больше не увидишь во мне того сорванца, каким я была в детстве. Тетушка беспокоится о моих хороших манерах так, словно это ее ежедневный утренний моцион. В моем возрасте теперь пристало задумываться о поведении и умении себя держать, дабы не прослыть в обществе простушкой.

– Зачем ты так говоришь?! Даже если бы ты осталась той Ровеной, тем шаловливым ребенком, которого я знал, ни на минуту ты не потеряла бы ни своего шарма, ни своей естественной натуральности, которой лишены все барышни твоего круга. Как прекрасно, что ты единственная, обладающая мудростью, смогла сохранить радость жизни, ее краски и эмоции в своем сердце, не смотря на наветы мадам Беркли. И тысячу раз я пожелал бы тебе все, что только что сказал, как истинные достоинства современного человека!