Любить и верить - Марианна Лесли

Брюс медленно поднял руки и запустил пальцы в густые влажные пряди. Клэр попыталась уклониться, но он не дал ей такой возможности. Обеими руками он ворошил волосы, даже сквозь огрубевшую кожу ладоней ощущая тепло ее головы и шелковистость винно-красных локонов, струящихся между пальцами. Он уже успел позабыть, как это приятно. Его руки задрожали, тело напряглось и сделалось твердым. Горячая волна желания снова охватила его. Он проклинал себя за то, что дотронулся до Клэр, но она словно околдовывала его, искушала, соблазняла своим неповторимым запахом. Тем самым возбуждающим ароматом, который постоянно и неотступно преследовал его днем и превращал в ад долгие ночи в одиночной камере.

Не в силах устоять против искушения, он притянул ее ближе, бедрами прижавшись к ее животу. Затаив дыхание, Клэр широко раскрытыми глазами молча смотрела на него. Брюс намеренно давал ей понять, что она полностью в его власти, что он может опрокинуть ее на пол и овладеть ею прямо здесь и сделает это, если захочет, но пока у него другие планы.

Он пальцами, как расческой, прошелся по всей длине волос, продираясь сквозь запутавшиеся пряди. Закусив нижнюю губу, Клэр поморщилась от боли. На глаза, окаймленные густыми черными ресницами, навернулись слезы. Сбитый с толку и удивленный тем, что она даже не пытается сопротивляться, а стойко переносит все его гневные выпады и грубоватые прикосновения, Брюс даже почувствовал нечто вроде уважения к ней.

— Раньше ты никогда не вымещал на мне свою злость и дотрагивался до меня только с любовью, — чуть слышно прошептала она.

Брюс замер, встретившись с ней взглядом. В ореховом омуте ее глаз читалось откровение. Он увидел то, чего совсем не хотел видеть. На него вдруг нахлынули непрошеные воспоминания, но они были слишком мучительны и напоминали о том, что уже никогда не повторится.

— Так то было раньше, — намеренно грубо огрызнулся он, потому что по ее глазам видел, что она тоже все помнит. Помнит его руки на своем обнаженном, разгоряченном теле, помнит его ласки, которые доводили ее до сладостного изнеможения, когда она, теряя голову от наслаждения, умоляла, чтобы он наконец взял ее. Вздрогнув, Брюс отчетливо представил себе то восхитительное ощущение, когда он проникал в ее тело, уступая ее мольбам и своему собственному неукротимому желанию.

Клэр вся дрожала. Веки полузакрытых глаз трепетали. Если она хочет, чтобы он оставил ее в покое, то напрасно. Он не доставит ей такого удовольствия. Он заставит ее страдать так, как страдал он сам все эти годы. Страдал от несправедливости, унижения, боли, предательства, утраченных иллюзий, разрушенных надежд, растоптанной любви.

Брюс накрутил волосы Клэр на руку, подержал немного, затем отпустил. Она прерывисто дышала. Скользнув руками по ее тонкой, белой шее, он схватил ее за плечи и больно впился в нее своими пальцами.

Продолжая дрожать, она медленно открыла глаза. Брюс злился на себя за то, что не смог совладать с собой и укротить свое желание, а на нее — за то, что она строит из себя невинность, святую мученицу, тогда как это он из-за подлости ее отца и ее предательства прошел через все круги ада.

— Ты забыл, что на моей коже быстро появляются синяки? — шепотом спросила она.

Он неохотно разжал пальцы.

— Я ничего не забыл, Клэр.

— Я тоже. Но, причиняя мне боль, ты ничего не исправишь.

Красные пятна вспыхнули на его скулах, но он и не подумал извиниться. Вся его воспитанность и светские манеры остались в их прошлой, благополучной и счастливой жизни. Годы тюрьмы наложили отпечаток на его характер, и глупо было ожидать от него быстрого обратного превращения в обходительного джентльмена.

— Ты подрезала их, — упрекнул ее Брюс.

— Да, немного. — Клэр поняла, что он говорит о ее волосах.

Она слегка повернула голову, глядя куда-то мимо него. Ее блестящие волосы цвета красного дерева свисали с его руки.

— Зачем? — Он недовольно поморщился.

— Нет времени возиться с ними. Слишком много работы. — Расправив плечи, она смело взглянула ему в лицо. — Если ты пытаешься обидеть и напугать меня, чтобы я в ужасе убежала отсюда куда глаза глядят, то у тебя ничего не выйдет.

— Откуда ты знаешь?

— Ты не такой человек, чтобы жестоко обращаться с женщиной. Я тебя знаю и не боюсь.

— И совершенно напрасно. Ты знала меня, каким я был раньше, но не знаешь, каким я стал.

— Знаю. То есть я вижу, как сильно ты изменился, но я уверена, что ты по-прежнему не способен на жестокость.

— На твоем месте я бы не был так уверен.

— Перестань, Брюс. У меня хватит силы духа, чтобы вынести твой гнев, если это то, что мешает тебе выслушать меня.

Лицо Брюса окаменело, в глазах зажегся опасный огонек, и он снова выругался. На этот раз Клэр даже не поморщилась.

— Что ты можешь знать обо мне, о моем гневе?! — со злостью выкрикнул он.

Она пожала плечами. Ему не понравилось ее спокойствие — ему легче было иметь дело с испуганной Клэр.

— Я несколько раз беседовала по телефону с твоим офицером. Он ответил на большинство моих вопросов.

— Вот как? А он не сказал тебе, что однажды в тюрьме в приступе ярости я пробил кулаком кирпичную перегородку?

Она ничего не ответила, только молча продолжала смотреть на него, но в ее глазах по-прежнему не было испуга, которого он добивался. Снова эмоции взяли над ним верх. Оттолкнув ее, он заметался по комнате. Клэр тихонько села поближе к камину и стала наблюдать за ним. Несколько минут тишину нарушал лишь звук его шагов да дождь, барабанивший по крыше.

— Теперь ты должен выслушать меня.

Он продолжал мерить шагами комнату, сознавая, что это вошло у него в привычку, особенно в первые месяцы пребывания в тюрьме, когда он боролся с клаустрофобией в камере без окна, похожей на упаковочный ящик.

— Почему я должен?

— Потому что я проехала через всю страну не для того, чтобы просто вымокнуть под дождем. — Она помолчала. — Хотя мне нравится дождь. Он навевает приятные воспоминания. — В ее голосе послышалась тоска.

Со сжатыми кулаками он резко остановился, тоже вспомнив случай, который произошел на яхте во время их медового месяца. Сердце болезненно сжалось.

Они вдвоем отправились на морскую прогулку на небольшом катере, доставшемся ему в наследство от отца. Тогда они так жаждали друг друга, что после страстного поцелуя занялись любовью прямо на палубе. Едва они сорвали друг с друга одежду, как начался проливной дождь. Но, несмотря на это, они утолили обоюдную страсть, сплетаясь под струями дождя. Это было так прекрасно, так романтично, что с тех пор дождь вызывал у них трепетную дрожь желания, где бы они ни находились. Но те времена минули безвозвратно.