Каракалпак - Намэ - Тулепберген Каипбергенов

— Скажи, что ты разобрал?

— Я разобрал, — ответил он гордо, — что у него изо рта пахнет.

«Какой кличкой нарекли теленка, такой и кличут, когда он уже в быка вырос», — говорил мой дедушка.

«Кто ж из людей будет производить поиск клада под стенами своего жилища?»- спрашивал коше-бий.

Если уподобить человеческую жизнь возведению нового здания, то окажется, что первое двадцатипятилетие — это фундамент. И какими бы крепкими и разуверенными ни были стены, как бы высоко ни вздымалась кровля, в итоге все строение держится на фундаменте, на том начальном двадцатипятилетии жизни.

Коше-бий рассказывал: А в старинные года древности каракалпаки строили свои дома без всякого основания — фундамента. Если производить наружный осмотр, то внешне создается впечатление видимости фундамента. Но это сплошной обман зрения. Стена действительно имеет приметное утолщение внизу, однако там не фундаментов прикрытая глиной осока или солома, в более редких случаях — тростник. Это просто по земле прокладывали такую линию, чтобы при проведении строительных работ стены не имели вогнутостей или выгнутостей, а тянулись прямо. А что касается самих стен, то уж их — это точно — украшать умели при помощи мастерства, фантазии и художественного вкуса. В итоге получалось следующее: в первые годы проживания в новопостроенном объекте — все хорошо, но не проходит и одного десятилетия, как стены начинает разъедать сырость, и к концу указанного срока все жилое помещение приходит в состояние негодности и угрозы разрушения с последующими материальными затратами, а то и жертвами.

Творения многих художников и поэтов напоминают мне старые каракалпакские дома. Порой красиво, даже очень, но неосновательно, не фундаментально.

А жаль.

Решив продолжить работу над этой книгой, я долго сидел и тер ладонью лоб, словно пытаясь пригладить, причесать мысли, а они всё топорщились и лохматились.

С одной стороны, вроде бы и впрямь все, что я сделал в жизни, все, что написал, в той или иной степени зависит от знаний и умений, полученных еще в детстве и юности, от того, что я услышал, увидел и прочувствовал в первое двадцатипятилетие. То есть от того, что заложено в фундаменте, в основании.

Однако стоит ли долго и тщательно описывать свое детство, стоит ли сейчас подкапывать стены дома, чтобы полюбоваться кладкой фундамента? Нет ли тут этакого запоздалого бахвальства, самолюбования? Ведь не зря коше-бий говорил: «Кичливость — признак старости». Так-то оно так, но и в старости не одни лишь плохие признаки, есть и у старости свои преимущества. И молодежь без стариков оказалась бы в этом мире как в темном городе без светильников. Ей бы пришлось пробираться ощупью.

Легенда, рассказанная дедушкой. Наши места некоторые люди называют еще и Туранской низменностью, потому что в давние-предавние времена здесь было царство, именуемое Тураном. И долгие века Ту-ранское царство враждовало с царством Иранским. Войны между ними тогда велись часто. Что те цари не могли поделить меж собой, об этом ныне люди уже не помнят. А только помнят люди, что были те царства очень схожи и в обоих существовал общий обычай: детей, которые рождались слабыми, и стариков, доживших до немощи, вывозили в безводную пустыню и оставляли там. Таково было царское повеление и в Туране, и в Иране. И ослушаться тех повелений никто не смел, ибо лютой смертью карали ослушника, поскольку оба царя считали, что оставлять на свете людей, которые не могут прокормить себя, — казне в убыток.

И вот как-то вспыхнула между царствами еще одна война. Тысячи тысяч туранских воинов вышли в пустыню Каракумы от берегов Аральского моря. Тысячи тысяч воинов Ирана вышли в пустыню Каракумы от берегов Каспия. Всадники скакали с бархана на бархан, пешие ратники шли по их следу. А сзади тянулись караваны верблюдов, неся воду меж горбов в кожаных мешках. Сошлись рати и бились долго. То одна сторона верх берет, то другая. Но одолеть никто не может. Силы оказались равны. Прошла неделя, потом другая. Но нет победы у туранского войска. Нет ее и у войска иранского. И у обоих войск нет уже воды. Кончилась вода в кожаных мешках. Нет пути вперед — враг не пускает. Нет пути назад — не выйдут из пустыни люди и кони, умрут от жажды.

Тогда цари заключили перемирие. Вчера еще были врагами, сегодня — друзья по несчастью. Сели цари рядом, сели их визири и звездочеты, сели тысячники и сотники, сели муфтии и муллы, спешившись, сели конники, опустились на раскаленный песок пешие ратники — все сидят и думают, как избежать страшной смерти. Наконец с туранской стороны поднялся один воин и, поклонившись, говорит:

— Есть один человек, который нам посоветует, как отыскать воду.

— Кто он? Говори скорей, — требует царь Турана.

— Скажу, государь, если обещаешь пощадить нас обоих — меня и его.

— Обещаю!

— Это мой престарелый отец.

Как?! — удивился царь. — Разве ты не отнес его в пустыню? Ты посмел ослушаться моего приказа? Ты не убоялся грозящей кары?!

— О мудрейший из правителей и храбрейший из витязей, — отвечает воин, — тебе ли не знать, что смелого воспитывает смелый. Мой отец первым рискнул нарушить твой указ. Я появился на свет хилым и болезненным, но он не отнес меня в пустыню, а выходил, поставил на ноги и до тех пор, пока я не вырос и не окреп, носил меня на спине в плетеном коробе. Когда же он постарел и стал немощным, я понял, что наступила моя очередь нести ношу.

С этими словами воин снял с плеч плетеный короб, бережно поставил его на землю и открыл крышку. Из короба вылез сухонький, щупленький старичок с белой и легкой, как хлопок, бородой и в черной шапке. Поклонившись царям, их свите, всем собравшимся людям, белобородый черношапочник сказал:

— Во времена моей молодости в этой пустыне тоже была большая битва. Тогда нам пришлось худо, мы вынуждены были отступить. И, набрав воды про запас, засыпали единственный в этих местах колодец, чтобы враг не смог преследовать нас.

И ты сумеешь найти и раскопать этот колодец? Найти найду, а раскопать сил не хватит. Дайте мне сто крепких мужчин, и через полдня вода будет.

Ему дали сто могучих джигитов, усадили на коня, и он поскакал в пустыню. Скоро всадники увидели песчаный холм. Старик велел: Копайте.

К вечеру на дне колодца заблестела вода.

Милость рождает милость. Цари помирились, и каждый из них издал указ, который впредь строго-настрого запрещал вывозить стариков в пустыню. Теми же указами повелевалось: пусть каждый плюнет в того, кто обидит младенца или оскорбит аксакала.

Вот и вся легенда. Но дед еще добавлял: «Ты заметил, Тулек, что на голове у старика была черная шапка? Не он ли предок всех каракалпаков?»

Моя мать часто напоминала:«Как звезды темной ночью помогают не сбиться с пути, так и знания аксакалов помогают разобраться в темноте жизни».

Преподаватель литературы говорил:«Почтение к старикам — это признание опыта минувших эпох. Однако на Западе многие проявляют высокомерие по отношению к прошлому. Это особенно ярко проявляется в оценке литературного наследия Востока.

Чтобы подняться в космос, нужно оттолкнуться от земли. Западная цивилизация достигла заметных высот, но развивалась она из восточной культуры. Разве восточная культура не древнее западной? Разве не с Востока пришла она на Запад?

Современное электричество открыто при свете коптящей лампы. Разве не на Востоке зажжена лампа научных знаний? Тот, кто отрицает это, подобен ребенку несмышленышу, который говорит: «Меня не мать родила я сам родился».

Нельзя не понимать, что классическая дидактика Востока лежит в основе всей мировой литературы, в том числе и в основе самой наисовременнейшей литературы Запада.

Любой колодец со временем заносится пылью веков. Классическая литература Востока для своей эпохи была достаточно глубока, и не надо сегодня кичливо и с пренебрежением называть ее «сухой дидактикой». Лучше сравнить ее с той самой древней глиняной лампой — светочем знаний, который многие столетия озарял людям путь сквозь тьму и до сих пор еще светит нам из глубины тысячелетий.

И не надо спрашивать: «Почему другой человек мыслит не так, как я?» Думать иначе — это не значит думать хуже, чем ты.

«Боже, спаси рабу твою от тьмы», — обычно просила моя бабушка перед сном.

«Боже, благодарю тебя, что даровал свет солнцу», — говорила она по утрам, вставая с постели.

По-моему, в мире есть два источника света, два источника жизни. Первый — Солнце. Второй — знание, сконцентрированное в книгах. Без Солнца на Земле будет тьма и холод. Без книг — умственная тьма и душевный холод.

2

Некоторые говорят: «До чего же дрянная книга, до чего же скучная: читаешь — и спать хочется». А у меня наоборот. Обычно читаю на ночь, лежа в кровати, и если книга нравится, то незаметно засыпаю, вижу хорошие сны и лишь утром обнаруживаю, что, оказывается, раскрытый том лежит рядом, а то и прямо у меня на лице. Но если попалась мне на ночь книга скучная или, того хуже, лживая, то дела мои плохи. Буду ворочаться с боку на бок, злиться, раздражаться и промаюсь бессонницей до самого рассвета. И выспаться не высплюсь, и книгу не прочту.