Стихотворения 1903 года - Александр Блок

1 сентября 1903

«Я был невенчан. Премудрость храня…»

Я был невенчан. Премудрость храня,У Тайны ключами зловеще звенел.

          Но Ты полюбила меня.          Ты — нежная жрица Лазурного Дня

Блуждая глазами, в подземных ходахИскал — и достался мне камень в удел —          Тяжелый и черный. ВпотьмахВпился я глазами — и видеть хотелВсе жилы, все ходы и все письмена.

          Но властный поток Твоих розВосставил меня. И на выси вознес,Где Ты пробуждалась от зимнего сна,          Где Весна          Победила мороз.

11 сентября 1903

«Я мог бы ярче просиять…»

Я мог бы ярче просиять,Оставив след на синей влаге.Но в тихо-сумрачном оврагеУже струится благодать.

И буду верен всем надеждам.Приму друзей, когда падут.Пусть в тихом сне к моим одеждамОни, избитые, прильнут.

Но эта Муза не выноситМечей, пронзающих врага.Она косою мирной коситГоловку сонного цветка.

15 сентября 1903

ОТВЕТ

С. М. Соловьеву

Сквозь тонкий пар сомненияСмотрю в голубоватый сон.В твоих словах — веленияИ заповедь святых времен.Когда померкнут звонкиеРаздумья трехвенечных снов,Совьются нити тонкиеНемеркнущих осенних слов.Твои слова — любимый клик,Спокойный зов к осенним дням,Я их люблю — и я привыкВнимать и верить глубинам.Но сам — задумчивей, чем был,Пою и сдерживаю речь.Мой лебедь здесь, мой друг приплылМою задумчивость беречь.

19 сентября 1903 (1908?)

«Мой месяц в царственном зените…»

Мой месяц в царственном зените.Ночной свободой захлебнусьИ там — в серебряные нитиВ избытке счастья завернусь.

Навстречу страстному безвольюИ только будущей Заре —Киваю синему раздолью,Ныряю в темном серебре!..

На площадях столицы душнойСлепые люди говорят:«Что над землею? Шар воздушный.Что под луной? Аэростат».

А я — серебряной пустынейНесусь в пылающем бреду.И в складки ризы темно-синейУкрыл Любимую Звезду.

1 октября 1903

«Возвратилась в полночь. До утра…»

Возвратилась в полночь. До утраПодходила к синим окнам зала.Где была? — Ушла и не сказала.          Неужели мне пора?

Беспокойно я брожу по зале…В этих окнах есть намек.Эти двери мне всю ночь бросалиСкрипы, тени, может быть, упрек?.

Завтра я уйду к себе в ту пору,Как она придет ко мне рыдать.Опущу белеющую штору,Занавешу пологом кровать.

Лягу, робкий, улыбаясь мигу,И один, вкусив последний хлеб,Загляжусь в таинственную книгу          Совершившихся судеб.

9 октября 1903

«Я бежал и спотыкался…»

Андрею Белому

     Я бежал и спотыкался,     Обливался кровью, бился     Об утесы, поднимался,     На бегу опять молился.И внезапно повеяло холодом.Впереди покраснела заря.Кто-то звонким, взывающим молотомВоздвигал столпы алтаря.На черте горизонта пугающей,Где скончалась внезапно земля,Мне почудился ты — умирающий,Истекающий кровью, как я.     Неужели и ты отступаешь?     Неужели я стал одинок?     Или ты, испытуя, мигаешь,     Будто в поле кровавый платок?О, я увидел его, несчастный,Увидел красный платок полей…Заря ли кинула клич свой красный?Во мне ли грянула мысль о Ней?     То — заря бесконечного холода,     Что послала мне сладкий намек.     Что рассыпала красное золото,     Разостлала кровавый платок.Из огня душа твоя скованаИ вселенской мечте предана.Непомерной мечтой взволнована —Угадать Ее Имена.

18 октября 1903 (Лето 1904)

«Сижу за ширмой. У меня…»

Иммануил Кант

Сижу за ширмой. У меняТакие крохотные ножки…Такие ручки у меня,Такое темное окошко…Тепло и темно. Я гашуСвечу, которую приносят,Но благодарность приношу…Меня давно развлечься просят,Но эти ручки… Я влюбленВ мою морщинистую кожу…Могу увидеть сладкий сон,Но я себя не потревожу:Не потревожу забытья,Вот этих бликов на окошке…И ручки скрещиваю я,И также скрещиваю ножки.Сижу за ширмой. Здесь тепло.Здесь кто-то есть. Не надо свечки.Глаза бездонны, как стекло.На ручке сморщенной — колечки.

18 октября 1903

«И снова подхожу к окну…»

…И снова подхожу к окну,Влюблен в мерцающую сагу.Недолго слушать тишину:Изнеможенный, снова лягу.

Я на покой ушел от дня,И сон гоню, чтоб длить молчанье.Днем никому не жаль меня,—Мне ночью жаль мое страданье…

Оно в бессонной тишинеМне льет торжественные муки.И кто-то милый, близкий мнеСжимает жалобные руки…

26 октября 1903

«Когда я уйду на покой от времен…»

Когда я уйду на покой от времен,Уйду от хулы и похвал,Ты вспомни ту нежность, тот ласковый сон,Которым я цвел и дышал.

Я знаю, не вспомнишь Ты, Светлая, зла,Которое билось во мне,Когда подходила Ты, стройно-бела,Как лебедь, к моей глубине.

Не я возмущал Твою гордую лень —То чуждая сила его.Холодная туча смущала мой день,—Твой день был светлей моего.

Ты вспомнишь, когда я уйду на покой,Исчезну за синей чертой,—Одну только песню, что пел я с Тобой,Что Ты повторяла за мной.

1 ноября 1903

«Так. Я знал. И ты задул…»

Андрею Белому

Так. Я знал. И ты задул     Яркий факел, изнывая          В дымной мгле.В бездне — мрак, а в небе — гул.     Милый друг! Звезда иная          Нам открылась на земле.

Неразлучно — будем обаКлятву Вечности нести.Поздно встретимся у гробаНа серебряном пути.

Там — сжимающему рукиРуку нежную сожму.Молчаливому от мукиШею крепко обниму.

Так. Я слышал весть о новом!Маска траурной души!В Оный День — знакомым словомСнова сердце оглуши!

И тогда — в гремящей сфереНебывалого огня —Светлый меч нам вскроет двериОслепительного Дня.

1 ноября 1903

«Ты у камина, склонив седины…»

Ты у камина, склонив седины,Слушаешь сказки в стихах.Мы за тобою — незримые сны —Чертим узор на стенах.

Дочь твоя — в креслах — весны розовей,Строже вечерних теней.Мы никогда не стучали при ней,Мы не шалили при ней.

Как у тебя хорошо и светло —Нам за стеною темно…Дай пошалим, постучимся в стекло,Дай-ка — забьемся в окно!

Скажешь ты, тихо подняв седины:«Стукнуло где-то, дружок?»Дочка твоя, что румяней весны,Скажет: «Там серый зверок».

1 ноября 1903

«Крыльцо Ее словно паперть…»

Крыльцо Ее словно паперть.Вхожу — и стихает гроза.На столе — узорная скатерть.Притаились в углу образа.

На лице Ее — нежный румянец,Тишина озаренных теней.В душе — кружащийся танецМоих улетевших дней.

Я давно не встречаю румянца,И заря моя — мутно тиха.И в каждом кружении танцаЯ вижу пламя греха.

Только в дар последним похмельямЭта тихая радость дана.Я пришел к ней с горьким весельемОсушить мой кубок до дна.

7 ноября 1903 (1905)