Обратная случайность. Хроники обывателя с примесью чертовщины. Книга третья. Повелитель собак - Александр Бедрянец

Ручная ворона? Ну, это сильно сказано. Ворона по имени Верка была, но не ручная, а обычная дикая. Я с ней просто дружил. Дрессировать её было не нужно, сама была сообразительная. Ей нужно было только показать, что от неё требуется, а остальное она делала сама. Давно известно, что некоторые вороны любят играть просто так, из интереса, а это признак высокого животного интеллекта. Верка была выдающейся птицей.

Я её никогда не пытался в руки взять, и она это ценила. Не боялась, бывало, рядышком сидела, но как равная, не хотела игрушкой ручной быть. Птицы вообще мало склонны к тактильному контакту, в отличие от зверей. Тех большинство можно приручить, даже диких. Ребята кого только не пробовали. У одного был ручной ёжик, у другого хорёк. Бегали за хозяином как собачки. У кого-то был учёный заяц. Я на такую экзотику был не падкий. А вот ручные птицы встречаются гораздо реже. Хотя, если задаться целью, то можно приручить хоть дикую, хоть домашнюю птицу. Ведь приручают же орлов и соколов. Домашняя птица вовсе не ручная. Попробуй взять в руки обычную утку или курицу. Можно только хитростью или силой, изрядно при этом побегав. Ручное животное не боится руки человека, а часто даже любит её. И птицы здесь особняком. Но иногда случается.

Когда я работал на винзаводе, в ту пору там работал Пётр Холодков, у которого дома жил ручной селезень. Обычный домашний белый утак. Ручным его сделала страсть к выпивке. Да, что там говорить, он был конченый алкаш! Сам Петро в этом плане был человек воздержанный. Вопреки сложившемуся мнению, на подобных производствах работают люди трезвого образа жизни. Естественный отбор, потому что любители неумеренной выпивки, и, тем более пьяницы, очень быстро отсеиваются. Но у Петра были приятели, любившие собраться у него в выходной, поиграть в домино, и всё такое. Петро не был жлобом, и бутылочку, другую винца для беседы не жалел. Располагались в садочке за маленьким столиком, а селезень крутился неподалёку, подбирая всякий мусор, вроде шелухи от семечек. Он любил семечки, и порой ему их кидали. И как-то раз один из приятелей шутки ради налил в блюдце вина и предложил назойливому селезню. Тот с удовольствием выпил и показал зрелище. Пьяная птица вела себя почти как пьяный человек. Мужики ухохатывались, глядя на то, как, качаясь и падая, селезень гонялся за утками, а потом затеял драку с петухом, после которой вырубился и заснул на земле, широко раскинув крылья. Селезень получил кличку Лёня, по имени впервые налившего ему вина мужика. После этого случая Лёня утратил всякий страх перед людьми, стал наглым как танк, и старался не упустить случай выпить. Зорко следил, и как только собирались трое или больше мужчин, он был тут как тут. Путался в ногах, щипал за брюки, и издавал характерные звуки. Когда ему наливали, то выпив, он своей головой на гибкой шее лазал по карманам сидящих за столиком в поисках семечек на закуску. Самому Петру всё это не нравилось, и однажды он запретил наливать Лёне, мол, нечего портить птицу. Но этот запрет способствовал превращению селезня из любителя в хронического алкоголика.

Загрустивший Лёня однажды исчез, а к вечеру явился домой крепко поддатый. Метрах в трёхстах находился райповский продмаг, и пронырливая птица, влекомая пагубной страстью, нашла туда дорогу. Как водится, за магазином, среди пустых ящиков часто распивали, и необычный селезень вскоре стал своим в доску для местных булдырей. Там у него была своя консервная банка, а много ли птице надо? Ложку, другую не жалко. Закусывал тем же, что и все – помидором, конфетой или объедками сушёной рыбы. Болел с похмелья как человек – трясся и испытывал жажду. И ведь как выучился просить! Начнут разливать, а он свою банку притащит и стучит по ней клювом. Бывало, говорят:

– Налей Лёне, смотри, как его колотун бьёт с похмелья.

Вскоре его уже знала вся улица, и если говорили: – «Смотри, опять Лёня на бровях домой ползёт», то все понимали о ком идёт речь. Зрелище, и в самом деле, было тяжёлым. Как и со всяким, ведущим подобный образ жизни, с ним происходили разные неприятности – то под велосипед попадёт, то лапу отдавят. Пару раз попадал под машины, но чудом оставался живой, проскакивая между колёс. Давно известно, что пьяным везёт. Нормальную трезвую утку задавило бы наверняка. Приличный внешний вид он утратил – неухоженные грязные перья торчком, хромает, крыло волочится. Типичный ханурик. Идёт, идёт – упадёт. Полежит под забором и дальше ковыляет. Жена Петра увидит его, стыдить начинает, а он, услышав родной голос, падает и вырубается. Она берёт его за лапу или крыло, и брезгливо как тряпку полуживого забрасывает в угол двора. Сам по себе Лёня пищевой ценности уже не представлял, и его не резали, предоставив судьбе. Как и положено алкоголику, он умер от цирроза печени, что диагностировал ветврач. Петро из любопытства свозил его на вскрытие. Лёнина печень была как камешек.

Нет, Верка была не из таких. На дружбу навязалась сама. Мне тогда ещё лет десять было. Как-то раз сидел я в палисаднике и играл с Бурком. Кидал ему мелко нарезанные кусочки сала или сырого мяса, а он ловил их в воздухе. Иногда промахивался, ведь я ему трудности создавал. Он знал, что это игра, а не кормление. За этой игрой ворона сперва наблюдала с дерева, а затем перелетела ближе и села на забор. Поскольку её не гнали, она осмелела, и стала подбирать с земли кусочки, которые не смог поймать Бурко. Вначале он агрессивно отнёсся к конкуренту, но я его успокоил, решив, что с вороной игра ещё интереснее. Ворона тоже поняла, что это игра, и она в неё принята. В общем, правила игры изучили все, и мы частенько так развлекались. Кобель постепенно к вороне привык, а потом они подружились, да так, что он стал подпускать её к миске. Баба Фрося не бурчала, но смотрела неодобрительно. А после одного случая наши отношения перешли на новый уровень. К тому времени я окрестил птицу Веркой, и она каркала в ответ на это имя. Как-то утром она прилетела, села на забор, каркнула и взлетела. Сделала небольшой круг, снова села, каркнула и опять взлетела. Вид встревоженный. Трудно было не догадаться, что у неё какая-то беда. И только я за калитку, она давай летать туда-сюда, направление показывать. По нему я и отправился. Метрах в двухстах по границе огородов росли большие акации, а на них были вороньи гнёзда. Гляжу, на дерево лезет мелкий хулиган с целью бессмысленного разорения гнёзд. Пара ворон с карканьем встревожено кружила над деревом. Я согнал пацана оттуда, и дал ему подзатыльник. Верка успокоилась, и прилетев в тот же день, бросила к моим ногам цветной осколок стекла. Я понял, что это благодарность, и взял в руки этот осколок. Ворона обрадовалась, и давай таскать мне под окно всякую блестящую мелочёвку. В основном хлам – камешки, стёклышки, проволочки, но попадались и монеты. За деньги и прочие ценные вещи я стал премировать её вкусными кусочками, и она быстро освоила систему человеческих ценностей. Хлам таскать перестала, а деньги, ключи обычные и гаечные, ложечки, серёжки и прочее шли регулярно. Подозреваю, что иногда она приносила не только найденное, но и украденное. Во всяком случае, один раз мне пришлось со скандалом отдать соседскому мужику наручные часы, которые Верка стащила у него из под носа, когда он мылся в летнем душе.

Со временем она стала сопровождать меня в школу и на рыбалку. Туда с особым удовольствием, ведь я кормил её мелкой рыбёшкой. Почему-то любила кататься на велосипеде. Если Верка была поблизости, а я седлал велосипед, то она садилась на багажник, балансировала на нём, и видимо получала от езды удовольствие. Неудивительно, что соседи считали ворону ручной, и увидев её на велосипеде, говорили:

– Смотри, опять Родька свою добытчицу катает.

Случалось забавное. Сестре Нинке тоже хотелось покататься, и однажды она согнала Верку с багажника. Ворона поднялась в воздух, раздражённо каркнула, и тут же нагадила Нинке на голову. Та в слёзы, и побежала жаловаться матери на Верку. Но это мелочи, бывали случаи поинтересней.

Дело было весной, когда я заканчивал пятый класс. Верка уже прилетела из Франции или Германии, в общем, оттуда, где она зимовала. Вороны на самом деле перелётные птицы, только маршруты у них короче. На большой перемене старшеклассник Петя Ерёмин отвёл меня за школьное здание подальше от суеты с целью расспросить об одном деле. Сидевшая на дереве Верка заметила нас и стала громко каркать. Возможно, приветствовала меня, а возможно ей не понравился мой спутник. Петя в раздражении схватил камень, и запустил им в птицу. Кидал он метко, и чуть не попал. Верка подпрыгнула и перелетела подальше, откуда каркнула уже возмущённо. Я сказал Пете:

– Напрасно ты кидаешься по Верке. Она злопамятная.

– Так это твоя учёная ворона? А что она мне может сделать?

– Откуда я знаю? Может и ничего. А может мстить начнёт. Ты теперь для неё враг.

– Тоже мне, мстительница! Переживём.

Но всё оказалось не так просто. Верка объявила войну Ерёме, и посвятила ей своё свободное время. В тот же день, когда Петро возвращался домой, она спикировала на него, и ловко какнула ему на голову. Это только на первый взгляд вороны летают неуклюже, а на самом деле глазомер у них дай бог всякому. На следующий день всё повторилось, а вскоре друзья заметили, что Петя стал рассеянным, и всё время шарит глазами вверх и по сторонам. Верка, сидя в засаде, выслеживала его каждый день, и если подворачивался удобный момент, то нападала отработанным приёмом, оглашая окрестности радостным карканьем в случае попадания. После того как птичий помёт испортил белую рубашку, Петя осатанел, и, вспомнив детство, изготовил добрый прач, то есть рогатку. Верке было известно это грозное оружие. Она оценила противника, и стала более осторожной, а потом и вовсе сменила тактику. Она стала делать налёты тогда, когда у Пети были заняты обе руки. А заняты они были только в одном случае, когда он нёс портфель Зины, провожая её после школы домой. Петя с ней дружил с восьмого класса. Парень он был серьёзный, и в отношении Зины имел серьёзные и далеко идущие планы. А хитрая Верка, улучив момент, стала атаковать не Петю, а его спутницу. Первое пятно на кофте Зина восприняла как неприятную случайность, но после того как Петя, разгадавший подлый Веркин приём, предложил в ясный день своей подруге зонтик, она призадумалась. Эти события не остались незамеченными, и над Петей стали подшучивать приятели. А когда одна подружка в сердцах обозвала Зину ходячим вороньим туалетом, то она разорвала с Петей отношения. Как всегда виноватым оказался я. Рассвирепевший Петя нашел меня, схватил за шиворот и отволок за угол школы. Крепко выругавшись, он сказал: