Встречное движение - Юрий Горюхин

Татьяна Игнатьевна выдвинула пахнущий нафталином ящик комода и среди аккуратно сложенных тряпочек выбрала большие пушистые белые шерстяные носки.

— Возьми Валерке своему, чтобы не ходил зимой с карманами, набитыми носовыми платками.

— Обойдется. Если хочешь, сама ему дари.

— Что ж вы все ссоритесь? И Герка с Маринкой все ссорятся. И что не живется?

Даша махнула рукой, взяла с полки несколько прочитанных еще в детстве не по одному разу книжек и села в свое любимое старое кресло, грустно вспомнив, как дралась с братом Геркой за то, чтобы посидеть в нем у телевизора с мультфильмами, продолжения которых снились потом всю ночь.

Даша шепотом, чтобы не разбудить Василия Васильевича, задремавшего с газеткой на диване, сказала Татьяне Игнатьевне:

— Мам, я пойду схожу к Алке.

Татьяна Игнатьевна остановила мелькающие спицы с будущей кофточкой Даше на день рождения:

— Ночевать-то у нас будешь или домой пойдешь?

— У вас, наверное.

— Эх…

Алла Кротова шла под ручку с Юрловой навстречу Даше и улыбалась:

— Привет.

— Привет, вы куда-то уходите, а я к тебе, Алл, шла.

Юрлова сощурила глаза и по голосу узнала Дашу, после этого немного растерялась: стоит ли говорить запоздалое: «привет» или не стоит.

— Слушай, пойдем с нами, на сеанс гипнотического снимания стресса и аутогенную тренировку, здесь недалеко, пойдем!

Даша покачала головой.

— Пойдем, тебе понравится!

— Это, наверно, дорого, да и неудобно — пришла откуда— то ни с того ни с сего.

— Копейки, это здесь в клубе при ЖЭУ, все приходят так, пойдем!

— Ну, хорошо.

Алла, Юрлова и Даша расписались в бухгалтерском журнале, отмахнулись от квитанций за уплату и прошли в небольшой зал, завешенный большими бархатными скатертями.

Дмитрий Осипович поздоровался с вошедшими, предложил занять удобные места и широко улыбнулся Даше, абсолютно не комплексуя от отсутствия двух нижних зубов.

— Вы в первый раз? Надеюсь, у нас вам понравится, сюда проходите, пожалуйста.

Мизин встрепенулся:

— Дмитрий Осипович, здесь хорошее место.

— Ничего, тут слышно лучше.

Когда не очень большая паства расселась по пыльным креслам, Дмитрий Осипович сказал краткое вступительное слово о душевном здоровье нации и включил потрескивающий старый проигрыватель, из динамиков которого захрипела «Лунная соната» Бетховена.

Дмитрий Осипович опустил голову, потом поднял ее и торжественно набрал в легкие воздух. В это время робко открылась скрипучая дверь, и запыхавшийся, бормочущий себе под нос слова о плохой работе общественного транспорта и большой учебной нагрузке в институте бытового приборостроения Петров Борис проскользнул на свободное кресло.

Дмитрий Осипович свел и развел ноздри, но ничего не сказал. Мизин покачал головой и прошептал:

— Черт-те что!

Дмитрий Осипович вдохновенно внушал всем слушателям тепло, тяжесть и покой.

Даша, почувствовав, как потяжелели ее руки и ноги, быстро уснула.

Юрлова сосредоточивала свое внимание на излучающем солнечное тепло солнечном сплетении и все никак не могла решить, что лучше: поставить себе контактные линзы или сразу сделать операцию по исправлению досадной миопии.

Борис Петров концентрировал внутренний взгляд на кончике носа с полным расслаблением всех мышц в надежде так сконцентрироваться, чтобы перейти в абсолютное аутогенное состояние или, как он прочел в одной книжке, получить аутогенный разряд, чтобы приобрести все могущество человека, в совершенстве владеющего своим телом и душой: острые клинки, ломающиеся о брюшной пресс, сутки под водой, телекинез, телепатия, левитация, пылающий взгляд, война с потусторонними силами, спасение человечества… надо сконцентрироваться на кончике носа!

Алла под тяжестью и теплом век вспоминала прошлое воскресенье, когда утром так хотелось курить и пить кофе в горячей— прегорячей ванне, но почти все сигареты были искурены в субботу, а те, что не искурены, лежали в разноцветных лужах праздничного именинного стола Марселя Кудакаева, который стонал в подушку, а в ванне плавали измочаленные цветы, какие— то тряпки и бутылки с пивом. Как все получилось глупо: и то, что Марсель уговорил ее остаться у него, и то, что пошла и позвонила маме, сказав той, что не придет ночевать, несмотря на ее вздохи и всхлипы, и то, что, когда вернулась, Марсель уже вырубился, и то, что такими долгими были проводы всеобщего друга художника Сафиуллы, тыкающегося оттопыренными губами ей в плечи и волосы. А нелепое утреннее:

— Я пошла?

— А?..

— Домой пошла.

— А?.. Провожу?..

— Не надо, спи, выздоравливай.

— Угу…

Что он говорит? Ноги погружаются в белый песочек, ласковое солнышко гладит кожу, голубое море — теплое и приятное.

Мизин сидел в позе кучера: «Моя левая рука тяжелая, моя рука тяжелая, рука тяжелая,

моя правая рука тяжелая, моя рука тяжелая, рука тяжелая,

моя левая нога тяжелая, моя нога тяжелая, нога тяжелая,

моя правая нога тяжелая, моя нога тяжелая, нога тяжелая,

моя левая рука теплая, моя рука теплая, рука теплая,

моя правая рука теплая, жизнь глупая и бездарная, сорок три года, а я занимаюсь какой-то хреновиной, бегаю за этим дураком Дмитрием Осиповичем — «Кашпировским» ЖЭУ номер 25, моя правая нога теплая, моя нога теплая, окончил курсы колдунов — психотерапевтов, Зигмунд Фрейд доморощенный, правильно Сема сделал, что повесился, левая нога теплая, моя нога теплая, нога теплая, я источаю энергию и оптимизм, блаженство растекается по моему телу, космическое добро входит в мою душу».

Даша проснулась отдохнувшей, и в приятном расположении духа незаметно потянулась и весело взглянула на Дмитрия Осиповича:

— Так здорово! Мне так понравилось. Замечательно.

Дмитрий Осипович забыл про заключительную фазу занятий, протянул руку для того, чтобы помочь Даше подняться из глубокого кресла:

— Я знал, что вам понравится, я сразу чувствую, кто мой человек, а кто не мой.

— То есть в какой-то мере вы читаете мысли.

— В какой-то мере да.

— Кто-то сегодня мне уже говорил про аналогичные способности.

— О, вам повезло — два экстрасенса в день, это не часто бывает, но в этом, должен вам заметить, есть определенная опасность.

Но Дмитрию Осиповичу не дал развить свою мысль Борис Петров, который недоуменно спросил об отсутствии традиционной заключительной части, книгах Кастанеды, даосизме в контексте дзен-буддизма, инопланетянах и искусственном интеллекте.

7

Зульфия Альбертовна не спеша обслуживала покупателей, которые стояли друг за другом и никак не кончались, а потом вдруг как-то все сразу кончились.

Грогин огляделся в пахнущем разнообразием магазине и выбрал прилавок одинокой Зульфии Альбертовны, стараясь не думать о том, что она может сказать какие— нибудь слова об учете, инкассации или всеобщем карантине. Грогин почти подошел к Зульфие Альбертовне и уже полез во внутренний карман за бумажником, когда его обогнала толстенькая Капитолина Салимова с толстеньким Витей Салимовым. Витя Салимов снисходительно поднял голову к медленному Грогину, а Грогин стал перебирать в памяти все существующие виды щелбанов и подзатыльников.

Зульфия Альбертовна смотрела на Капитолину Салимову, а Капитолина Салимова стояла и молчала. Грогину это показалось странным, и он решил строго прояснить обстановку:

— Вы будете что-нибудь брать?!

Витя Салимов не менее строго надул губы, а Капитолина Салимова сказала:

— Взвесьте мне триста грамм ирисок, двести грамм батончиков, триста пятьдесят грамм карамелек с апельсиновой начинкой и двести пятьдесят грамм с лимонной начинкой, а также две жевательные резинки и три леденца на палочке.

Зульфия Альбертовна достала из-под прилавка бумажные кулечки, долго взвешивала конфеты и вычисляла их стоимость по отдельности, а потом в совокупности.

— Нет, наверное, лимонных карамелек я не возьму.

Зульфия Альбертовна забыла, сколько стоили кулечки по отдельности, поэтому она опять их все взвесила и пересчитала.

Капитолина Салимова полезла в глубокую сумку, набитую пакетами, за кошельком, сосредоточенно там его поискала, но не нашла, тогда она пошарила в кармане плаща и озабоченно вытащила связку ключей.

— Витька, я на два замка дверь закрыла?

— На два, а может быть, и на один.

Капитолина Салимова вернула ключи на место и достала засаленный от долгого употребления кошелек.

— Мам, купи еще вон те шарики.

— Почем у вас вон те шарики? Дайте мне три штуки.

Капитолина Салимова отдала шарики Вите Салимову и неторопливо сложила пакетики в сумку.