FLATUS VOCIS - Farsi Rustamov

– Дома ваш Артемий. Легко отделался, – поспешила успокоить медсестра.

Тем временем доктор уже направлялся к следующему пациенту, которого бортовая навигационная система Шинкевича классифицировала как потенциального погромщика.

– Любо, господин казак! Любо! – дипломатично обратился к больному Шинкевич.

Адресат сморщился и повернулся на другой бок.

18

Маршрутное такси неслось по городу, жонглируя полуотвалившимися деталями, как циркач блестящими головешками.

– На остановке остановите! – выкрикнула с заднего сиденья рыжеволосая девица.

– Ага. А на перекрестке перекрестите! – отозвался водитель.

– Что-что?

– Тавтология-с! – раздался услужливый голос гражданина в шляпе.

– Ну ты, филолог, на тормоз жми! – разозлилась девица.

– Здесь останавливаться не буду! Меня и так вчера оштрафовали. – артачился водитель. – Вон знак проедем, тогда и выйдешь.

Прогромыхав еще метров сто, машина затормозила. Рыжеволосая девица выбралась наружу. За нею следом выскочил Артемий.

– Постойте! – крикнул он ей.

– Что еще? – девица обернулась и посмотрела на Артемия. Ее глаза сверкали.

– Проводите меня до больницы?

– С какой это стати? – возмутилась она.

– А с такой стати, что Вы все равно туда идете, – уверенно сказал Артемий.

– Думаете начну спрашивать, «откуда Вам это известно»? – холодным голосом бросила девица.

– Спрашивать не начнете, а вот подумать – подумаете! – настойчиво продолжал Артемий.

– Только не надо меня интриговать пересказыванием замшелых детективов! – с досадой бросила девица. – Все эти дедуктивные методы!… «Грязь на ботинках»!… «Складки на плаще»!… «А на каком глазу ресница»?! Или представитесь астрологом? По звездам вычисляете траектории движения пешеходов в уездном городе Бийске! Поморочьте ка мне голову своими асцедентами! Глядишь, дура рот разинет! Домой поведет! Переспать с собой предложит!

– Нет-нет! Я воздержусь от этих ухищрений! И самолеты сбивать арбузными косточками не стану, как ни просите! – весело выпалил Артемий. – Вы столь очаровательны, Арина, – продолжал он так же бесцеремонно, – что Вам не стоит этого скрывать под маской столь откровенного хамства.

– Так Вы и имя мое знаете?

– Знаю! И то, что на юрфаке учитесь, знаю!

– Так что ж из того?

– А то, что учить законы в стране, в которой они ровным счетом ничего не значат – все равно, что читать лекцию о секретах долголетия отряду японских камикадзе перед их последним вылетом!

– Очень смешно! – укоризненно промолвила Арина. – Вот потому у нас все и плюют на законы!

– А вот это верно подмечено! – ликующе подхватил Артемий. – Именно все! Решительно все мы плюем на законы, хотя и остаемся сторонниками «общественного договора». Однако ж желаем, чтобы не за нас договаривались какие-нибудь «отцы-основатели» да еще и во время оно, а сами мы договаривались между собой, пусть бы и приходилось это делать ежечасно, и сопровождалось бы это не лишенным национального колорита ритуалом в духе «не подмажешь – не поедешь». Мы свою свободу не храним в ячейке швейцарского банка и на Манхэттене ей памятников не ставим. Русская наша свобода всегда при нас и в прокрустово ложе законов ее не утрамбовать, будь наши парламентарии хоть царями хамураппи, хоть ликургами, хоть бенджаминами франклинами.

– Благодарю за политинформацию, – с раздражением в голосе произнесла Арина. – Мне пора!

– Да и мне тоже! – улыбнулся Артемий. – Спасибо за компанию! Будьте внимательны, читая душеполезные труды профессора Двенадцатитаблицина!

– При-дурок! – проговорила Арина, как только Артемий скрылся за стойкой, но это мало соответствовало тому, что на самом деле думала она об этой встрече. Арине вдруг показалось, что фамилия автора книги, которую ей прислали неделю назад из читательского клуба «Огма», является идиотской подделкой. Что это за профессор Двенадцатитаблицин?! Что-то прежде среди цивилистов такой фамилии она не встречала. И откуда этот парень знает ее имя?

19

На обитую коричневым дермантином дверь кабинета полковника Капронова тоскливо и болезненно глядел Феликс Эдмундович Дзержинский работы безвестного пролетарского мастера, постпередвижнические опыты которого нашли саркастическую законченность в авангардном решении униформистов Лубянки придвинуть к самому уху основателя ЧК громадный железный сейф времен Третьего Охранного отделения. Унылый взгляд Дон Кихота, заработавшего туберкулез на войне с ветряными мельницами, впалые щеки измученного тропическими болезнями конкистадора, открытый шальным пулям революции лоб Робеспьера – нехотя, из одного лишь подчинения партийной дисциплине, складывались в образ того легендарного героя, которого родители нарекли издевательским именем «Счастливчик», и которого «вождь мирового пролетариата», не иначе как в целях конспирации, называл «Железным Феликсом», давая насмешникам повод для фривольных толкований, типа «Феликс Неолитический», «Феликс-Бессеребренник» и даже «Феликс-Золотой телец грядущего».

Полковник Капронов сидел, насупив брови. Три взрыва за два дня, а у него, блядь, у кадрового разведчика, имеющего наградную грамоту от самого, блядь, товарища Андропова, хера с носом версий и столько же улик. А вместо обеда – кодла двадцатилетних мудозвонов за столом, поджавших хвосты и вытявкивающих в свое оправдание какие-то фамилии и адреса, взятые из прошлогодних баз данных.

– Ладно, блядь! – рявкнул наконец Капронов. – Поезжайте по своим адресам. Трясите, блядь, чеченцев, глядишь, чего скажут. Ищите, откуда взялся этот херов пластит. Опросите всех вьетнамцев на базарах. Узнайте, кто из них продал больше одной пары в руки этих блядских часов для взрывателей.

Михаил Никанорович Капронов был очень интеллигентный и начитанный человек. Он наизусть знал «Евгения Онегина», регулярно посещал оперу, аккуратно коллекционировал книги из серии ЖЗЛ, бегло говорил по-немецки и по-шведски. В эти тяжелые минуты ему было по-отечески больно смотреть на своих подчиненных, с печальным видом покидавших его кабинет, и чтобы их хоть как-то приободрить, он заорал им вслед:

– И не хера лазить часами по Интернету! А то я вас, блядь, за такую работу всех в Чечню ушлю! На передовую!

После этих слов Михаил Никанорович прокашлялся и с чувством выполненного долга спокойным голосом сказал,

– Володя, задержись на минуточку!

– Слушаюсь, товарищ полковник! – отозвался долговязый парень, державший в руке толстую красную папку.

20

Федот сидел на скамейке и учил смешную лохматую собаку выбрехивать морзянкой старомодное боцманское ругательство, которое от двойного перевода определенно теряло известную долю своей образной выразительности. Собака проявляла изрядное рвение, хотя туго затянутая на ее шее кабестановая петля портила тембр исполнения неестественной хрипотой.

Подобная дрессура требовала не только особого усердия, но и весьма специфического знания. И то и другое Федот приобрел во время службы радистом на атомной подводной лодке, которая за три года, проведенных в далеком походе, всплывала всего два раза, да и то, как говорили, без особой нужды.

Стоит сказать, что от сопричастности великой тайне погружения Федот слегка подвинулся рассудком, так что был даже вследствие этого комиссован. Причину внезапного помешательства врачи объяснили причудливой контаминацией обрывков флотской лексики, слившихся в голове Федота в одну навязчивую фразу, ставшую причиной непрекращающейся патологической тревоги, перераставшей местами в персекуторный бред, в ходе которого Федот забивался в какой-нибудь темный угол радиорубки и, испуганно причитая «Кок на судне травил помалу», сутками отказывался от питья и еды.

Незначительное для жизни гражданской обстоятельство федотова помешательства создавало, тем не менее, серьезные проблемы для тех, кто пытался найти с ним общий язык или просто вступить с ним в контакт. Соседи с подобным положением дел давно уже свыклись, а вот молодому сотруднику Федеральной службы безопасности, протянувшему Федоту аккуратную красную корочку, было совсем уж не привычно вместо обычного «Здравствуйте!» услышать резкое:

– Тот не коммунист, кто в мавзолее не лежал!

– Извините? – прокашлялся молодой человек, – Я из Федеральной службы безопасности. Хотел бы задать Вам несколько вопросов относительно обстоятельств вчерашнего взрыва.

Понятное дело, что услышать в ответ на такое вежливое обращение отрывистое «Пошел на хер!», заставит любого думать, что он имеет дело со вполне нормальным человеком. А чем нормальнее человек, тем больше к нему подозрений.

– Вы знаете, кто здесь изображен? – строго спросил молодой сотрудник, протянув Федоту фотографию Егора Каляева.