Бисмарк: Биография - Джонатан Стейнберг

Мои «усопшие» люди серьезные и уважаемые. Они рассказывают мне о том, кем был и как вел себя Бисмарк, кем были и как вели себя его современники. Очень часто они подтверждают выводы, к которым я пришел самостоятельно. Приведу один пример. Генерал Альбрехт фон Роон ввел во власть Бисмарка и знал это. Я догадывался о том, что у этого косного и сурового человека была чистая и благородная душа. Я нашел подтверждение этому в дневнике Хильдегард фон Шпитцемберг, записавшей 7 августа 1892 года после прочтения мемуаров Роона ( Denkwrdigkeiten): «Какое благочестие и скромность, какая преданность и искренность. Как же ему досаждали люди, стоявшие над ним. Как очаровательны его описания путешествий, как трогательны его отношения с женой и друзьями Пертесом и Бланкенбургом»23.

Два человека из разных миров – неприметный книжный червь XXI века и светская дама XIX столетия обратили внимание на те же самые черты характера Роона. Это вселяет в меня надежду на то, что я не очень ошибаюсь в своих ощущениях в отношении и Бисмарка, и его современников.

Уникальные детали я обнаруживал в дневниковых записях. Насколько колоритна, например, запись, сделанная Кристофом Тидеманом о первом обеде с Бисмарками в 1875 году: «25 января. Интереснейший день! С пяти и до одиннадцати вечера в доме Бисмарка… Князь жаловался на плохой аппетит. Снимаю шляпу. Хотел бы я видеть его с хорошим аппетитом. Он просил добавку к каждому блюду и посетовал на непочтительность, когда княгиня энергично запротестовала против того, чтобы подавали заливное из кабаньей головы. Он все время потягивал вино, но не забывал пить и пиво из огромной серебряной кружки…Около семи тридцати князь пригласил меня и Зибеля проследовать за ним в кабинет. На всякий случай он предложил нам свою спальню, находившуюся рядом с кабинетом, для отправления нужд. Мы зашли туда и обнаружили под кроватью два предмета, показавшиеся нам невероятно колоссальных размеров. Когда мы пристроились у стены, Зибель совершенно серьезно и от всего сердца сказал: “Этот человек велик всем, даже своим г…!”»24.

Но главным источником свидетельств был и остается сам Бисмарк. Он писал неустанно и с удовольствием шестьдесят лет. Его официальное собрание сочинений состоит из девятнадцати томов, формата кварто, по пятьсот с лишним страниц в каждом25. В шестом томе содержится 438 страниц, а в него вошли в основном доклады кайзеру и другие официальные сообщения с 1871 до 1890 года. Бисмарк отправил тысячи писем членам семьи, друзьям и знакомым. Двадцать восемь лет он руководил и внутренней и внешней политикой, и его официальная переписка касается буквально всего – от угрозы войны с Россией до государственной монополии на табачные изделия. Он привык к тому, что должен знать все и обо всем. У него масса времени и энергии уходила на составление бумаг и диктовку. Кристоф Тидеман, служивший его личным помощником с 1875 до 1880 года, так описал одну из рабочих сессий с Бисмарком в поместье Варцин: «Вчера я провел в его кабинете два с половиной часа, сегодня он после обеда диктовал письмо императору – без перерыва. Он изложил подробно не только содержание переговоров с Беннигсеном по поводу его назначения в правительство, но и обрисовал политическое развитие всей нашей партийной системы со времени принятия конституции. Князь диктовал без остановки пять часов, повторяю, пять часов. Он говорил быстрее обычного, и я едва поспевал за ходом его мыслей. В комнате было жарко, я взмок и боялся, что у меня начнутся судороги. Я, не говоря ни слова, снял пиджак и бросил его на кресло. Князь, ходивший взад-вперед, в изумлении остановился, бросил на меня понимающий взгляд и продолжил, не прервавшись ни на секунду, диктовать»26.

С возрастом из-за перенапряжения он стал раздражительным до такой степени, что это тревожило его близких сотрудников. Роберт Люциус фон Балльхаузен, вошедший в число приближенных Бисмарка в 1870 году и в 1879-м назначенный министром в прусское государственное министерство [5] , видел своего шефа часто и замечал происходившие в нем перемены. Еще в 1875 году он писал:

...

«22 февраля. Удивительная черта характера Бисмарка – жгучее желание мести и возмездия за реальные или химерические проявления неуважения. В своей болезненной раздражительности он воспринимает как выпад против него то, что другой человек таковым совершенно не считал и не намеревался делать… Сегодня очень приятный вечер. Он трапезничает, отрезает сам ломтики индейки, запивает четвертью или половиной бутылки коньяка вперемешку с двумя или тремя бутылками «Аполлинариса». Днем, говорит, ему ничего не идет в горло, ни пиво, ни шампанское, но коньяк с минеральной водой – это то, что надо. Он заставлял и меня пить вместе с ним, поэтому мне трудно судить о том, сколько он поглотил»27.

«4 марта. Внутриполитическая ситуация меняется с калейдоскопической скоростью… Бисмарк подходит ко всем вопросам со своей колокольни, не намерен уступать ни грана влияния и меняет позицию каждый день. Когда ему претит что-то делать, он баррикадируется волей кайзера, и все знают, что он добьется своего, если захочет»28.

Трудно представить, как можно служить под началом такого человека, который не терпит инакомыслия, воспринимает любое несогласие как проявление нелояльности и не прощает обиды. Фридрих фон Гольштейн, обожавший Бисмарка, когда был молодым дипломатом, писал позднее, разочаровавшись в своем кумире: «Бисмарк испытывал психологическую потребность в том, чтобы своей властью изводить, унижать и мучить людей. Пессимистический взгляд на жизнь отравил все человеческие удовольствия, оставив ему только один источник развлечения, и будущему историку придется признать, что режим Бисмарка представлял собой нескончаемую оргию презрительного и оскорбительного отношения к человеку, коллективного и индивидуального. Она была и причиной величайших просчетов Бисмарка. Он был рабом своего темперамента и эмоциональных взрывов, для которых не существовало разумных объяснений»29.

«Будущий историк» может согласиться с фон Гольштейном лишь отчасти. Холостяк-одиночка, старший государственный служащий писал эти слова после 1906 года, огорченный тем, как его выдворили из дипломатического истеблишмента. Он с такой же горечью отзывался о Германии и положении, в котором она оказалась. Гольштейн близко знал Бисмарка с 1861 года и одно время был его почитателем. «Будущий историк», конечно, знает, как часто Бисмарк грубил и обижал людей, и то, о чем написал Гольштейн, отмечали и другие их современники. Однако в международных делах Бисмарк вел себя совершенно не так, как дома – без злости и иррациональной раздражительности. В международных делах он должен был считаться с силами, находившимися вне его контроля, и ему приходилось действовать со всей рациональностью и осторожностью, на какую только был способен. В своей стране он тоже проявлял благоразумие и дальновидность, вводя страхование по старости, инвалидности и болезни, но страх и ненависть к социализму закрыли ему глаза на другие социальные проблемы. Мы не будем раньше времени выносить приговор оценке Гольштейном деятельности одного из самых интересных, одаренных и противоречивых представителей человеческого племени, поскольку переходим к описанию его жизненного пути. Читатель сам сделает выводы.