Алчность - Дмитрий Иванович Живодворов

Немец замер он будто даже остолбенел.

– Ви катите купить алмаз обратно? – с осторожностью спросил он.

– Да. Я надеюсь, Вы его не распилили?

– Нет. Не успел еще, – ответил ювелир.

Бруслов высыпал горсть драгоценных камней, Тут были и алмазы и рубины и изумруды, выделялся черный сапфир.

– Я полагаю, этого хватит? – сказал Бруслов. Ювелир взял несколько камней внимательно оглядел их, особое внимание уделил топазу величиной с грецкий орех. Потом он посмотрел на Бруслова: – Ви катите это отдать за тот алмаз?

– Да, – ответил Бруслов.

– Но это гораздо больше, чем стоимость самого алмаза. К чему такая щедрость и …, – немец запнулся.

– И глупость, Вы, наверное, хотели это сказать? – спросил Бруслов. – Скажу только, что для этого есть причина и она финансовая. Я скоро отправляюсь в поездку в Азиатские страны и, узнав о моей находке, через моих друзей, мне в одном Тьмутараканском государстве предложили большие деньги за алмаз булгарских князей. Вот и вся загадка. Гер Крюге я полагаю, сделка выгодна для вас. Соглашайтесь!

Немец, поразмыслив, сказал: – Да! Конечно фыгодна. Идет! И я прошу простить мне мою горачность. Я Фам тут нагофорил…

– Не стоит, – обрезал Бруслов – По рукам?

– Abgemacht,– сказал немец. Выйдя из ювелирной лавки, Бруслов сжимал в кармане один камень вместо дюжины и бормотал: – Слава Богу! Слава Богу!

Причина его поведению была в дне прошедшем. Бруслов увидел, что его удары по мозаике на печи скололи глазурь и обнажили драгоценные камни.

–А Вы знаете, что – куплю я Ваш дом, – крикнул Бруслов, глядя на блеск камней. Он аккуратно, чтобы не привлекать дополнительного шума начал выцарапывать камни. Нож иступился быстро, и он зашел к соседу и попросил отвертку на время. С отверткой в наборе шел маленький плотницкий молоточек. Работа закипела, через час Бруслов удалив один ряд мозаики на печи, обнаружил 27 камней разного размера и природы. Все камни были без огранки, неправильной формы и цвета. Но одно было точно – это, то, что это были драгоценные камни. Поняв, что за каждым мозаичным камушком сокрыт алмаз, Бруслов оглядел печь снизу до верха. Он снял один ряд глазури с камней, и ему хватило бы до конца жизни, жить безбедно. А перед ним стояла печь состоящая из 180 рядов мозаики. Кроме прочего он только сейчас заметил, что есть ряды шире и больше по размеру остальных. Он начал внимательно изучать и ощупывать всю мозаику. На самом верху сбоку он увидел очень красивую кафельную плиточку сбоку печи, на которой был изображен медведь. Он сотни раз видел эту кафелинку и не видел ничего необычного. Но после последних событий он встал на табурет и стукнул по ней молоточком. Пустота отозвалась за нею. Он ударил посильней, кафель треснул и раскололся. В образовавшейся пустоте Бруслов увидел кирпич. Это был просто кафель, сказал он сам себе. Спустившись на табурет, он сел. Только сейчас он почувствовал усталость. Он пнул ногой осколок кафеля, он перевернулся и Бруслов увидел, что на обратной стороне плитки что–то виднеется. Он поднял осколок, сзади была буква R, написанная зеленой краской. Он поднял все осколки и сложил их, получившаяся надпись заставила его побледнеть. Там было написано RAKSI. Это же имя князя на алмазе – чуть не закричал он. Взяв свечу, он вскочил на табурет и поднес огонь к кирпичной кладке. В кирпиче было углубление – типа глубокой ямки, уходящее вглубь кирпичной кладки. Это углубление своей формой было точно алмазу проданному Крюге. Бруслов попытался нажимать на углубление в разных местах, засовывал разные предметы, все напрасно. Нужен был алмаз, так как, похоже, он выполнял функцию ключа для какого–то тайника.

…Слава Богу! – повторял он, идя утром из ювелирной лавки Крюге. – Успел!

Зайдя в комнатку, он кинул трость и, не снимая костюм, встал на табурет. Взяв в руку алмаз, он начал прикладывать его в отверстие. Камень не входил. Он пытался поворачивать его по–разному, тщетно. Ничего не происходило. Обессилив Бруслов сел на кровать. Только сейчас он почувствовал, как болят его ноги. Голова гудела и налилась свинцом. Он облокотился о стену, закрыл глаза. Завертелись круговоротом слова, картинки, события. Здесь был и следователь Звягин и Ипатов, и сосед с молоточком и кафелинка с медведем и надписью…СТОП. Бруслов мгновенно открыл глаза – надпись RAKSI на кафеле и на алмазе – может нужно повернуть алмаз так, чтобы надпись на нем смотрела надпись на кафеле. Сон исчез. Через секунду он искал надпись на алмазе. Еле нашел так, незаметна она была сделана, аккуратно – боясь, что не получится, он начал вкладывать в отверстие алмаз надписью наружу. Через мгновение камень будто провалился внутрь, тут же что–то щелкнуло, и боковая стенка печи приоткрылась как дверца. Бруслов окаменел, потом кашлянул, пришел в себя, слез со стула приоткрыл боковину печи. Это оказалось не трудно, боковина была изначально сделана как дверь. Внутри была собственно печь, да настоящая печь, состоящая из топливника, дымохода. Правда, печью видимо ни разу не пользовались, дымоход был заложен. Бруслов зашел внутрь печи. Места было немного, но два человека поместились бы. Странно, подумал он, для чего делать печь с таким секретом в виде тайника, а в тайнике пусто? Может в ней кто–то сам прятался при нужде, – думал Бруслов.

Он еще раз осмотрел тайник. Выходить не хотелось. Он повернулся, вокруг держа свечу перед собой. Ничего кроме кирпича и золы на стенах. Он вышел разочарованным. Обтрусил золу с одежды. Ну, разве поймешь, зачем кто–то сделал тайник в печи? А может и был там клад, да вынули давно. Да, – видимо так, думал Никита Селиванович, вытирая золу с руки. Но если есть зола, значить должны были печь топить, а как ее топить, если она е может быть растоплена. Тогда зола – откуда? Это уж фантазия, какая то – подумал Бруслов. Снова зашел в тайник, поднес свечу к закопченной стене. Копоть была старая, пыльная уже без сажи. Он взял тряпку и потер стену, эффекта не было. Он потер сильнее, после плюнул на стену. Под слюной появилось что–то белое. Бруслов взял ведро воды, окатил стену и начал тереть наотмашь, нервно и сильно. Через несколько минут перед ним был очищен маленький участок стены, на которой виднелась надпись ничего не значащая для Никиты Селивановича – Калуга.

5

Лев Петрович Одинцов любил гулять после завтрака, до полудня. Природа только начинала