После бури - Фредрик Бакман

встала на цыпочки и укусила его за щеку – у него подкосились ноги. Обычно Йонни самый большой и сильный, куда бы он ни пришел, но что бы люди ни думали, если по ту сторону горящей стены окажутся дети, Ханна прорвется в дом быстрее, чем он. Она непростой человек, строптивый и дерзкий, ей тяжело угодить, но он любит ее больше всего на свете за ее дьявольский и бескомпромиссный инстинкт защитницы. «Мы помогаем всем, кому можем помочь», – шепчет она ему на ухо в худшие дни, когда кто-то погибает у него на пожаре или у нее в роддоме. Пожарный готов столкнуться со смертью в любой момент, а акушерка – в самый страшный: в первое мгновение жизни. Эти слова утешают их и напоминают о долге. Мы помогаем, если можем, когда можем и кому можем. Вот такая у них работа, и они ей под стать.

Йонни медленно разжал руки – никогда ему не привыкнуть, что от этой неряшливой задиры внутри все переворачивается. Он пошел проверить, зарядился ли телефон, а она долго смотрела ему вслед – никогда ей не привыкнуть к тому, что после двадцати лет совместной жизни ей по-прежнему хочется сорвать одежду с этого занудного педанта, достаточно ему лишь посмотреть ей в глаза.

В прихожей зазвонил телефон. Пора. Ханна зажмурилась, выругалась и пообещала себе, что не будет ссориться с Йонни. Он никогда не обещал, что вернется домой невредимым, – это плохая примета. Просто вновь и вновь повторял, что любит ее, а она отвечала: «Тем лучше для тебя». Телефон продолжал надрываться – наверное, Йонни в туалете и не может ответить; она окликнула его во весь голос, чтобы перекричать оглушительный дребезг оконных стекол на ветру. Дети выстроились на лестнице, чтобы обнять папу на прощание. Тесс обхватила троих братьев: Тобиаса, Теда, Тюре. Папа считал, что глупо давать всем детям имена, начинавшиеся на «т», но договорился с их мамой, когда они полюбили друг друга, что она будет придумывать имена детям, а он – собакам. Собак они так и не завели. Да, Ханна всегда была более практичной.

Тюре плакал, уткнувшись в футболку Тесс, никто из братьев не пытался его одернуть. Они и сами плакали, когда были помладше, потому что в семье не бывает одного пожарного, так уж устроена жизнь, пожарной командой становится вся семья. Они не могут позволить себе думать: «С нами такое никогда не случится» – нужно быть готовыми ко всему. Поэтому у родителей есть простое соглашение: никогда не рисковать одновременно. Кто-то один должен остаться с детьми, если произойдет худшее.

Йонни стоял в прихожей и все громче кричал в трубку, но без толку. Может, он нажал не на ту кнопку? Он проверил список звонков: странно, последний от мамы – десять минут назад. Прозвучало еще несколько звонков, и тут он понял, что все это время звонил телефон Ханны. Она в растерянности взяла трубку, посмотрела на номер и услышала голос шефа. Через тридцать секунд она вылетела из дома.

Ты хочешь понять людей? Правда? Тогда тебе надо узнать про лучшее, на что мы способны.

4

Дикари

Беньи проснется от грохота. Он сядет в кровати и не поймет, где находится, – от похмелья у него нарушились ощущения пространства – кажется, он слишком велик для этой комнаты, будто проснулся в кукольном домике. Ничего удивительного, это продолжается много дней, каждое утро он просыпается в ужасе от того, что до сих пор жив.

Это случится на следующий день после бури, о которой он пока что не знает, он еще не понимает, забыл он свой сон или до сих пор спит. Длинная челка упадет на глаза, боль пронзит каждый сустав и сухожилие по-прежнему мускулистого тела, накачанного за время жизни в хоккее, хотя теперь Беньи двадцать, и он скоро два года как не вставал на коньки. Тощий, насквозь прокуренный, он попытается встать с кровати, но упадет на колено, пустые бутылки покатятся по полу, заваленному бумагой для самокруток, зажигалками и остатками фольги, а головная боль навалится с такой силой, что, даже зажав уши, он не поймет, откуда этот грохот – изнутри или снаружи. Раздастся еще один залп, стена задрожит, Беньи в испуге присядет на корточки, потому что стекло в окне над кроватью вот-вот треснет и погребет его под своими осколками. А в углу будет звонить, и звонить, и звонить телефон.

Два года назад Беньи уехал из Бьорнстада и все это время скитался по свету. Оставив город, где прошла его жизнь, он ехал автостопом, на поездах, плыл на пароходах до тех пор, пока вдоль дороги не перестали появляться города с хоккейными клубами. Он уехал черт знает куда и разрушал свою жизнь всеми возможными способами, но с удивлением обнаружил, что есть вещи, которых ему не хватает. Взгляды, руки, дыхание на затылке. Танцпол без вопросов. Чтобы стать свободным, ему нужен был хаос, а чтобы не чувствовать себя одиноким – одиночество. У него и в мыслях не было возвращаться, теперь любая чужая планета могла стать ему домом.

Был ли он счастлив? Раз у тебя возникает такой вопрос, ты совершенно не знаешь Беньи. Он никогда не возлагал особых надежд на счастье.

Заспанный и похмельный, он будет стоять на подоконнике в маленьком гостиничном номере, глядя на мир за окном и не ощущая себя его частью. Внизу на дороге столкнутся две машины – от этого грохота он проснется. Закричат люди. Так, что у Беньи зазвенит в ушах. До тех пор, пока он не поймет, что это телефон.

– Алло? – выдавит он голосом, севшим от долгого молчания, а до этого надорванным от крика.

– Это я, – устало и обреченно прошепчет его старшая сестра на другом конце провода.

– Адри? Что случилось?

Она будет осторожно подбирать слова – сейчас он слишком далеко, чтобы сообщать ему эту новость, как старшая сестра сообщает младшему брату. Он выслушает молча, он всю жизнь тренировался не подавать виду, когда внутри что-то гаснет.

– Умерла? – наконец произнесет он, и сестре придется повторить, как будто он забыл часть слов своего языка.

В конце концов он прошепчет «понятно», шорох дыхания в трубке – вот и все, чем даст себя знать маленькая ударная волна от разорвавшегося сердца.

Беньи нажмет «отбой» и начнет собирать сумку. Раз-два и готово, он путешествует налегке и всегда готов двинуться в путь.

– What’s going on? What time is it?[1] – донесется шепот из кровати.

– I have to