Искатель. 1979. Выпуск №3 - Сергей Наумов

— Пуля? — спросил подошедший Агальцов. — Неужели моя?

— Нет. Скорее всего цианистый калий, — угрюмо отозвался следопыт, — а может… Постой-ка…

Гомозков наклонился к мертвому нарушителю, достал нож.

— Похоже, здесь работал другой яд, — сказал он через минуту. На его ладони лежали две целехонькие ампулки с прозрачной жидкостью. — Побудь тут. Я к Мушкету, он живой был, перевязать нужно…

Гомозков с сожалением осмотрел свою распухшую руку и достал индивидуальный пакет.

Мушкет был жив, но потерял много крови. Пуля скользнула по черепу, разорвала кожу и сильно контузила животное. Перевязав собаку, следопыт подключился к замаскированной в зарослях розетке и доложил на заставу о случившемся.

— Добро, Глеб, — сказал Недозор, — жди капитана, он рядом.

Гомозков вернулся на поляну, где Агальцов, сидя на корточках, рассматривал — холодное, безжизненное тело.

«А ведь для него все это впервые», — вдруг подумал сержант и спросил:

— Обыскал?

— Не-е. Вот пушку осмотрел… Стрельнуть бы из нее… Интересные игрушки делают на Западе.

Гомозков прикрыл утомленные глаза, поморщился от ноющей боли в руке, негромко обронил:

— Спасибо тебе, Алексей, за выручку…

— Да ну, чего там, обыкновенное дело, спрашиваем — отвечаем: сколько будет дважды три умноженное на девять…

Сержант усмехнулся, достал фляжку, глотнул холодной воды.

— Ты знаешь, что однажды сказал один умный и старый человек о нашей службе?

Сержант помолчал, собираясь с мыслями, а может быть, вспоминая сказанное:

— Нигде, как на границе, не чувствуешь, насколько дорог простой миг бытия, дорог друг, глоток свежей воды. Нигде, как на границе, не познаешь, как неестественны трусость, ложь и лицемерие, — их бессмысленность. Только на границе людям случается видеть собственную смерть в облике ли респектабельного цивильного человека, или озверевшего, готового на все бандита. За годы службы на границе этот человек видел много смертей…

— Недозор, что ли? — догадался Агальцов.

— Да. Ива Степанович… Вот ты сегодня первый раз видел свою смерть. — Гомозков кивнул на мертвого нарушителя. — Он мог тебя убить…

— А тебя?

— И меня. Но не в первый раз…

— Ладно. Что не случилось, то не считается, — весело сказал Агальцов. — Думаю, что этот гигант был не один, товарищ сержант, а изображал из себя Буцефала, проще говоря, лошадь Александра Македонского. Но седок не оставил ля трас…

— Чего не оставил? — вскинулся Гомозков.

— По-французски ля трас — след. Так седок его не оставил.

— Разбираешься… — задумчиво протянул следопыт.

ГОМОЗКОВ И КАПИТАН СТРИЖЕНОЙ

Дожидаясь капитана, Гомозков не сидел без дела. Укутал Мушкета в бушлат, обшарил на всякий случай поляну в поисках следов. Не обнаружив таковых, вернулся к мертвому нарушителю и тщательно обыскал его. Две полные обоймы к бесшумному пистолету, плитка черного шоколада, белые таблетки в целлофановом пакете, сигареты, стеклянная плоская фляжка с коньяком. И никаких документов. Похоже, на прогулку собирался человек.

Для Гомозкова сегодняшний поиск — повторение пройденного. И все же этот долгий бег по лесу и короткая схватка на поляне как бы заново волновали следопыта, заставляли взглянуть на себя со стороны, оценить каждый шаг, выявить ошибки. На поляну он выскочил опрометчиво, то, что торопился достать нарушителя, не оправдание. Возможность засады нужно было предвидеть и обойти стожки по кромке леса. Капитан, конечно, выскажется по поводу контузии и ранения Мушкета.

Строг Стриженой, но справедлив. А последнее время совсем засуровел капитан. И тому есть причина. Уехала жена. Красивая женщина, ничего не скажешь. Полгода всего и прожила на заставе. По его, Гомозкова, рассуждению, женщине на границе делать нечего — никаких тебе развлечений. Пообщаться, поговорить — разве что с Агальцовым. Капитан весь в делах и заботах, участок-то трудный, ох, трудный. Гомозков знает это по себе, на таком участке не заскучаешь.

И опять же привычка. Кто вырос в большом городе, к пограничной тишине трудно привыкает, тут иной раз комара слышна. Случаются тревоги — тоже для городского человека не сахар. Шум среди ночи, «газики» ревут, солдаты топают, команды рвут эту самую пограничную тишину. Захочешь потом уснуть — не успеешь. Все равно ждать будешь — что там, как там. Большой город, большой город… Гомозков и сам тосковал по своему Саратову.

С капитаном у сержанта сложились дружеские, добрые отношения, вместе решали шахматные задачи, до которых Стриженой был охоч, вместе думали, как плотнее закрыть границу, вместе бегали тренировочные кроссы — готовились к тому, что случилось сегодня.

Серьезный, хитрый и дерзкий прорыв. И то, что нарушитель отравлен медленно действующим ядом, подтверждало опасения следопыта — где-то затаился второй, тот, что не оставил следа.

Придется вызывать отрядного проводника с собакой. И пройти по обеим сторонам ручья. Дождь и время — вот что работает на второго. А может быть, вспугнутый боем на поляне, он уже выскользнул за рубеж.

Обследовать контрольно-следовую на всем протяжении — такую задачу поставит капитан, если уже не распорядился осмотреть КСП.

Капитан с Заборовым вынырнули из зарослей с юга, откуда Гомозков их не ждал. Привалились к крайнему стожку, давая отдых, натруженным ногам, не спеша закурили, первым капитан, потом солдат.

Стриженой выслушал доклад Гомозкова, недовольно нахмурился, узнав о ранении Мушкета, и подошел к лежавшему на боку нарушителю.

— На пикник собирался… И заметь, Гомозков, погоду для этого выбрал подходящую. «Лошадка», что и говорить, мощная… И все же не поверили там, что при крайней необходимости человек этот воспользуется ампулами с цианом, подстраховались… ровно настолько, чтобы дать второму уйти, а «носильщику» наследить,…

— Выходит, «рядовой» тут лежит, а «генерал» ушел, — вставил Гомозков.

— Выходит так, Глеб. Отряд поднят по тревоге, дружинники тоже не спят… — Капитан аккуратно спрятал окурок в портсигар, — Куда ж ему деваться…

— Возьмем, товарищ капитан, — улыбнулся Гомозков, — вот только дождь некстати.

ГОМОЗКОВ

Дождь размыл контрольно-следовую полосу до стыка с соседней заставой. В низинах стояли огромные лужи, и ни о каком прочтении следа не могло быть и речи. В двух местах дикие свиньи так вспахали полосу, что даже Гомозков только развел руками, глядя на глинистое месиво. Отрядный следопыт Тарас Карун с собакой Найдой метался вдоль КСП, поглядывая на высокое начальство с опаской, но все это были пустые хлопоты. Собака, как и предполагалось, след не взяла.