Песня, собранная в кулак - Наталья Кончаловская

Они пели песенку, которую тогда насвистывал весь Париж. Я до сих пор помню слова этой песенки:

Скажите, Шевалье!

О месье Шевалье!

Интересно мне услышать ваше мненье,

Почему, скажите мне,

Нет французов на Луне?

Это, верно, ведь большое упущенье!

Мамзель Валлэ!

Мамзель Валлэ!

Если б было там людское населенье,

Все лунатики тогда

Стали драпать бы сюда!

Это правда, месье Шевалье?

Да! Это так, мамзель Валлэ!

Вот какие легковесные остроты считались тогда модными. Это было время, когда знаменитая Мистен-гетт (Знаменитая певица "уличного жанра".) уже была на возрасте, а на эстрадах появились новые звезды, такие, как молоденькая Ракель Меллер в своей "Виолетере" - испанская девушка с корзиной живых фиалок.

Сеньориты и сеньоры!

Покупайте вы фиалки,

Пусть не будет денег жалко,

Это тот цветок, который

Счастье может принести!

пела Ракель, и весь Париж повторял за ней эту лесенку.

Тогда же впервые свела с ума публику песенками и танцами молодая негритянка Жозефина Бекер, с кожей, отливавшей оливковым глянцем, с чудесным сложением, с обаянием негритянской изящной некрасивости. Голос у нее был небольшой, но танцевала она бесподобно.

Совсем недавно я видела ее, шестидесятилетнюю Жозефину, на сцене театра "Олимпия". Она так же грациозна и прелестна. Окутанная розовым облаком нейлона и страусовых перьев, она под конец выступления садится на рампе, свесив в оркестр свои стройные ножки, и поет чудную простую песенку о том, как она любит своих шестнадцать приемных детей разной национальности и как она воспитывает их в духе братской любви и преданности семье, которую она, Жозефина, сама сплотила своей любовью и заботой...

Теперь я хочу представить себе, какой была Эдит Пиаф, когда Жозефина впервые появилась перед парижским зрителем.

Она, конечно, еще путешествовала с папашей Гассионом по ярмаркам и казармам, таща за ним скатанный в рулон коврик. Она тогда еще пела только Марсельезу после выступления отца. Ей было тогда десять лет.

Мне, дочери русского художника, одного из первых советских живописцев, приглашенного в Париж для персональной выставки, конечно, не пришлось бы увидеть этой пары - уличного акробата с дочерью. Мы бывали совсем в других местах и виделись либо с русскими из нашего посольства, либо с обитателями Латинского квартала - художниками, музыкантами, поэтами.

Но, может быть, Морис Шевалье на народных гуляньях, на больших площадях Парижа проходил мимо круглолицей девочки с большим бантом в распущенных волосах, протягивавшей тарелочку с медяками в надежде на еще одну монетку. Проходил, не подозревая, что он станет большим почитателем ее таланта и будет считать за честь выступать с ней вместе...

Шевалье, человеку иного темперамента, чем Эдит, истому французу, во всем знающему меру, конечно, была чужда ее неистовость. В своей книге воспоминаний он писал о ней: "Пиаф, маленький чемпион легкого веса, нещадно тратит свои возможности. Она словно не экономит ни сил, ни заработка. Она бежит, гениально восставая против всего узаконенного, катится к пропасти. Я словно стою на обочине ее дороги и, симпатизируя, с тревогой наблюдаю за ней. Она хочет охватить все и все охватывает, отвергая древний закон осторожности в профессии "звезды"!" Так писал Шевалье, безоговорочно признавая талант, который, как звезда, взошел на черном небе ночного Парижа! Талант, который внес новое в жанр французских шансонье, внес свою правду подлинного искусства. И первым, кто угадал ее, был Морис Шевалье: "А она с нутром, эта малютка!"

В ДОМЕ НА АВЕНЮ ДЕ ЛЯ ГРАНД АРМЕ

Луи Лепле верил в талант Эдит, и ничто не могло разубедить его. Вокруг них было много людей, пытавшихся очернить ее. Она постоянно раздражала кого-нибудь своим вздорным характером, своей некрасивостью и невзрачностью. Лепле никого не слушал.

- Гениальное существо! Когда-нибудь все поймут это.

И он продолжал требовать от Эдит тренировки голоса, поисков собственного жанра, постоянной работы над жестом, движением и выразительностью. Ей все давалось легко, потому что во все вкладывался неуемный темперамент.

Лепле был одинок. Перед встречей с Эдит он потерял единственного друга мать. Может быть, потому он привязался к Эдит, следил за ней, опекал по-отцовски, журил за влюбчивость, легкомыслие и особенно серьезно заботился о ее голосе и ее репертуаре.

Однажды ему представился блестящий случай показать Эдит на вечере-гала. Он был устроителем концерта в пользу вдовы недавно умершего знаменитого клоуна Антоне. Были собраны "звезды" Парижа. Суперобложку на программу рисовал художник Поль Колэн. Со вступительным словом появился перед публикой известный драматург Марсель Ашар, В программе стояли имена лучших актеров театров, кинематографа, цирка, эстрады. И среди таких знаменитостей, как Мистенгетт, Морис Шевалье, Прежан, Фернандель и Мари Дюба, впервые появилось имя Эдит Пиаф.

Это была весна 1936 года. Возле цирка Медрано, где должен был состояться вечер-гала, на бульваре Клиши продавали фиалки. Черные ветви деревьев чертили гаснущее над Парижем небо. Монмартр был окутан первым весенним теплом.

Концерт удался. Все исполнители были в ударе. Публика принимала их с восторгом, но для нее было неожиданным выступление довольно курьезной парыЛепле и Эдит Пиаф. Худой, высокий Лепле, элегантный, в безупречном фраке, с изысканными манерами, известный всему Парижу как один из виднейших режиссеров, аккомпанировал уличной "мом" в черном пуловере и дешевой юбчонке. Эдит так блестяще исполняла свои песенки, что публика приняла ее с не меньшим энтузиазмом, чем свою любимицу Мари Дюба. Аплодисменты и крики "браво" доставляли Лепле истинную радость. Он гордился своей воспитанницей.

- Ну, кроха, ты выходишь в большие кадры! - сказал он, расцеловав Эдит после выступления.

В апреле решено было ехать в Канны на весенние гастроли. Они тщательно готовили программу к поездке, разучивали новую песенку "Фрак поет", которую написали для Эдит композитор Аккерман и поэт Жак Буржа.

А между тем дни Лепле были сочтены. Видимо, он чувствовал это, потому что стал задумчивым и даже чем-то удрученным.

- Знаешь, кроха, я видел во сне мать. Она говорила: "Приготовься, я за тобой приду".

Эдит смеялась и старалась разубедить его в нелепых предчувствиях.

Шестого апреля Лепле был убит у себя на квартире,. на авеню де ля Гранд Арме. Вечером он вернулся из турецких бань. А утром был найден в постели с простреленной головой. Выстрел был сделан прямо в глаз. Никаких следов ограбления не найдено.

Накануне вечером в театре Эдит и Лепле сговорились утром поехать погулять в Булонский лес, как это они всегда делали перед репетицией. Но к ночи за Эдит заехали друзья, чтоб проводить одного из актеров, которого забирали в армию. Решено было покутить в последний раз в компании с новобранцем. Разошлись под утро - всю ночь танцевали.

В восемь часов Эдит добралась домой и, прежде чем лечь спать, решила позвонить Лепле - повиниться и попросить отложить утреннюю прогулку в Булонский лес. Трубку подняли немедленно.

- Алло! Папа Лепле?

- Да.

- Папа, извините, что я вас так рано разбудила,-" защебетала Эдит, - но дело в том... Мы только что проводили нашего...

- Приезжайте немедленно.

Трубка была брошена. Эдит поразило только одно; папа Лепле обращался к ней на "вы".

"Сердится", - подумала она, затем накинула пальто, спустилась вниз и взяла такси...

Дом возле площади Этуаль, на авеню де ля Гранд Арме, в котором жил Лепле, был оцеплен полицией. Со смутным предчувствием огромного несчастья, она пробилась сквозь толпу зевак к подъезду. Инспектор заметил ее.

- Вы Эдит Пиаф? Проходите!..

В сопровождении ажана она поднялась в лифте. Двери были открыты, шторы спущены. По квартире ходили какие-то люди. В кресле в гостиной глухо рыдала Лаура Жарни - владелица театра Жернис. Эдит кинулась в спальню. Па кровати, вытянувшись под простыней, лежал мертвый Лепле. Лицо его было необычайно красиво и величественно. Пуля, попавшая в глаз, нисколько не изуродовала его...

Эдит с воплем упала на ковер возле кровати.

РАЗМЫШЛЕНИЯ ЗА КРАСНОЙ СКАТЕРТЬЮ

- Мне бы хотелось угостить вас ужином на бато-муш. - Мариз смотрит на меня черными, как зрелые оливки, глазами. Своей темной, густой челкой над продолговатым лицом, маленьким ртом, черным бархатным костюмом, в вырезе которого пенятся кружевные рюшки, и белой камелией в прическе она мне напоминает какой-то ренуаровский портрет, но в черно-белой репродукции.

Мариз - журналистка, мы с ней знакомы еще с французской национальной выставки в Москве. А сейчас она встретила меня в Париже, чтобы побродить вместе по музеям и выставкам.

Ужинать так ужинать! И мы с Мариз отправляемся на Аллею Альберта I. Там пристань речных трамваев- бато-муш. Народу масса. Сегодня воскресенье, и множество туристов хотят прокатиться в плавучем ресторане. Мы становимся в очередь в кассу.