Криошок - Марат Александрович Чернов

сбавил шаг, но ни разу не обернулся посмотреть на своих спутников, которые брели на почтительном расстоянии от него, включая и Фридмана. Изредка он поглядывал на дисплей своего навигатора GPS, чтобы убедиться, что они двигаются в нужном направлении.

Холодное солнце всё так же высокомерно взирало на них с высоты чистых безоблачных синих небес, однако к нему оказалось столь же сложно привыкнуть, как и к сверхъестественно низкой температуре.

Один из мужчин, невысокий и жилистый Павел Лядов проклинал себя за то, что не сбрил усы и бороду перед полётом – растительность на лице на морозе обладала способностью обмерзать. Лишь один сибиряк Егор монотонно напевал себе под нос какую-то весёлую песенку, будто его и взаправду не мог прошибить даже лютый северный колотун.

Светлана, державшаяся в начале строя, оглянулась и увидела, что Катя снова отстаёт. Однако на этот раз, похоже, с ней было не всё в порядке. Девушка остановилась и обессиленно присела на сани, прикрыв лицо рукой. Чирковская, отцепив свою ношу, подошла к ней и в изумлении увидела, что та, быстро моргая ничем не защищёнными глазами, со всей силы растирает их рукой в перчатке. Катя подняла на Свету увлажнённые и раскрасневшиеся глаза и простонала:

– Я больше не могу!..

– Что с тобой?

– В глазах будто песок. Боже, я почти ничего не вижу!

Света склонилась над ней, приблизив руками её лицо. Расширенные зрачки Кати немного прояснили ситуацию. Больше всего это напоминало так называемую «снежную слепоту».

Громкий возглас Светы остановил всех, включая даже Царицына. Лыжники собрались вокруг хныкающей Кати, в которой теперь не осталось и следа от прежней беззаботности и задора.

– Ну вот, у нас теперь и первый потерпевший, – сухо констатировал Фридман.

– Что с ней? – спросил Шумилов.

– А ты как думаешь, Вячеслав? – недовольно отозвался учёный. – Я ведь наказал хранить при себе свои очки как зеницу ока. Здесь на полюсе, снежная болезнь – быстрое дело. Снег отражает солнечные лучи и мощнейший поток ультрафиолета и, как следствие, мгновенное поражение радужной оболочки. Она просто сожгла себе глаза, пока добрых четыре часа пялилась на снег.

– Повежливее, господин академик! – раздался рык сибиряка.

Он протянул Кате свои матовые светофильтры.

– Ей это уже не поможет, – хладнокровно сказал Герман. – Поэтому советую оставить очки при себе. И прошу, обойдёмся без лишних титулов. Я не академик, а всего лишь профессор.

– Профессор, – хмыкнул Вячек, – может, вы окажете ей посильную медицинскую помощь, чтобы она не мучилась.

– Помощь ей окажут на станции, – отрезал Фридман. – А до неё ещё около трёх часов пути. Всё, что мы можем сделать для Катерины – это наложить ей на глаза тёмную повязку и тащить дальше на санях. Егор, я думаю, ты справишься, – сказал он, смерив сибиряка взглядом из-под стёкол своих непроницаемых светофильтров.

– Справлюсь, – ругнувшись вполголоса, буркнул Егор.

– Похоже, вечер на полюсе перестает быть томным, – усмехнулся Шумилов.

Как ни странно, он не был лыжником, хотя получил такое же приглашение из научного института, как и остальные. Однако этот молодой, отчасти безалаберный, но, тем не менее, женатый и довольно успешный мужчина не переставал удивляться самому себе – он, вероятно, один из истинных фанатов дайвинга своего родного, прекрасного и сложного большого города, обожавший море, океан и песчаные пляжи и, мягко говоря, недолюбливавший зимние виды спорта, с удовольствием принял это странное предложение и, несмотря на дикий холод и связанный с этим известный дискомфорт и стресс, отнюдь не чувствовал себя в эти минуты погибающей в смертоносной ледяной пустыне песчинкой. Удивительно, но на данный момент Шумилов чувствовал себя довольно сносно, и объяснить это было нельзя ничем. Наверное, поэтому он сохранял оптимизм и продолжал шутить и острить над всем, что для других представлялось не самым весёлым.

Царицын, снова заправившись дозой горячительного из пластмассовой фляги, вновь устремился вперёд, за ним радист, Фридман и все остальные; цепочку замыкали Егор, тащивший за собой сани с приунывшей Катей, которой наложили повязку из бинтов на глаза. Рядом держалась Лена, подбадривая забавными рассказами из своей спортивной жизни Катю, а заодно и сибиряка, чтобы ему не было слишком грустно тянуть одному, как бурлаку, свою ношу, которая становилась намного тяжелее всякий раз, когда на их пути возникали зачастившие препятствия в виде высоких торосов.

Света присоединилась к Фридману и попыталась его разговорить. Она рискнула при нём на время снять свои очки, но профессор будто этого и не заметил.

– Вы часто бываете на полюсе? – спросила она.

– Часто не получается, девушка, – неохотно ответил он. – Во-первых, мероприятие это не из дешёвых, но раза три на полюсе я был.

– Любите это дело?

– В смысле? Какое именно?

– Покорение снежных вершин, борьбу с природой, лютый холод.

– Это моя профессия и призвание. Я – учёный, представляю направление арктической медицины. Ну и потом, наш институт получил очень интересный и высокооплачиваемый заказ на изучение и раскрытие защитных свойств организма и его сопротивляемость к холоду, который вы называете лютым. Вам знакомо такое понятие, как криошок? Смертельно опасная реакция организма на резкие перепады температур, вызывающие спазм кровеносных сосудов и рефлекторную остановку сердца. Ледяной шок может убить мгновенно, а мы в нашем институте ищем пути, чтобы риск был минимален. Для этого и приходится работать с живыми людьми, хотя мы стараемся брать довольно подготовленных и физически выносливых, иначе тесты были бы бесчеловечны, – он безрадостно улыбнулся одними губами.

– А сами вы, по-моему, холода особо и не боитесь? – заметила Чирковская, припомнив его небрежное отношение к тёплой одежде.

– Не особо. Но это – годы тренировок, закаливание в холодной воде. Вечная игра в прятки с криошоком. И в этом – вся моя жизнь.

– Мне кажется, я вас понимаю, – сказала Светлана. – Вся моя жизнь – это спорт, а значит, постоянные перегрузки на сердце и всё те же опасные перепады температур. Но спорт – это прекрасно! И полюс – это так классно! Я и не подозревала, что здесь так красиво.

– В это время, да. Это ведь полярный день, начало весны, здесь постоянно светит солнце, и так будет продолжаться ещё полгода. Сейчас, кстати, немного ниже двадцати пяти градусов Цельсия. Но это сейчас, а ведь погода на полюсе изменчива. И, кроме того… вы не бывали на полюсе в полярную ночь, когда температура опускается до минус восьмидесяти и ниже, когда выживают только редкие криофилы и особо выносливые бактерии?

– И люди? – спросила Чирковская, подмигнув доктору.

– Ну, люди – это отдельный разговор. Люди умеют приспособиться. Однако без этой способности человеческий организм не имеет ни малейших шансов выжить,