Крымская война - Евгения Кайдалова

Корабли приносят в жертву

После поражения при Альме командующему русской армией в Крыму Александру Сергеевичу Меншикову стало очевидно: положение Севастополя критическое. Вражеская эскадра в любой момент может войти в Севастопольскую бухту, и тогда городу настанет конец. Поэтому на следующий день после боя при Альме Меншиков отдал приказ командующему Черноморским флотом, адмиралу Владимиру Алексеевичу Корнилову: затопить при входе в бухту старые корабли, чтобы преградить вход неприятельским судам.

Однако у Корнилова были совсем другие планы: выйти в море и сразиться с неприятелем. Он понимал, что его эскадра обречена, но не видел другого пути. Вот что вспоминает об этом один из участников событий: «Какой неувядаемый, блистательный венок готовился Черноморскому флоту: 14 кораблей, 7 фрегатов и 10 пароходов хотели сразиться с 33 кораблями и 50 пароходофрегатами. С какой дивной, чудной памятью погреб бы себя в волнах Черного моря Черноморский флот! Может ли быть славнее смерть?» [2]

Но Меншиков стоял на своем: «Выход в море для сражения с двойным числом неприятельских кораблей, не обещая успеха, лишит только бесполезно город главных своих защитников» [там же].

В итоге оба адмирала, впоследствии командовавших обороной Севастополя, – и Корнилов, и Нахимов – скрепя сердце вынуждены были расстаться с кораблями, которые считали родными. Боль от потери усугубляло то обстоятельство, что некоторые из судов, расстрелянных береговыми батареями и отправленных на дно, участвовали в победоносном Синопском сражении.

Вот что писал об этом один из моряков: «Трудно вообразить это грустное чувство при виде погружающегося родного корабля. Корабль не есть просто соединение дерева, железа, меди и снастей, нет – это живое существо, способное понять все хлопоты, старания, труды о нем и отблагодарить вас с полной благодарностью» [там же]. Несомненно, похожие мысли обуревали и Корнилова с Нахимовым.

Однако жертва была принесена не напрасно: англо-французская эскадра не смогла войти в бухту. Ведь 16 затопленных судов образовали две практически непроходимые линии при входе в гавань. А команды затопленных кораблей присоединились к солдатам – защитникам города.

Сегодня памятник затопленным кораблям – одна из главных достопримечательностей Севастополя.

Две ошибки

«Время покажет, что такое Меншиков как полководец; но, если даже он и защитит Севастополь, то я не припишу ему никогда этой заслуги. Он не может или не хочет сочувствовать солдатам» [1] – так высказался о командующем русской армией в Крыму Николай Иванович Пирогов. Увы, слова его оказались пророческими.

Еще в 1852 г. адмирал Корнилов настаивал на необходимости обзаводиться паровыми боевыми кораблями, а также всячески укреплять Севастополь. Но Меншиков никак не реагировал на предложения адмирала, даже когда война уже разразилась.

За полгода до высадки союзников в Крыму Корнилов представил Меншикову проект укреплений, которые следовало возвести в Севастополе. Зная о нежелании командующего это делать и о том, что он не воспринимает угрозу вторжения всерьез, Корнилов заручился поддержкой офицеров Черноморского флота и нескольких состоятельных жителей Севастополя, которые письменно обязались самостоятельно собрать сумму, необходимую для строительства укреплений. Меншиков отказался и от этого, причем с негодованием. Но Корнилову все же удалось настоять на том, чтобы подрядчику Волохову разрешили за его собственный счет (!) выстроить башню для защиты рейда со стороны моря. Строительство башни было закончено всего за два дня до высадки десанта, и в первый день бомбардировки Севастополя именно она спасла рейд от подхода неприятельского флота вплотную к берегу.

Однако это был еще далеко не весь ущерб, нанесенный городу неправильными действиями командующего. Сразу после поражения при Альме ретировавшись в Севастополь, Меншиков очень скоро решил покинуть его и отвести войска на север к Бахчисараю, назначив командующим вместо себя Корнилова. Официальным предлогом для отвода армии было поддержание связи с остальной Россией и создание фланговой угрозы для армии союзников. Но реально город, защищаемый лишь небольшим гарнизоном, был брошен на произвол судьбы.

С высоты птичьего полета Севастополь выглядит так: бухта его напоминает горизонтально лежащую латинскую букву V с очень узким раствором – ее острый конец глубоко разрезает сушу, а широкий уходит в море. Город – как тогда, так и в наши дни – официально разделен на две части: южную и северную. Южная сторона по большому счету и являлась Севастополем. Северная же была почти никак не укреплена и очень малолюдна. Притом что союзники наступали с севера на юг, они автоматически вышли сначала к северной стороне и могли бы почти беспрепятственно ее оккупировать. После этого при отсутствии армии Меншикова, уже покинувшей город, и огромном численном превосходстве англичан, французов и турок, чьи действия поддерживал следовавший за ними вдоль побережья могучий флот, судьба Севастополя была бы решена в считаные дни.

Дальнейшие события стали следствием двух невероятных ошибок, допущенных и стороной союзников, и русской стороной.

Утром 10 сентября 1854 г., спустя два дня после событий на Альме, в стане союзников произошел раскол. Одни генералы справедливо полагали, что следует немедленно захватить северную сторону Севастополя. Однако другие почему-то считали, что необходимо подойти к городу с юга, где находилась чрезвычайно удобная Балаклавская гавань (напомним, вход в Севастопольскую гавань союзническому флоту преграждали затопленные корабли). Окончательное решение принял командующий силами французов маршал Сент-Арно: несмотря на то что в сложившихся обстоятельствах осуществить захват города было очень легко, он тем не менее приказал идти на юг. Командующий английскими войсками Реглан не проявил инициативы и согласился с этим странным решением.

Что же подтолкнуло маршала настоять на этом? Возможно, плохое состояние здоровья, которое препятствовало ему мыслить здраво. Ровно через неделю Сент-Арно скончался.

Вот что записал после этого Корнилов в своем дневнике: «Должно быть, Бог не оставил еще России; конечно, если бы неприятель прямо после Альминской битвы пошел на Севастополь, то легко бы завладел им» [3].

Однако на этом судьбоносные ошибки не закончились. На рассвете 13 сентября армия Меншикова, продвигавшаяся к Бахчисараю, вдруг обнаружила позади и в стороне от своего арьергарда длинную колонну французов и англичан, следовавших на юг, к Балаклаве. Удивлению русского командующего не было предела: он-то полагал, что слабые укрепления северной стороны Севастополя уже взяты приступом и судьба города решена. Куда же направляются французы и англичане?

Если бы в этот момент Меншиков принял решение атаковать утомленную и сильно растянувшуюся армию союзников, ей можно было нанести огромный урон и, возможно, даже сорвать осаду Севастополя. Но Меншиков допустил, чтобы неприятель осадил город.

В итоге Севастополь не был взят союзниками сразу, но не был избавлен и от осады. Городу предстояли тяжелейшие испытания.

Оборона Севастополя

Готовясь осаждать Севастополь, французская армия расположилась между Стрелецкой и Камышовой бухтами. Англичане практически без боя заняли Балаклаву (ближайший пригород Севастополя, сейчас официально входящий в состав города). Балаклава выстроена вокруг чрезвычайно удобной бухты – Балаклавской, где благодаря особенностям ландшафта даже в самый сильный шторм на море всегда полный штиль.

Во все эти бухты безостановочно заходили корабли, выгружая боеприпасы и осадные орудия.

Союзникам было очевидно, что немедленный штурм города невозможен, поэтому решено было сперва подвергнуть его бомбардировке.

Она началась 5 октября 1854 г. Однако за месяц, прошедший с момента сражения на Альме, Севастополь уже нельзя было назвать совершенно незащищенным.

Воспользовавшись отсутствием Меншикова, руководитель обороны города Корнилов назначил талантливого военного инженера Эдуарда Ивановича Тотлебена распоряжаться сооружением укреплений. Качество его работы во французском лагере оценили следующим образом: «Нужно согласиться, что Тотлебен… показал себя более искусным инженером, чем его противники, и что он расположил свои батареи так, что они причиняли союзникам больше ущерба, чем батареи союзников – защитникам города» [3].

Узнав о том, что противник перешел на Южную сторону [6], к осажденному Севастополю вернулся со своей армией Меншиков, создав этим реальную угрозу для неприятеля. По просьбе Корнилова он даже прислал защитникам города подкрепление.

Итак, 5 октября на город обрушился огонь артиллерии. Вот как описывает обстрелы один из участников событий, севастополец Г. Славони: «В час пополудни подвинулся к укреплениям и неприятельский флот и открыл по ним страшную пальбу. Закипел бой ужасный: застонала земля, задрожали окрестные горы, заклокотало море; вообразите только, что из тысячи орудий с неприятельских кораблей, пароходов и с сухопутных батарей, а в то же время и с наших батарей разразился адский огонь. Неприятельские корабли и пароходы стреляли в наши батареи залпами; бомбы, каленые ядра, картечи, брандскугели и конгревовы ракеты [7] сыпались градом; треск и взрывы были повсеместны; все это сливалось в страшный и дикий гул; нельзя было различить выстрелов, было слышно одно только дикое и ужасающее клокотание; земля, казалось, шаталась под тяжестью сражающихся. И я видел это неимоверно жестокое сражение; ничего подобного в жизнь свою я и не думал видеть, ни о чем подобном не слыхал и едва ли когда-нибудь читывал. И этот свирепый бой не умолкал ни на минуту, продолжался ровно 12 часов и прекратился тогда лишь, когда совершенно смерклось. Мужество наших артиллеристов было невыразимо. Они, видимо, не дорожили жизнью» [там же].