Вкус невинности - Роксана Михайловна Гедеон

показывая, что безразличный тон племянника заставляет его сомневаться в своей правоте, - рано или поздно вы найдете в этом доме что-то любопытное. Разве не говорил я вам? Здесь царит не только госпожа Эрио, у нее бывают и другие особы такого же порядка.

- Я их знаю, как своих пять пальцев, любезный дядюшка, - с видимым раздражением произнес граф де Монтрей, - и они всюду одинаковы, так что совершенно не надо было наряжаться и тащиться сюда. Если уж вам так непременно нужно было заняться моим воспитанием, вы нашли бы мне дюжину таких на Пляс - Пигаль[7].

- Вы слишком самоуверенны, Эдуард. Вы хотите казаться хуже, чем вы есть.

- Чего ради стал бы я лгать? - ледяным тоном возразил граф.

Он был зол на самого себя за то, что приехал сюда. Женщин он действительно знал, и если бы занялся перечислением того, что знает о них, то шокировал бы барона. К дамам из высшего света у него с недавних пор было инстинктивное отвращение - он избегал флиртов с ними, не замечал кокетства, старательно обходил все попытки завязать с ним роман. Девицы и вдовы не нравились ему еще больше, чем замужние, потому что явно хотели замужества и гонялись за его деньгами. Очень, очень многие хотели за него замуж. Но в душе у него был лед, и ему становилось тошно при мысли, что рано или поздно придется впустить какую-то чужую женщину в свою жизнь и в свой дом. Все, что ему нужно было, - это забытье, минутное наслаждение, иногда ночь самого разнузданного разврата, но даже помыслить о том, что какая-то особа будет вечно рядом с ним, сломает его привычки, ограничит свободу - нет, это было невыносимо. Он никого не любил. Он был согласен платить за утехи и, говоря по чести, предпочитал простых продажных женщин с улиц, которые ни на что не претендуют, не скрывают своего статуса и которых он тут же забывал. У них было хоть одно достоинство - искренность. Так называемые золотые куртизанки ему не нравились. К чему все это? К чему обставлять таким шиком то, что совершенно одинаково со всеми женщинами?

На миг череда женских лиц прошла у него перед глазами - актрисы, продавщицы, проститутки из Пале Рояль. Он не помнил ни имен, ни лиц. Тем более подробностей. Голос барона вывел его из замешательства:

- Так что же, войдем?

- Извольте, - так же холодно отвечал Эдуард.

Они вошли. Швейцар принял у них цилиндры и трости. Барон де Фронсак, по-видимому, был здесь свой, лакей сразу узнал его и, вероятно, предупрежденный заранее, объявил:

- Господин барон де Фронсак.

- Господин граф де Монтрей.

В доме пахло духами и слегка - табаком. Людей в салоне было множество. Дверь налево была полуоткрыта, там виднелись ломберные столы и вовсю шла игра. В гостиной звучала музыка, вальсировали пары, сияли белизной обнаженные женские плечи, мелькали эполеты и ордена. Эдуард, предупрежденный о фальшивости этих орденов, инстинктивно поморщился.

- А вот и госпожа Эрио, - негромко произнес барон.

К ним, разворачивая широкий веер из черных перьев, приближалась высокая, в меру пышная женщина в платье из дорогого черного бархата, отделанного муаром, с браслетами на красивых голых запястьях. Вырез лифа был заколот изящной золотой брошью. Корсаж облегал чуть вздымающуюся - видимо, после танца - грудь и тонкую талию. Хозяйка дома обладала поистине великолепной фигурой, где все нужные округлости были на месте. От нее веяло женственностью, свежей чувственной плотью. Госпожа Эрио была замечательно красивая брюнетка с очень белой кожей и горячим взглядом карих глаз. Ее красиво причесанные волосы блестели, словно черный шелк.

Барон склонился, целуя ей руку, Гортензия скользнула теплым взглядом по красивому молодому человеку

- Вы пришли с другом, господин де Фронсак?

- С племянником, мадам.

- Ах вот как! Для всех, кого вы знаете, здесь открыты двери. Для родственников - тем более… - Снова взглянув на Эдуарда, она добавила: - Друзья господина барона - мои друзья.

Не ответив, Эдуард прикоснулся губами к ее руке. В его душу уже заползал холодок. Случилось то, что он и предвидел. Эта черноволосая куртизанка, называющая себя графиней, безусловно, очень хороша - в этом смысле дядюшка оказался прав, и Эдуард охотно провел бы с ней ночь. Впрочем, если бы это не удалось, он ничуть не печалился бы. И не добивался бы ее… Хуже всего было то, что она была понятна с первого взгляда. Эти ее глаза, страстные, горячие, выдавали прирожденную шлюху. Спит с мужчинами иногда за деньги, иногда и по желанию. Большого ума за этим чистым лбом нет, нет так же ни принципов, ни особой совести. Жизнь несет ее, куда захочет, по глазам видно, что мадам Эрио не особо задумывается над тем, что творит, и покоряется инстинктам. Словом, куда кривая выведет. Боже мой, да он забудет ее на следующее же утро - забудет и эти глаза, и эти волосы, и все ее ласки, ибо таких, как она, поистине пруд пруди. Просто не всем везет так, как ей, - но это оттого, что в ней больше ловкости и лжи, чем у других.

Впрочем, что за толк было размышлять обо всем этом? Она не воспламенила его, между ними не промелькнула искра, и он знал, что уже особенно ничего и не будет, что бы она ни предпринимала и как бы ее дядюшка ни уговаривал. Эдуард снова скучающим взглядом оглядел зал. Что за глупость была приходить сюда! Да если бы дело было только в женщине, это было бы еще только полбеды. Но дело-то в нем самом. Он, вероятно, вообще не способен влюбляться. Он даже увлечься не может. Долгое время он надеялся: возможно, мелькнет в вихре развлечений чье-то лицо, женское, разумеется, которое воскресит в нем не только физический пыл, но и душевный, воскресит настолько, что ему захочется сблизиться с этой женщиной, слиться с ее душой воедино, проникнуть в ее мысли. Но проходили месяцы, он видел множество женских лиц, и они, как тени, проходили мимо. Он никем не интересовался. Может быть, это они были неинтересны? Или, возможно, он сам был слишком холоден?

- Я похищу вас на минуту, дорогая графиня, - произнес барон, увлекая Гортензию в сторону. - Так вот, я должен вам объяснить…

Они удалились. Эдуард усмехнулся, проследив за ними взглядом. Бедный Жозеф, он наверняка объясняет этой даме цель их