Сполохи юности - Николай Углов

Поначалу выпивал мало, чтобы не заметила мать. Беляи опять начали наглеть. Они остались верны себе! Наберут бутылок, перекинут через забор мне и опять туда! Начинают реготать, хохотать, шуметь – валят ряды с пустыми ящиками. Грохот, шум поднимается, пока не выскочат соседи на лай собак или сторож ахнет из ружья, просунув ствол через форточку. Бутылки братья таскали к себе, но несколько раз принесли и ко мне. Шубиха спала на веранде и заметила нас с пустыми бутылками. Она сказала об этом матери. Что тут началось! Мать расплакалась:

– Что ты делаешь, Колька! Ты что, в тюрьму хочешь? Чтобы я на дух здесь твоих Беляевых не видела!

Филипп Васильевич вторил:

– Если ещё раз полезете на винзавод за бутылками, сам заявлю в милицию!

Это подействовало! Я понял, что мы с Беляевыми заходим слишком далеко, и это добром не кончится. Категорически отказался от набегов на винзавод.

Как-то вечером Беляи приходят ко мне, и Вовка говорит:

– Колька! Сегодня пойдём хохмить! Не бойся, будет очень интересно! Пошли в «Медик»! Будем швырять булики и дразнить сторожа!

На краю курортного парка, рядом с городом, располагалось большое здание клуба медработников. Днём там занимались в десятках кружков и секциях сотни человек, взрослые и дети. Это был в то время один из основных источников культуры в Кисловодске. Впоследствии его снесли и не построили больше подобного прекрасного очага культуры в городе!

Так вот, большой старинный клуб стоял прямо под горой. Крыша была жестяная. Наверху, на горе были кусты. Очень удобно прятаться. Приходим поздно вечером, когда все уже прекратили занятия и в клубе остался один сторож. Набираем в карманы много буликов (камней) и давай швырять по крыше клуба. Грохот неимоверный! Мы хохочем. Сторож выскочит, поорёт, поорёт, успокоится и назад заходит. Мы опять кидаем камни на крышу и регочем. Сторож в ярости начинает палить из ружья, а нам хоть бы что! Лежим в кустах за бугром в канавке и хохочем. И так много раз повторяли, и всё сходило с рук! Как и на винзаводе!

Однажды поздним вечером возвращались домой, основательно позлив сторожа. Идём напрямую через парк, веселимся, вспоминаем подробности. Подошли к санаторию Орджоникидзе. Он стоит на горе. Дорога к нему вьётся серпантином. Около котельной стоит большая тачка. С тонну груза могла она вместить! Видно, на ней подвозили со склада к топкам котлов уголь. У Беляев созревает решение:

– Колька! Смотри! Серпантин проходит левее. За котельной только небольшие кустики. Давайте все втроём разгоним тачку вниз под гору. Там только целина и крутой уклон. Тачка может долететь до улицы Декабристов или до винзавода! Вот будет хохма!

Схватили тачку. Сначала тихо, а затем всё быстрее покатили под гору. Как понеслась вниз тачка напрямую по целине, ломая кусты! Всё быстрее и быстрее! Шум, грохот такой, что забрехали собаки на всей Будённовке. А тачка так ахнула внизу, врезавшись и проломив деревянный забор винзавода, что зажглись огни в окнах близлежащих домов! Всех разбудили! А нам весело, ржём, катаемся по земле! Долго потом вспоминали:

– Как здорово получилось!

Беляевы в очередной раз придумали этим летом новое:

– Колька! Идём на озеро купаться! Мы взяли две бутылки «Хереса». Выпьем, покатаемся на лодке, попрыгаем с вышки.

В западной части города находилось довольно большое озеро. Говорили, что его сооружали после войны всем городом. Тысячи людей работали безвозмездно, копая и отвозя грунт вручную! Соорудили трибуны на тысячу мест, проводили соревнования пловцов и гребцов. На лодочной станции было более сотни прекрасных лодок. Разбили парк, дорожки, насыпали песочный пляж, соорудили навесы. Работала столовая и буфет. Тысячи горожан с детьми отдыхали там летом! Бардак современных властей прокатился и здесь! Сейчас озеро заросло лесом, всё разрушено!

Так вот, приходим, купаемся в семейных трусах, так как плавок в то время не было. Беляевы прыгают с десятиметровой вышки! Притом, как попало: и вниз головой,

по-всякому! Ничего не боятся! Несколько раз у них слетали трусы. Они только хохочут, ловят их в воде, пока не утонули, одевают. Я же начинаю с пятиметровой, затем семиметровой вышки. Беляи орут:

– Колька! Не бзди! Прыгни с десятиметровой!

Залезаю на самый верх! Ужас! Как можно – вниз головой? Ни за что! Долго и нерешительно стою на верхней площадке. Беляевы внизу регочут:

– Давай! Смелей! Прыгай!

Зажмурив глаза, «столбиком» прыгаю вниз! Нормально! Только чуть пятки отбил. Со временем прыгнул и вниз головой. Беляевы, накупавшись и напрыгавшись, кричат мне:

– А теперь будет самое главное! Пошли заказывать лодку, покажем тебе высший трюк и шик!

Заплыли втроём подальше от трибун в конец озера. Беляи достают две бутылки «портянки» из сумки. Говорят:

– Пить будем так. Становишься на самый нос лодки, откупориваешь бутылку, падаешь медленно в воду как столб, не шевельнувшись и не складываясь. Пьёшь вино до самого вхождения в воду и в момент погружения надо успеть пальцем заткнуть бутылку, чтобы сохранить вино, а самому не захлебнуться!

Что и говорить, рискованный трюк! Беляевы прыгают просто великолепно! Они не впервой, видно. Второй-третий раз повторяют трюк, а затем раскупоривают вторую бутылку:

– Давай, Колька! Твоя очередь! Не бойся! Давай, давай!

У меня ничего не получается! Но вина я успел хлебнуть и сохранил оставшееся. Сколько хохоту! Нам нравится это развлечение! Люди на лодках собрались вокруг нас, смотрят, тоже смеются. Сколько геройства было в этом! Надолго запомнились мне эти оргии на воде! Ещё раза три мы приходили на озеро.

Как-то вечером сидели у Беляевых дома, отдыхали. Они играли мне на баяне по очереди свои любимые мелодии. Матери и отца не было дома. Мы потягивали столь любимый ими «Херес». Закончился, показалось мало. Федька говорит мне:

– Денег у нас всего рубль. На него «Хересу» не купишь, только «Портвейн»! А вот «портянки» в нашем магазине «Станпо» на Революции нет, только на Широкой. Давай, Колян, дуй за вином! Ты старше – нам не дадут. Только бегом!

Знал бы я, чем может обернуться эта покупка мне! Я чуть не угодил в тюрьму! Прибежал в магазин на улице Широкой, успел. Уже поздно, в магазине никого нет. Продавец – чёрный, молодой, красивый армянин, посмотрел на меня и протянутую смятую рублёвку, сказал мне:

– Парнишка! Ты уже пьян, я тебе не продам вино! Во-вторых, тебе нет восемнадцати лет! Иди отсюда!

Что-то взыграло во мне! Неожиданно даже для себя непонятная дерзость и смелость вырвались наружу:

– Нет, продашь! Я тебе что говорю – дай бутылку «портянки»!

Продавец отвернулся. Я начал приставать. Он резко крикнул:

– Не дам! Уходи!

Тогда, не совладев со своими нервами, и не помня себя от ярости, выхватил из кармана перочинный нож, которым только что у Беляевых открывал «Кильку в томатном соусе», яростно закричал:

– Ну, Ашотик, держись! Не быть тебе сегодня живым! Не выйдешь отсюда!

Продавец дёрнулся, побагровел, но сдержался. Я вышел из магазина и начал демонстративно прогуливаться перед освещёнными витринами магазина. Прошло с полчаса. Магазин должен был уже давно закрыться, но продавец почему-то медлил. Он забеспокоился, наблюдая через окна за мной. Это вызвало у меня ещё большую агрессию:

– «Ага, гад! Боится меня! Трусит».

Теперь я, засунув руки в карманы, остановился напротив освещённого витража и грозно смотрел на продавца. Непонятное упорство не проходило. Самолюбие ликовало: продавец, видно, не на шутку струхнул! Народу не было, лишь редкие покупатели заходили в магазин. Армянин о чём-то гово-рил с единственной женщиной, тоже, видно, продавщицей.

Это меня начало веселить. Гнев прошёл, выпить давно расхотелось, а к Беляевым домой уже, наверное, со второй смены пришли мать и отчим. Надо было уходить домой. Женщина зашла за прозрачную тюлевую занавеску и о чём-то долго говорила по телефону. Я начал соображать, что «дело пахнет керосином». Отошёл от освещённых окон и потихоньку перешёл на противоположную сторону улицы. Стал в тёмном углу у почтового отделения. Почти сразу же к магазину подъехала милицейская машина. Из неё вышел милиционер с четырьмя дружинниками. Они зашли в магазин. Я быстро перебежал через улицу на территорию парка санатория «Москва» и там вдоль ручья побежал на Овражную.

Как-то мать наварила ленивых вареников. Садимся ужинать. На столе вареники и две маленькие стеклянные баночки со сметаной. Тогда их выпускали в небольшой расфасовке. Приходит пьяный Пастухов. Сразу вызверился на меня: